Александр Васильев - История Византийской империи. Т.2 Страница 24

Впервые в начале шестидесятых годов французский ученый Мас-Латри (Mas-Latrie), автор известной истории острова Кипра, выставил обвинение Венеции в том, что она, имея крупные торговые выгоды в Египте, заключила тайный договор с египетским султаном и вследствие этого искусно заставила крестоносцев оставить первоначальный план похода на Египет и направиться против Византии. Затем немецкий византинист Карл Гопф (Hopf), казалось, окончательно доказал измену венецианцев христианскому делу, утверждая, что договор Венеции с египетским султаном был заключен 13 мая 1202 года. Хотя Гопф не привел текста договора и не указал, где последний находится, авторитет немецкого историка был настолько велик, что его точка зрения у многих не вызывала сомнений. Однако, довольно скоро оказалось, что у Гопфа никакого нового документа в руках не было, а сообщенная им дата поставлена была им произвольно. Французский ученый Аното (Hanotaux), исследовав снова вопрос, опровергнул обвинение венецианцев в измене, а следовательно, и «теорию преднамеренности», по крайней мере в последнем смысле. Но, по мнению того же ученого, если и считать венецианцев главными виновниками изменения пути четвертого похода, то в этом можно усматривать другие причины: желание подчинить возмутившуюся Зару, восстановить на византийском престоле свою креатуру, отомстить Византии за расположение Алексея III к пизанцам и, может быть, надежду при возможном распадении империи получить что-либо в свою пользу. Во всяком случае, теория Гопфа в настоящее время может считаться опровергнутой. Если же венецианцы в самом деле могут быть обвинены в измене, то во всяком случае они учинили ее не вследствие тайного договора с мусульманами, а исключительно имея в виду свои торговые интересы в пределах Византийского государства.

Но представители «теории преднамеренности» не ограничились только попытками доказать факт измены Венеции. В 1875 г. появился новый мотив, проводимый особенно французским ученым графом Рианом (comte de Riant), который доказывал, что главным виновником перемены направления похода был не Дандоло, а отвергнутый папою Иннокентием III германский король Филипп Швабский, зять низложенного Исаака Ангела, женатый на его дочери и сестре царевича Алексея. В глубине немецкой земли была сплетена искусная политическая интрига, которая должна была направить крестоносцев на Константинополь. Исполнителем же планов Филиппа на Востоке явился Бонифаций Монферратский. В изменении направления похода граф Риан видит один из эпизодов вековой борьбы папства и империи. Своей руководящей ролью в походе Филипп унижал папу и его идею крестового похода; получив в восстановленном византийском императоре союзника, Филипп мог надеяться на успех в его борьбе с папством и своим соперником в Германии Оттоном Брауншвейгским. Однако этой теории Риана был нанесен удар работой В. Г. Васильевского, который показал, что бегство царевича Алексея на Запад имело место не в 1204 году, как думали историки, а в 1202, так что для «сложной, издалека задуманной политической интриги» Филиппа не остается, пожалуй, места и времени; «немецкая интрига окажется, пожалуй, таким же призраком, как и венецианская». К этому надо прибавить добросовестное исследование француза Тессье (Tessier) о том же походе, где французский исследователь на основании разбора и оценки современных источников, отрицает исключительную роль германского государя и возвращается к признанию наибольшего значения за рассказом Виллардуэна, т.е. возвращается к тому, что было господствующей точкой зрения до начала шестидесятых годов XIX века, т.е. к «теории случайностей». Тессье говорит, что четвертый Крестовый поход был французским Крестовым походом и что завоевание Константинополя было не германским, не венецианским достижением, а французским. Что же осталось из «теории преднамеренности» Риана? Осталось лишь то, что Филипп Швабский принимал участие в изменении направления похода и имел притязания, подобно Генриху VI, на Восточную империю; но источники не дают права утверждать, что какой-либо руководящий тонкий план, от которого зависела бы судьба всего похода, существовал.

В конце XIX века немецкий историк В. Норден, отрицая окончательно «теорию преднамеренности» и соглашаясь в принципе с «теорией случайностей», углубил последнюю и рассматривал четвертый Крестовый поход в рамках отношений Запада к Востоку, стараясь вскрыть внутреннюю связь между четвертым походом и историей предшествующих ста пятидесяти лет.

В результате, в сложной истории четвертого Крестового похода действовали разнообразные силы, исходящие от папы, Венеции и германского государя на Западе и из внешних и внутренних условий Византии на Востоке. Все эти силы, переплетаясь между собой и влияя друг на друга, создали в высшей степени сложное явление, не вполне ясное в некоторых сторонах его и по настоящее время. «Это, — говорит французский историк Люшер, — никогда не будет известно, и у науки есть возможность сделать что-то лучшее, чем дискутировать неразрешимую проблему». А. Грегуар недавно зашел столь далеко, что сказал: «на деле нет проблемы четвертого Крестового похода».

Однако совершенно ясно, что среди всех планов, надежд и осложнений над всем преобладала твердая воля Дандоло и его непоколебимая решительность развивать торговую деятельность Венеции, для которой обладание восточными рынками обещало неограниченное богатство и блестящее будущее. Кроме того, Дандоло был обеспокоен возрастанием экономического могущества Генуи, которая в это время на Ближнем Востоке, и в Константинополе в частности, начинала завоевывать сильные позиции. Экономическое соперничество между Венецией и Генуей также нужно принимать во внимание, когда обсуждается проблема четвертого Крестового похода. Наконец, невыплаченный Византией долг Венеции за венецианскую собственность, захваченную Мануилом Комнином, также может иметь известное отношение к изменению направления четвертого Крестового похода.

В конце июня 1203 года крестоносный флот появился у Константинополя, который тогда, в глазах людей Западной Европы, по словам современного византийского историка Никиты Акомината, «представлял собой в совершенстве знаменитый изнеженностью Сибарис». Участник похода, французский писатель Виллардуэн в таких выражениях описывает глубокое впечатление, произведенное на крестоносцев видом византийской столицы: «Так вот, вы можете узнать, что они долго разглядывали Константинополь, те, кто его никогда не видел, ибо они не могли и представить себе, что на свете может существовать такой богатый город, когда увидели эти высокие стены, и эти могучие башни, которыми он весь кругом был огражден, и эти богатые дворцы, и эти высокие церкви, которых там было столько, что никто не мог бы поверить, если бы не видел собственными глазами и длину, и ширину города, который превосходил все другие города. И знайте, что не было такого храбреца, который не содрогнулся бы, да это и вовсе не было удивительно; ибо с тех пор, как сотворен мир, никогда столь великое дело не предпринималось таким числом людей».

Казалось, что укрепленная столица могла с успехом противостоять не особенно многочисленным крестоносцам. Однако, последние, высадившись на европейском берегу и овладев предместьем Галатой, на левом берегу Золотого Рога, перерезали защищавшую вход в него железную цепь, проникли в гавань и сожгли много византийских судов. В это же время рыцари пошли на приступ самого города. Несмотря на отчаянное сопротивление, особенно со стороны наемных варяжских отрядов, крестоносцы в июле овладели городом. Безвольный и вялый Алексей III бежал из столицы, успев захватить с собой государственную казну и драгоценности. На престоле восстановлен был освобожденный из заключения Исаак II, а его соправителем был объявлен сын его царевич Алексей, приехавший, как известно, с крестоносцами (Алексей IV). Это была первая осада и первое взятие крестоносцами Константинополя в целях восстановления Исаака II на престоле.

Крестоносцы с Дандоло во главе, восстановив Исаака на престоле, требовали от его сына исполнения данных им обещаний, т.е. уплаты крупной суммы денег и отправления в крестовый поход, на чем уже настаивали западные рыцари. Алексей IV, уговорив крестоносцев не оставаться в Константинополе, а расположиться в его предместье, и не имея возможности уплатить всю сумму, умолял их дать ему отсрочку. Это повело к обострению отношений между латинянами и византийцами. В самом городе росло неудовольствие населения против политики императоров, приносивших интересы государства в жертву крестоносцам. В столице вспыхнуло восстание, в результате которого императором был провозглашен в начале 1204 года честолюбивый Алексей Дука Мурзуфл, свергнувший Исаака II и Алексея IV. Первый вскоре умер в темнице, а Алексей IV был, по приказанию Мурзуфла, задушен.