Марк Твен - Личные воспоминания о Жанне дАрк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря Страница 24

На этом приказ кончался, и громовое "ура" снова звучало по улицам города, проникая во все его уголки.

Главнокомандующий французской армией, начальник над принцем крови! Еще вчера Жанна была ничем, а сегодня вот она кто! Еще вчера она не была ни сержантом, ни капралом, ни даже простым солдатом - сегодня она одним шагом взошла на вершину. Вчера она не могла командовать ни одним новобранцем сегодня ее приказание стало законом для Ла Гира, Сентрайля, Дюнуа и всех славных ветеранов, мастеров военного дела. Вот о чем я размышлял, пытаясь уяснить себе свершившееся чудо.

Мысль моя обратилась к прошлому, и передо мной возникла картина такая отчетливая, словно дело было вчера, - да и не так давно это было, в начале января того же года. Вот что я вспомнил. Крестьянская девушка из глухой деревушки, еще не достигшая семнадцати лет, никому не известная, точно и она и ее деревня находились на другой стороне земного шара. В тот день она где-то подобрала и принесла домой бездомного скитальца, маленького серого котенка, полумертвого от голода; она накормила и приласкала его, и он, исполнившись к ней доверия, свернулся клубочком у нее на коленях, а она вязала грубый чулок и думала, мечтала - кто знает, о чем? Котенок не успел еще вырасти в кошку, а девушка стала главнокомандующим французской армией и имеет под своим началом принца королевского дома; из безвестности ее имя взошло над нами словно солнце и осветило всю страну. От этих дум у меня кружилась голова - до того все это казалось невероятным.

Глава X. Меч и знамя Девы

Первым делом Жанны в ее новой должности было продиктовать письмо английским военачальникам, осаждавшим Орлеан, с требованием сдать все занятые ими крепости и отступить за пределы Франции. Казалось, письмо было ею обдумано заранее, - с такой легкостью лились из ее уст слова, слагаясь в сильные и яркие выражения. Впрочем, может быть, и нет, - она всегда отличалась острым умом и острым языком, а за последние недели все ее способности удивительно развились. Письмо надлежало немедленно отправить из Блуа. Люди, провиант и деньги теперь текли к нам рекой: Жанна назначила Блуа сборным пунктом и провиантским складом, а командование им поручила Ла Гиру.

Прославленный Дюнуа, отпрыск герцогов, правитель Орлеана, уже давно просил, чтобы Жанну поскорее отправили к нему, и теперь от него прискакал еще один гонец - старый служака д'0лон, человек достойный и верный. Король задержал его и назначил начальником над свитой Жанны, а свиту приказал предоставить ей набрать самой, чтобы численностью и званиями эта свита соответствовала ее высокому рангу; он также приказал снабдить свиту оружием, одеждой и конями.

Для Жанны король заказал в Туре доспехи. Они были из лучшей стали, выложены серебром, богато украшены чеканным узором и отполированы, как зеркало.

Голоса поведали Жанне, что в алтаре церкви св. Екатерины в Фьербуа спрятан старинный меч[15], и она послала за ним де Меца. Священникам церкви ничего не было известно об этом, но когда стали искать, то действительно нашли меч, зарытый в земле. Он был без ножен и сильно заржавел; священники отчистили его и отправили в Тур, куда мы должны были прибыть. Они изготовили для него ножны из алого бархата, а жители Тура сделали еще одни ножны - парчовые. Но Жанна хотела, чтобы меч всегда был при ней в бою, поэтому она велела убрать парадные ножны и сделать простые, кожаные. Многие говорили, что меч этот принадлежал Карлу Великому, - но кто знает? Я хотел наточить его, однако Жанна сказала, что это не нужно: она никого не собирается убивать и будет носить его только как знак своей должности.

В Туре она заказала знамя и дала расписать его шотландскому живописцу Джеймсу Пауэру. Оно было из тонкой белой парчи, с шелковой бахромой. На нем был изображен Бог-отец, восседающий на облаках, с земным шаром в руке; у ног его - два коленопреклоненных ангела с лилиями и надпись: "Иисус, Мария". На оборотной стороне - два ангела, поддерживающие корону Франции.

Она велела также сделать малое знамя, или хоругвь, с изображением ангела, протягивающего лилию деве Марии.

В Туре царило необычайное оживление. Слышался то грохот военной музыки, то мерный топот - это отряды новобранцев уходили в Блуа. Песни и крики "ура" не смолкали ни днем, ни ночью. В город нахлынуло множество пришлых людей; постоялые дворы были переполнены; всюду шли приготовления; всюду виднелись радостные, оживленные лица. Около штаба Жанны постоянно толпился народ, стараясь увидеть нового военачальника, и когда это удавалось, народ ликовал; только удавалось это редко, потому что у Жанны не было свободной минуты: она составляла план кампании, получала донесения, отдавала приказы, рассылала гонцов и должна была еще уделять время знатным посетителям, толпившимся в ее приемной. А мы почти не видели ее - так она была занята.

Нами овладело беспокойство: Жанна еще не набрала свою свиту - вот это-то нас и тревожило. Мы знали, что ее осаждают просьбами о должностях и что за каждого кандидата хлопочет какое-нибудь важное лицо, а за нас хлопотать было некому. Она могла набрать свиту из одних титулованных особ, которые со своими связями были бы для нее опорой и поддержкой. Неужели при таких обстоятельствах она вспомнит о нас? Вот почему мы не радовались вместе со всем городом, а, наоборот, приуныли.

Иногда мы взвешивали наши ничтожные шансы и старались все-таки не терять надежды. Паладин и говорить об этом не мог: если у нас была хоть какая-то надежда, то у него не было никакой. Обычно Ноэль Рэнгессон и сам избегал касаться этого предмета, но только не в присутствии Паладина. Однажды, когда мы все-таки заговорили о свите, Ноэль сказал:

- Не унывай, Паладин! Мне нынче приснилось, будто ты один из всех нас получил должность. Не бог весть какую - не то лакея, не то еще какого-то слуги, но все же...

Паладин приободрился и повеселел: он верил в сны и всевозможные приметы. Он сказало надеждой в голосе:

- Вот хорошо, если б сбылось. А как ты думаешь - сбудется?

- Наверняка! Мои сны почти всегда сбываются.

- Ноэль, если твой сон сбудется, я тебя расцелую! Слуга при главнокомандующем французской армией - ведь про него узнает весь свет! Дойдет и до нашей деревни. Пусть подивятся! А еще говорили, что из меня не будет толку. Так ты думаешь - сбудется?

- Ручаюсь.

- Ноэль, уж если сбудется - век тебе буду благодарен! Одна ливрея, должно быть, чего стоит! Пусть узнают в деревне, то-то будут дивиться эти олухи! "Слыхали, скажут, наш-то Паладин - слуга у самого главнокомандующего, у всех на виду! До него теперь, скажут, рукой не достанешь!

Он стал расхаживать по комнате и так размечтался, что мы не могли за ним угнаться. Но вдруг он остановился; радость на его лице померкла и сменилась тревогой. Он сказал:

- Ох нет, не бывать этому! Как же это я позабыл про ту несчастную историю в Туле? Я с тех пор старался не попадаться ей на глаза, думал забудет, и простит. Да нет, не забудет! Разве можно такое забыть? А ведь если рассудить, я не виноват. Почему я говорил, что она обещала выйти за меня замуж? Потому что меня подучили, ей-богу подучили! - Дюжий детина готов был заплакать. Он проглотил слезы и сказал сокрушенно: - Раз только в жизни и соврал, и надо же было...

Его прервали негодующие возгласы, но не успел он продолжить, как явился ливрейный слуга д'0лона и сказал, что нас требуют в штаб. Мы встали, а Ноэль сказал:

- Ну, что я вам говорил? Недаром я, значит, пророчил! Сейчас он получит должность, а нам надо будет его поздравлять. Идем!

Но Паладин побоялся идти, и мы ушли без него.

Когда мы предстали перед Жанной, окруженной блестящими рыцарями в доспехах, она встретила нас приветливой улыбкой и сказала, что берет нас всех в свою свиту, ибо хочет иметь при себе старых друзей. Это было для нас нежданной и большой честью - ведь она могла взять вместо нас знатных и влиятельных людей, - но мы не знали, как выразить ей свою благодарность и как говорить с ней, - ведь она была теперь так высоко вознесена над нами. Мы по очереди выходили вперед и получали назначение от нашего начальника д'0лона. Всем нам достались почетные должности: прежде всего - обоим рыцарям, потом братьям Жанны. Я был назначен первым пажом и секретарем, вторым пажом был молодой дворянин по имени Рэймон. Ноэля назначили гонцом для особых поручений. У нее было также два герольда и капеллан по имени Жан Паскерель; еще ранее был назначен дворецкий и несколько слуг.

Вдруг Жанна огляделась и спросила:

- А где же Паладин?

Сьер Бертран сказал:

- Он понял, что его не звали, ваша светлость.

- Нехорошо. Позовите его.

Паладин вошел со смиренным и виноватым видом. Он остановился в дверях, не решаясь подойти ближе. Было видно, что он испуган и растерян. Жанна приветливо обратилась к нему и сказала:

- Я следила за тобой в походе. Начал ты плохо, но потом пошло лучше. Ты с детства любил хвастать, но в тебе скрыта настоящая отвага, и ты у меня еще проявишь ее.