Амеде Ашар - Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем Страница 24

Таким образом, в сеньоре Жане де Верте соединялись спесь тамплиеров, бахвальство офицера, выслужившегося из рядовых, необузданный нрав, пиратская свирепость и вместе с тем дерзость и ум.

Что заставило Армана-Луи остерегаться всех этих плохих и хороших качеств барона - так это то, что Жан де Верт заприметил м-ль де Сувини.

Г-н де Шофонтен, со своей стороны, уверял, что Жан де Верт будто бы неравнодушен и к м-ль де Парделан.

- Ах, что за удовольствие было бы рассечь его лицо на четыре части! сказал Арман-Луи.

- С какой радостью я всадил бы свою шпагу в его живот! - согласился с ним Рено.

Самым грустным, однако, было то, что и тот и другой выглядели довольно жалко на фоне брабанского сеньора. Да и возможно ли сразиться, соперничать с человеком, умело расточающим серенады дамам и заваливающим замок роскошными подарками, которые заставляли ахать и восторгаться даже челядь!

Враждебность французских дворян, которую Жан де Верт, кажется, почувствовал, подстрекала его к ещё более чрезмерной щедрости.

Карманы барона напоминали бочку Данаид, с той лишь разницей, что если мифологическая бадья не могла наполняться, то карманы Жана де Верта не могли опустошаться.

Известно, что в замке Сент-Вест иногда играли по-крупному. Жан де Вест, который, казалось, открыл где-то золотую жилу, сокровища которой использовал с выгодой для себя, проигрывал или выигрывал в карты такие суммы и так небрежно, как если бы пистоли и дукаты были для него всего лишь песчинками или речной галькой.

Однажды вечером в замке была разыграна карточная партия между ним и норвежским дворянином. Г-н де Шофонтен, сидевший возле стола, внутренне, в душе, желал норвежцу удачи. Это было единственным, чем он мог рисковать безбоязненно.

- А вы не делаете ставки? - спросил Жан де Верт, повернувшись вполоборота к Рено.

Последний, помусолив руками застежки своего довольно тощего кошелька, вместо ответа, достал оттуда две золотых монеты и бросил их на сукно.

Вопреки благоразумию, в две секунды два золотых экю были проиграны.

- Садись сюда, возможно, тут вам больше повезет, - сказал барон, указав Рено место в другом конце стола.

Рено сел. Арман-Луи, в течение нескольких дней подвергающий свое воображение пытке с единственной целью придумать тысячу предлогов, чтобы не играть, посмотрел на него растерянно.

Однако Рено уверенно тасовал карты, как будто всю свою жизнь он занимался только этим.

Какое-то время ему везло. И всякий раз золото переходило из кармана Жана де Верта в карман Рено. Везение и азарт навели его на мысли о г-не де ла Герш, который в этот момент в его воображении рисовался отчаянным капитаном, ведущих всего лишь горстку людей, чтобы сразиться с целой армией.

"Прекрасная схватка, - подумал он. - Сражение будет жесто - ким!".

Арман-Луи увеличил, между тем, число посылаемых другу сигналов бедствия, призывал его умерить свой пыл. Но с не меньшей сноровкой Рено старался не замечать их.

Жан де Верт посмеивался и доставал все новые сверкающие дукаты из своего длинного шелкового кошелька, казавшегося бездонным.

Вдруг удача отвернулась от Рено. Нужен был туз червей, а он вытащил семерку пик. Куча золотых монет, которую Рено положил с вой карман, вернулась к его противнику.

- Может, вам следовало бы остановиться? - насмешливо предложил барон.

- Отступать? Полноте! - ответил Рено.

Он стоял на своем и ввел в бой свои резервы. В мгновение ока они также были потеряны.

- Мой дорогой де ла Герш! Передай мне твой кошелек! - крикнул он решительно.

Арман-Луи поднял на католика глаза, полные тревоги.

- Мой кошелек? - переспросил он.

- Да, черт побери! Тот, что ты бросил сегодня утром в свои короткие штаны!

В такого рода ситуациях память у Рено была отменной.

- Но там мало денег, - прошептал г-н де ла Герш, подумав о завтрашнем дне.

- Все равно давай!

Арман-Луи сунул руку в карман.

- Вот! - сказал он, вынимая кошелек из самых глубоких тайников своих коротких штанов.

Это был очень приличный кошелек из испанской кожи - крепкий и круглый и такого размера, что мог вместить целое состояние, но его обвислость свидетельствовала о том, что он слишком часто бывал пустым.

- Какая прелестная вещица! - сказал барон ухмыляясь. - Как она, должно быть настрадалась за свою жизнь!

Рено открыл кошелек и сунул туда руку. Несколько дукатов слабо звякнули под его пальцами.

Игра возобновилась. Но разве могли подобные новобранцы противостоять столь многочисленным и обстрелянным войскам! Их оборона была героической, однако через несколько минут кошелек из испанской кожи, совсем плоский, лежал на углу стола. Рено встал, не произнося не слова. Кошелек погиб в честном сражении. Жан де Верт все ещё сидел, упершись локтями в стол.

- Вы намерены продолжать? - спросил он. - Я предлагаю кошелек в сто пистолей.

Рено сел и решительно подтолкнул его на сукно. Но суровый взгляд г-на де ла Герш остановил его.

- Нет, не сегодня! - сказал г-н де Шофонтен, вставая.

Через час или два, когда они вернулись к себе, Арман-Луи вывернул свой чемодан до дна, но не найдя там ни одной монеты, вопросительно посмотрел на Рено.

- Черт возьми! - ответил на его взгляд Рено. - Но мой чемодан слишком честен для того, чтобы не походить на твой! Проклятый барон забрал все!

- Значит, у нас ничего нет?

- Ничего.

- И мы находимся в Швеции?

- Это более чем забавно! - воскликнул г-н де Шофонтен.

И оба друга разразились смехом.

Эта их веселость объяснялась тем, что, во-первых, сегодня никто не танцевал с Адриен, в во-вторых тем, что Рено, долго озираясь вокруг, подобрал и украдкой сунул сегодня за пазуху цветок, упавший из-за корсажа м-ль де Парделан.

Арман-Луи распахнул окно. На дереве пел соловей. До его слуха донеслась ещё боле нежная мелодия лютни.

- Я узнаю эти жалобные звуки, - сказал Рено. - Я слышал очень похожие в трактире "Мальтийский крест".

Арман-Луи покраснел.

- О, ты уже надел плащ? - удивился г-н де Шофонтен.

- Да, - проговорил Арман-Луи и украдкой скользнул к двери.

Рефрен песни, слившийся с пением соловья, звучал невыносимо грустно.

- Как жаль, что это поет не мадемуазель де Парделан! - тихо сказал Рено.

Он набросил на плечи плащ и, проворно застегнув его, оказался у двери почти одновременно со своим другом.

- Ты тоже уходишь? - спросил, остановившись, Арман-Луи.

- Негодник! Ты не хочешь, чтобы я исцелился? - крикнул Рено с отчаянием, близким к желанию расхохотаться.

- Ах - да! Баронесса д`Игомер?

- Увы, мой бедный гугенот, она сжалилась над моими мучениями и согласна меня выслушать.

- Сегодня вечером? Значит, ты идешь к ней?

- Немедленно... Диана была так красива сегодня!.. Я бросился к коленям баронессы. В негодовании она оттолкнула меня, поклявшись, что выйдет на свой балкон сегодня к полуночи.

- И это потому-то, не моргнув глазом, ты проигрываешь мои деньги?

- Пожалей меня! Надо, чтобы любой ценой я забыл о мадемуазель де Парделан.

- Пока я жив, я не забуду о мадемуазель де Сувини, и мертвый я не перестану её любить! - воскликнул г-н де ла Герш.

Они бесшумно вышли из замка и каждый направился в свою сторону

Лютня продолжала свой жалобный стон; балкон баронессы д`Игомер слабо светился.

В то время, когда два молодых человека предавались своим милым беседам, очаровательной музыке цветущей молодости, нежным, всегда новым разговорам, в которых так мало разнообразия, на другом конце замка лакей проводил Жана де Верта в комнаты г-на де Парделана.

Это был уже не тот человек, с язвительной улыбкой, грубыми движениями, резким голосом. Теперь это был человек с благородной выправкой военного посла. На столе, у которого он стоял, перед ним лежало раскрытое письмо с гербовой печатью на красном сургуче.

Г-н де Парделан, которому он указал на письмо пальцем, перечитывал его.

- Теперь вы понимаете, что привело меня в Швецию? - проговорил Жан де Верт. - Я думаю, нет необходимости подтверждать важность миссии, возложенной на меня Его величеством императором Германии?

- Разумеется, нет! - сказал маркиз.

- Так, а могу я надеяться, что эти бумаги, с которыми вы познакомились, будут представлены Его величеству королю Густаву-Адольфу, вашему властелину?

- Конечно же будут. По правде сказать, я не питаю надежд на плодотворность этих предложений.

- Вот как? Тайный союз между двумя государствами, возможность для Швеции расшириться за счет Польши и России и, в случае надобности, возможность объединить под одной короной провинции Дании - разве эти предложения не способны воспламенить воинственный дух вашего короля?

- Густав-Адольф, как вы знаете, протестант, а император Фердинанд сторонник папы.

- Между нами - пока мы одни - это серьезно? Протестант - я согласен. Но Густав-Адольф - король и честолюбец прежде всего!