Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.) Страница 24

Вспоминает Б. Кагарлицкий: «Оказалось, что „Община“ является куда более плотным образованием, чем полагается в соответствии с ее собственной идеологией. Есть Исаев и Шубин со своими очень сложными отношениями, в которых я, несмотря на все попытки, так и не смог разобраться. Мне тогда было легче общаться с Исаевым, потому что Шубин был жестче в идеологическом смысле. Они жестко контролируют группу с очень сильным командным духом, интенсивной внутренней жизнью – не пробьешься. Черная дыра – затягивает информацию, а назад – ничего. Клуб социальных инициатив был очень разношерстным, а „Община“ – очень консолидированным ядром. Казалось, что ребята хотят доминировать, потому что они лучше организованы. Я тогда считал, что человек с большим опытом должен играть более важную роль, что „общинники“, естественно, не признавали. И конфликт в этом отношении был совершенно неизбежен».

Между тем политический горизонт стремительно расширялся. В мае – июне историки познакомились с другими людьми, имевшими диссидентское прошлое и доступ к нелегальной литературе: В. Корсетовым, С. Харламовым, П. Кудюкиным, В. Прибыловским и другими. Знакомство с Кудюкиным было связано с трагикомическими отношениями в среде прежней генерации левых.

Вспоминает А. Исаев: «На одном из заседаний клуба мы застали разговор о том, что делать, если придут Фадин и Кудюкин. При этом было ясно, что ветераны говорят о чем-то им вполне понятном, но для нас неведомом. Кагарлицкий говорил, что он „категорически против сотрудничества по одной простой причине: эти люди сыграли роль бесов во время процесса социалистов“. И рассказал свою версию „дела молодых социалистов“, о котором мы тогда вообще ничего не знали. Я еще тогда подумал, какие действительно страшные люди эти Фадин и Кудюкин. По окончании заседания мы спустились в летнее кафе, где совершенно спокойно и довольно громко обсуждали эту диссидентскую тему, и на нас косились некоторые посетители. Ты тогда еще вспомнил книжку „Крах операции „Полония“, изобличавшую польских коскоровцев. Советский автор возмущался, что польские диссиденты спокойно обсуждали свою тактику в кафе еще до начала массового движения „Солидарности“. Из этого либерализма властей книжка и выводила последующий успех „Солидарности“. Нам такая аналогия нравилась. Мы тоже надеялись, что в СССР начнется массовое движение против КПСС. Пока мы хихикали по этому поводу, появился бородатый человек в очках, который очень грозно сказал: „Хочу представиться. Я – Кудюкин“. Он сказал это с таким выражением, как будто произнес: „Я – Фантомас“. Я чуть не провалился под стол от смеха. А Малютин спокойно говорит ему: „Садись, Паша“. После чего состоялся какой-то нелицеприятный разговор между ним и Кагарлицким. Так мы впервые увидели, что кроме нашего КОС-КОРа есть еще много других КОС-КОРов“.

КОС-КОРы выходили на поверхность общественной жизни один за другим. 21 мая через КСИ «Община» установила контакт с Прибалтийским клубом социально активных людей, Заочным социально-политическим клубом и московским клубом «Перестройка».

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

ЛЕТОМ «ОБЩИННИКИ» попытались опробовать некоторые свои экономические идеи на практике. Как казалось, для этого представилась хорошая возможность: лидеры группы РВС («Рассвет-Ветер-Стрела») пригласили их участвовать в педагогическом строительном отряде «Осип» (отряд студентов и подростков). Студенты и школьники направлялись в Карелию (Ондозеро) для того, чтобы работать на колхозной стройке.

Отправляясь в Карелию, лидеры «Общины» не отрывались от политического процесса – между Москвой и Карелией шла переписка. А. Василивецкий сообщал о важнейших московских событиях (включая знаменитую демонстрацию татар). В Карелии продолжалась выработка философии «общинников».

Вспоминает А. Исаев: «Сейчас я нередко вспоминаю эти разговоры о субъективности науки, о роли языка в формировании наших знаний».

Перед поездкой руководитель отряда, член РВС И. Колеров заверил историков, что отряд будет организован в соответствии с экономическими идеями «Общины» (включая внутренний хозрасчет и широкое самоуправление). После разговора с Колеровым мы были просто окрылены. Однако на месте, после двух недель работы, выяснилось, что руководители отряда на деле не собирались выполнять рекомендации историков, рассчитывая, что те подчинятся общей коммунарской дисциплине. Постепенно выяснилось, что эпизод с ролевой игрой, в ходе которой была установлена «социалистическая диктатура», был не случаен. РВС представлял собой коммунистическую группу, которая собиралась перевоспитать историков. Видимо, Колеров дал свои обещания «ради дела», не согласовав их в достаточной степени с товарищами.

Вспоминает В. Гурболиков: «Интересно, что РВС был своеобразным продуктом идей Стругацких. Это сначала нам нравилось, но потом выяснилось, что в творчестве этих замечательных писателей РВС воспринял прежде всего ранние коммунистические взгляды и идею прогрессорства, понятую как оправдание иезуитизма. Им казалось, что они знают, к чему можно тайно направлять людей. Я думаю, что Стругацкие вертели в другую сторону, и эрвеэсовцы восприняли как идеал то, что для писателей было карикатурой». Впрочем, это взгляд со стороны «общинников».

Сначала историки, прибывшие работать раньше, чем большинство участников, удивлялись порядкам, которые пытался установить представитель РВС Ампилов, прозванный Сержантом.

Вспоминает А. Исаев: «Нам предлагалось выполнять явно бессмысленные работы или трудиться под проливным дождем. „Зачем?“. – „Надо преодолевать трудности. Нужны испытания“. – „Ты кого собираешься испытывать! Мы что тебе, школьники!“

Историки быстро низложили Сержанта. Первое время его указания выполняли только двое эрвеэсовских школьников, прибывших вместе с передовой группой. Но когда выяснилось, что Сержант даже в армии не служил, его быстро поставили в подчиненное положение, а школьники стали слушаться историков и двух неэрвеэсовских физиков – обычных «безыдейных студентов».

Когда основная масса педотряда приехала, выяснилось, что рабочей силы нет – большинство детей едва вошли в подростковый возраст. Идейные коммунисты В. Кожаринов, А. Нечаев и И. Колеров (двое последних в дальнейшем предприниматели) настаивали на том, что работать необходимо на пределе физических возможностей. Основная нагрузка легла бы на нескольких студентов, но заработанное предлагалось делить поровну. Изумленные историки сначала пытались убедить коммунистов, излагая им свои принципы, предлагая создать самоуправляющиеся бригады, которые будут зарабатывать пропорционально трудовому вкладу.

Вспоминает А. Исаев: «Они изложили нам свою теорию. Все люди делятся на три группы: индивидуи, групповики и коллективисты. Первые – индивидуалисты и рвачи. Коллективистами они называли не сторонников коллективности, а тех, кто выступает за всеобщее братство и альтруизм. А коллективистов они называли групповиками. Мы как раз такими и были по их классификации, и нас они собирались педагогически довоспитать до истинных коллективистов. Мы не возражали против того, чтобы считаться групповиками. Мы – патриоты группы. А абстрактный коллективизм во имя чего-то всего – мы этого не понимаем. Они говорили: „Да, вы до этого не доросли“. Мы говорили: „Да, не доросли, и наверное, не дорастем“. По их мнению, беда СССР заключалась в том, что квалифицированные работники эксплуатируют неквалифицированных. Мы начали долбать эту точку зрения со страшной силой. Они в ответ стали ссылаться на Маркса, Энгельса, Ленина, что для нас в это время уже не было авторитетом. Еще они уважали революционера С. Нечаева (особенно однофамилец А. Нечаев). Мы как-то на сборе у костра рассказали им, какой это был подлец. Видимо, это было последней каплей».

Историки и аполитичные физики создали бригаду «Четвертая коммуна» (под предыдущими тремя подразумевались Парижская, Кронштадтская и Карельская, о которой «общинники» узнали только здесь), на сторону которой перешла небольшая часть студентов и школьников (Р. Нахмансон и Ф. Борецкий потом активно участвовали в «общинном» движении). РВС, пользуясь большинством, предложил бригаде наиболее трудоемкие работы при наименьших нормах оплаты. Историки в ответ обратились к привычному оружию агитации, обличая «эрвеэсовцев» за сверхэксплуатацию школьников, неудовлетворительную организацию питания и быта отряда, произвол и диктатуру вождей. В конце июля бригада откололась от отряда и заключила отдельный договор с местными учреждениями.

Вспоминает А. Исаев: «После этого у них все развалилось, и Колеров сказал нам: „Хороша же ваша экономическая система!“ Хороша. Она не позволила сделать из нас дураков. Они пытались вести с нами разъяснительную работу силами детей. Наивные. Мы не остались в долгу. Школьник Федя Борецкий выпустил газету „Волна“, где разъяснялась наша позиция. У газеты был провокационный эпиграф из Стругацких: „Волны гасят ветер“ („Ветер“ – название одного из отрядов РВС. – А. Ш.). Виновным в нашем саботаже был объявлен Сержант».