Сергей Волков - 1918 год на Украине Страница 24

Невольно я подумал: трудно вас победить, но все же вы слишком зарвались и будете побиты!

Похоронив отца, я должен был зайти в Севастополе в комендантское управление, так как для получения разрешения на выезд из Крыма требовалась личная явка в комендатуру.

Войдя в комендантское управление, я увидел немецкого офицера, сидевшего за столом с задранными на соседний стул ногами и с сигарой во рту.

Мне сказали, что надо обратиться к нему.

Я подошел и сказал, что пришел за разрешением на выезд из Крыма.

– Как ваша фамилия?

– Лукомский.

Немецкий офицер сейчас же спустил ноги со стула, вынул сигару из зубов и спросил:

– Вы не генерал?

– Да, генерал.

Он встал и, предлагая мне стул, сказал, что разрешение будет немедленно выдано. Он взял мои документы, и я действительно через пять минут получил разрешение на выезд из Крыма.

В Одессе мне пришлось задержаться из-за формальностей по отцовскому наследству.

Зайдя как-то к моему знакомому Андреевскому, я встретил там командующего австрийскими оккупационными войсками. Нас познакомили. Начал он с того, что выразил удовольствие со мной познакомиться, хотя, как он выразился, «встреча с вашей дивизией, когда вы в мае 1916 года прорвали наш фронт и затем, заняв Черновицы, продвинулись в Карпаты, была не из приятных».

Затем он начал ругать с пеной у рта Германию.

– Мы уже почти погибли и гибнут германцы. Их продвижение в глубь России пагубно; это приведет к неминуемой катастрофе. Из-за непонимания Германией обстановки она погибнет сама и погубит окончательно нас.

Бедный старик впоследствии не перенес позора своей родины и в Одессе же застрелился.

В первых числах июля я закончил свои дела и собирался выехать в Киев, но получил телеграмму от сестры жены графини Гейден, что она просит меня задержаться на несколько дней в Одессе.

На другой день в Одессу приехал из Киева Генерального штаба полковник Кусонский и сказал мне, что ему поручено предупредить меня о том, что мне ехать в Киев нельзя; что там идет серьезное преследование и аресты всех причастных к Добровольческой армии и что уже отдан приказ арестовать меня.

Я на это ответил, что в Одессе я не скрываюсь; что если немцы мною интересуются, то, конечно, отлично знают, где я нахожусь, и могут меня арестовать так же легко в Одессе, как и в Киеве, или по дороге в Добровольческую армию, куда я должен скоро ехать. Что я, наоборот, считаю, что в смысле ареста мой приезд в Киев скорей безопасен, так как вряд ли германское командование захочет нашуметь с моим арестом в Киеве, где меня почти все знают.

В Киеве я нашел мою жену, только что приехавшую из Москвы в так называвшемся украинском поезде (в этих поездах перевозили по соглашению между советским и украинским правительствами украинских граждан).

Благополучный приезд в Киев моей жены также показал влияние немцев: Комиссариат по иностранным делам категорически отказал дать ей разрешение на выезд на Украину. Моя жена, через своих знакомых, обратилась за содействием к германскому консулу, и ей не только разрешили выехать, но позволили вынуть из сейфа ее драгоценности, как и другим уезжавшим с украинским поездом.

* * *

В Киеве я узнал о приезде П.Н. Милюкова. Бывшие члены Государственной думы Демидов и В.В. Шульгин сказали мне адрес Милюкова и сообщили день и час, когда он будет дома и будет меня ждать. Я пошел к нему.

Наш разговор носил очень горячий характер. Милюков доказывал, что немцы выйдут победителями из мировой борьбы; что они единственная сила, на которую может опереться Россия; что только немцы, приславшие к нам в запломбированных вагонах руководителей большевиков, могут нас от них избавить; что Франция и Англия в таком положении, что от них помощи ожидать нельзя.

По мнению Милюкова, так как мы справиться с большевиками сами не можем, то должны обратиться за помощью к Германии – победительнице в мировой борьбе, к Германии – нашей соседке, которой должно быть выгодно возможно скорей восстановить в России порядок. Немцы, добавил Милюков, люди практичные, и они поймут, что для их же пользы надо помочь России.

Я со своей стороны доказывал, что Германия будет разбита; что победителями, несмотря на выход из борьбы России, останутся наши союзники; что особенно для Франции выгодно, чтобы Россия была сильной; что соглашение России с Германией повергнет первую в экономическое рабство. Напомнил Милюкову, что до войны Германия всегда стремилась к тому, чтобы мешать у нас развитию промышленного производства. Доказывал Милюкову, что экономическая зависимость от Англии и Франции не так страшна; что они будут вкладывать капиталы в наши производства и этим подымать нашу промышленность; что Германия, в противоположность этим державам, будет почти исключительно пользоваться нашим сырьем для развития своей промышленности, всячески затрудняя ее развитие в России.

Милюков стоял на своем. Так как его лейтмотивом было уверение, что Германия выйдет победительницей из мировой борьбы, то я предложил ему поговорить еще с генералом Абрамом Михайловичем Драгомировым, [52] авторитет которого в военном деле, по-видимому, Милюков признавал.

На другой день я устроил их свидание, присутствуя на нем сам; но из этого ничего не вышло: Милюков упорствовал на своем и не соглашался ни с какими доводами.

В заключение он сказал, что он не приехал немедленно договариваться с немцами, а пока хочет повидаться в Киеве с представителями германского правительства, позондировать почву, на каких условиях можно начать переговоры; выяснить, что именно предложат немцы, а затем, в зависимости от этого, принять окончательное решение.

Насколько мне известно, это свидание не состоялось (германские представители отказались его принять).

* * *

Одновременно с Милюковым вновь приехал из Москвы в Киев лейтенант Масленников.

Масленников не привез мне никаких подтверждений о вызове меня в Москву, и впоследствии я узнал, что предложение, которое он мне сделал в Харькове от имени A.B. Кривошеина и Вл.И. Гурко, не носило столь определенного характера, как мне это было передано Масленниковым.

Я узнал, что Масленникову было лишь поручено выяснить, соглашусь ли я на приезд в Москву и на принятие руководства военными организациями, если обстановка будет складываться для этого благоприятно.

* * *

Начиная со дня моего возвращения в Киев я почти ежедневно стал получать предупреждения о том, что буду арестован. Передавали мне об этом из гетманского штаба, из управления Донского представительства и даже якобы из германского штаба.

Насколько действительно были верны слухи о решении меня арестовать, я не знаю, но следить за мной были приставлены два филера, которых я скоро уже знал в лицо. Одна моя родственница, когда я иногда бывал у нее, смеясь говорила: «Ну, вам пора уходить, а то посмотрите в окно, ваш филер совсем уже измучился, скучает и сердится, сидя на тумбе».

Предупреждения о решении меня арестовать стали, наконец, столь упорны и исходили из столь высоких сфер, что я решил ускорить свой отъезд на Дон. Да и вообще пора было ехать.

Чтобы не случилось какой-нибудь неприятности в дороге, я решил проехать в вагоне, который был предоставлен в распоряжение донского представителя. О том, что я поеду в этом вагоне, знали только представитель Войска Донского и моя семья.

В день моего отъезда мои вещи были отправлены на вокзал вместе с вещами уезжавшей в деревню сестры моей жены, а там перенесены в вагон Донского представительства.

Я же, часа за полтора до отхода поезда, прошел к своим родственникам, у которых часто бывал, а затем вышел оттуда в сопровождении моих детей, и мы пошли по направлению к дому.

Филер, убедившись, что я иду домой, где-то отстал, а я, взяв извозчика, проехал несколько улиц и затем, пересев на другого, отправился на вокзал.

На вокзал я приехал после первого звонка и, пробыв на нем до второго звонка, быстро прошел в вагон.

Никто на меня не обратил внимания, и я без всяких приключений доехал до Ростова, а оттуда проехал в Новочеркасск (Новочеркасск был освобожден от большевиков вслед за занятием Ростова немцами. Новочеркасск был занят донскими казаками и отрядом полковника Дроздовского, пришедшим с Румынского фронта. - А. А.).

Я хотел, прежде чем ехать к генералу Деникину, повидаться с донским атаманом генералом Красновым [53] и вполне ориентироваться в той обстановке, которая сложилась в Новочеркасске.

По дороге на Дон, в Екатеринославе, ко мне подошло несколько офицеров и, жалуясь на то, что они уже несколько дней не могут попасть в поезда, идущие на Дон, просили взять их в вагон, в котором я ехал. Кое-как мы их устроили у себя. В пути я от многих слышал, что немцы всеми способами стараются не пропускать офицеров в Добровольческую армию.