Михаил Шевченко - Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? Страница 25

1. Свободные переходы крестьян действительно были вытеснены вывозом их феодалами задолго до официальной отмены правил Юрьева дня, в чем В.И. Корецкий безусловно прав. Однако вряд ли можно согласиться с тем, что различие между крестьянскими переходами и вывозом носило только «чисто процедурный характер». Оно было глубже, касалось самого существа явления и это хорошо понимали крестьяне. Ведь вывоз означал для них лишь замену одного господина другим, тогда как свободный переход открывал перспективу хотя бы на какое-то время сбросить с себя тяжкое ярмо крепостного рабства.

2. Если указы Бориса Годунова «были прежде всего законами, восстанавливавшими право крестьянского выхода», то почему термин «выход» отсутствует в них? Он употреблен всего один раз во вступительной части к указу 1601 г., носящей декларативный характер, а в указе 1602 г. его вообще нет. Между тем о крестьянском вывозе в обоих указах сказано яснее ясного. В них точно определено, какие группы феодальных владельцев, когда и в каком количестве могли «промеж себя крестьян отказывати и возити»[218].

3. Указы 1601–1602 гг. ограничивали вывоз крестьян феодалами точно фиксированной нормой («возити меж себя одному человеку, из-за одново же человека крестьянина одного или двух, а трех и четырех одному из-за одново никому не возити»). В.И. Корецкий верно объясняет это стремлением правительства умерить аппетиты наиболее предприимчивых и зажиточных помещиков и тем самым предотвратить окончательное запустение поместий служилой мелкоты. Но как согласовать строго ограниченный вывоз крестьян с их свободным выходом, который будто бы допускался указами 1601–1602 гг., и в отличие от вывоза никакими конкретными нормами не регламентировался? Придерживаясь исходной позиции В.И. Корецкого. на эти вопросы трудно найти убедительный ответ.

Как и следовало ожидать, половинчатые указы 1601–1602 гг. были бессильны притупить остроту классовых и внутриклассовых противоречий в стране. Они не только не успокоили крепостных крестьян, ноне удовлетворили и многих помещиков. Антикрепостнический протест народных масс принимал для господствующих кругов все более угрожающие размеры. Отдельные его сполохи сливались в зарево грандиозного пожара. В 1603 г. центральные районы Русского государства охватило стихийно вспыхнувшее восстание крестьян и холопов под предводительством Хлопка. Стремясь овладеть положением, правительство Годунова пустило в ход и силу оружия и социальную демагогию. С одной стороны, оно направило против отрядов Хлопка воевод с «многою ратью», с другой – 16 августа издало указ о выдаче холопам отпускных «для прокормления».

Указ от 16 августа 1603 г. обязывал феодалов выдавать отпускные тем холопам, которых они выгоняли со своих дворов, не желая кормить в тяжелые неурожайные годы. В случае отказа господ холопы могли получить такого рода документы и против их воли непосредственно в Московском приказе холопьего суда. Присутствие при этом в Москве холоповладельца считалось не обязательным. Достаточно было простого заявления холопа., которое принималось на веру. Характерно, что указу от 16 августа правительство постаралось дать широкую огласку по всей стране, чтобы как можно большее число холопов могло им воспользоваться[219]. По справедливому замечанию В.И. Корецкого, изданием этого указа Борис Годунов стремился подорвать единство в повстанческом лагере, расколоть движение, оторвать от него одну из наиболее активных сил, которую представляли собой обреченные на голодную смерть холопы[220].

Подавив восстание Хлопка, Борис Годунов отменил закон о холопах от 16 августа 1603 г. и не возобновил указа о крестьянском вывозе, частично разрешенном в 1601–1602 гг. Однако это не сломило волю, крепостных людей к борьбе против феодальных владельцев, не привело к стабилизации положения в стране. Внутриполитическая обстановка в Русском государстве, осложненная вмешательством панской Польши продолжала накаляться. Социальные противоречия приближались к той грани, за которой неизбежно должен был наступить взрыв всеобщего восстания закрепощенных масс. Вот почему, аннулировав одни уступки, сделанные в пользу крепостного населения, правительство оказывалось вынужденным делать другие, хотя эти уступки по своему существу носили иллюзорный характер. Так, боярским приговором от 1 февраля 1606 г. оно сочло необходимым оправдать крестьян и холопов, бежавших от нищеты и голода, потому что им «прокормиться не мочно» было. Согласно приговору, таким беглецам разрешалось оставаться за теми, кто их в «голодные лета прокормил», прежним же владельцам «на них суда не давать». «Не умел крестьянина своего кормить в те голодные годы, а ныне его не пытай», – говорится в приговоре. Если же крестьяне и холопы выбежали «без нужды» и «прожити им было мочно», то приговор предписывал их сыскивать и возвращать старым господам на прежних основаниях. Но этим содержание боярского приговора 1606 г. не исчерпывается. Обращает на себя внимание тот его пункт, который обязывал крестьян, «давших на себя служилую кабалу» с целью избавления от голодной смерти, оставаться у своих новых владельцев: «таких крестьян из холопства в крестьяне не отдавать»[221]. Следовательно, правительство как бы воспользовалось народным бедствием, чтобы отдать в холопство и закрепостить большое число обедневших и разорившихся людей.

9 марта 1607 г. в самый разгар первой крестьянской войны правительство В. Шуйского издало новое уложение о крестьянах и холопах. Оно призвано было устранить раздоры из-за крепостных между отдельными группами землевладельцев, сплотить все слои господствующего класса для подавления восстания Болотникова. Уложение исходит из признания незыблемости закона о запрещении крестьянского выхода, утверждая владельческие права на крепостных за теми феодалами, за которыми они записаны по писцовым книгам 1592–1593 гг. Основная идея, пронизывающая все Уложение 1607 г. – это борьба с побегами крестьян и холопов, число которых резко возросло накануне и во время восстания Болотникова, борьба с незаконным вывозом крепостных и переманиванием их одними феодалами у других.

В целях повышения эффективности борьбы с крестьянскими побегами в Уложении В. Шуйского появляются статьи, не встречающиеся в предшествующих правительственных актах. Так, впервые в законодательстве устанавливается система санкций за прием беглых крестьян. Согласно Уложению, феодал, принявший чужого крестьянина, должен был уплатить штраф государству в сумме 10 руб. и, кроме того, вознаградить потерпевшего владельца в размере 3 руб. за каждый год, прожитый беглецом на его земле[222].

В обстановке бушевавшей крестьянской войны правительство не могло обеспечить бессрочный сыск беглых крестьян. Поэтому Уложение сохранило урочные годы, удлинив их срок до 15 лет. В нем имеются специальные указания относительно порядка розыска и возвращения беглых крестьян. Сыск беглых вменяется в обязанность представителей государственной власти на местах. За невыполнение этого указания Уложение предписывало подвергать виновных штрафу в двойном размере и отстранять от занимаемых должностей[223].

Таким образом, Уложение от 9 марта 1607 г. полностью шло навстречу основной массе служилых дворян. Оно подтвердило их права на крестьян, определило достаточный срок для розыска убежавших ввело наказание за прием беглецов и обязало органы государственной власти разыскивать их и возвращать на прежние места. Розыск беглых крепостных перестал считаться частным делом помещика, а объявлялся акцией государственного значения. Все это сыграло известную роль в консолидации сил, классово враждебных повстанческому лагерю. Однако продолжавшаяся борьба закрепощенных масс сорвала фактическое осуществление постановлений Уложения В. Шуйского. Добиться введения 15-летнего срока сыска беглых и вывезенных крестьян на практике феодальным владельцам удалось лишь в 1640-x гг.

Первая крестьянская война в России явилась закономерным ответом народных масс на резкое ухудшение их экономического и правового положения в конце XVI – начале XVII в. Как известно, историческими условиями того времени. Но эта война не прошла бесследно. Ее прогрессивно– значение заключается прежде всего в том, что она существенно замедлила темпы развития крепостного права в стране. «Трудно себе представить, – писал Л.В. Черепнин, – что крестьянское законодательство в России первой половины XVII в (как это иногда пытаются утверждать) не связано с крестьянской войной во главе с Болотниковым. Конечно эту связь невозможно подтвердить ссылкой на какой-либо документ, но лучшим доказательством является общий упадок крепостнических отношений, наблюдавшийся в России к началу царствования первых Романовых»[224].

После поражения крестьянской войны под предводительством И. Болотникова внутренняя обстановка в Русском государстве оставалась очень сложной. Продолжались антикрепостнические выступления крестьян, холопов и посадских людей. Причин к тому было достаточно: попытки феодальных владельцев поправить свои разоренные в годы «смуты» поместья и вотчины за счет усиления эксплуатации подвластного населения, рост налогового бремени в пользу государства, нуждавшегося в больших средствах для преодоления последствий польско-шведской интервенции и многих других целей, массовая раздача черных и дворцовых земель вместе с жившими на них крестьянами служилым дворянам. По данным, приводимым Е.В. Чистяковой, за какие-нибудь 10 – 15 лет после воцарения Михаила Романова в частновладельческую зависимость попали десятки тысяч черносошных и дворцовых крестьян, что уже само по себе не могло пройти гладко[225].