Олег Ивик - Хазары Страница 25

Во многих захоронениях Северо-западной Хазарии (на Среднем Дону), в основном в аланских катакомбах, возможно, прослеживается языческий обряд «обезвреживания» покойника — то есть полное или частичное разрушение его скелета, чтобы тот не мог подняться из могилы и вредить живым. Это находит отражение и в алано-осетинских фольклорных традициях{289}.

Впрочем, на этот счет существует и другая точка зрения, и разрушения скелетов могли быть связаны со спецификой зороастрийского похоронного обряда. Некоторые ученые допускают, что эта религия могла оказать некоторое влияние на болгар и северокавказских алан, в том числе переселившихся на Средний Дон в хазарское время. В соответствии с зороастрийской религиозной традицией, труп покойника после первоначальных обрядов оставался «на свежем воздухе» примерно две недели и только потом помещался в заранее вырытую могилу и засыпался землей. Естественно, что анатомический порядок костей скелета при этом мог нарушаться.{290}

Нельзя сбрасывать со счетов и банальное ограбление могил, которое в ряде случаев трудно отличимо от следов неких «постпогребальных» ритуалов.

В некоторых захоронениях лесостепной зоны явственно видны следы человеческих жертвоприношений. Эти захоронения также принадлежали, вероятно, не самим хазарам, а переселившимся в этот регион в середине VIII века аланам. В могильнике Дмитриевского городища археологи раскопали немало могил, в которых богатого немолодого воина сопровождала очень юная женщина, почти девочка, а иногда — женщина и маленький ребенок. Маловероятно, чтобы женщина эта, так сильно отличающаяся от своего спутника по возрасту, была его женой. Тем более что у большинства народов законных жен хоронили с мужьями достаточно редко — семье, которая осталась без главы и кормильца, было невыгодно терять еще и хозяйку дома. Скорее всего, девушка, последовавшая за своим господином в иной мир, была рабыней, которая после смерти получала статус загробной жены, — об этом косвенно говорит слой угля, который археологи обычно находят именно в этих могилах и который они трактуют как след обряда «посмертного венчания». А вот пары, похороненные без угля, обычно были гораздо ближе по возрасту, а иногда женщина оказывалась даже старше — ее подзахоранивали в могилу мужа через несколько лет после его смерти{291}.

Отметим, что в собственно хазарских могилах (с ровиками) следы человеческих жертвоприношений не встречаются, — вероятно, хазары предпочитали подождать, пока их земные спутницы умрут естественной смертью. Нет в этих могилах и следов «обезвреживания».

Говоря о ритуальных убийствах, нельзя не упомянуть так называемое «Погребение хирурга». Правда, сегодня трудно сказать наверняка, был ли злополучный врач принесен в жертву богам и обитателям загробного мира или же просто растерзан разъяренными родственниками погибшего пациента…

Дело обстояло так: археологи обнаружили на берегу реки Северский Донец большой могильник хазарского времени — оставили его, скорее всего, болгары, жившие здесь в IX веке. В одном из погребений были найдены останки женщины 25–30 лет со следами прижизненной трепанации черепа. Вероятно, у нее была опухоль мозга, и хирург вырезал в районе виска отверстие приметно 45 на 65 миллиметров и удалил пораженный участок. Операция прошла успешно, от чего бы ни скончалась пациентка, произошло это позднее, и хирург продолжал свою практику. Но другая операция оказалась не столь удачной.

В этом же могильнике было обнаружено погребение мужчины 26–30 лет. Археологи, тщательно изучив его останки, восстановили вероятный ход трагических событий, происшедших на берегах Северского Донца больше тысячи лет тому назад. Молодой воин получил сильный удар по голове, скорее всего, кистенем. Теменная кость была проломлена, случилось внутреннее кровоизлияние и отек мозга. И тогда хирург, которому уже случалось проводить подобные операции, решился на декомпрессивную трепанацию, цель которой — удалить часть кости, чтобы понизить давление при отеке. Он наложил на поврежденное место круглую серебряную пластину диаметром около 23–24миллиметров, игравшую роль шаблона, и, придерживая ее пальцами, острым ножом стал резать кость. Круглое отверстие было намечено и частично прорезано, но что-то не удовлетворило врача, и он, слегка сдвинув пластину, решил увеличить его. Хирург уже наметил новую прорезь, но на этом операция прервалась, — вероятно, больной умер.

Но история на этом не закончилась. Рядом с могилой погибшего пациента археологи нашли могилу самого хирурга. О том, что это был он, свидетельствует лежащая возле него серебряная пластинка-шаблон, в точности совпадающая по форме и размеру с трепанационным отверстием, и ножик, которым это отверстие было сделано. А о том, что смерть эскулапа не была случайной, неопровержимо говорит его голова, отсеченная от туловища и лежащая отдельно. Вероятно, этим убийством родичи пациента хотели умилостивить душу погибшего. Соплеменники позаботились и о том, чтобы в загробном мире врач не мог продолжать свою практику: кисти рук у него также были отрублены и выброшены, по крайней мере, ни одна косточка от них не сохранилась. Правда, хирургические инструменты были уложены в могилу, но, возможно, это сделали не для того, чтобы несчастный врачевал жителей иного мира, а для того, чтобы не соблазнять на подобные операции его последователей в мире земном{292}.

Следы ритуальных убийств археологи находили и в крепостях Хазарии. Например, в Саркеле — хазарской крепости, построенной в тридцатые годы IX века, — в здании караван-сарая, кроме традиционных «закладных жертв» (заложенные в фундамент череп и ноги коня, останки других животных и рыб), археологи обнаружили части женского скелета и череп ребенка. Это не было «строительной» жертвой, потому что яму, в которую уложили расчлененные останки, вырыли уже после завершения строительства (она прорезала обмазку пола). Но функция у этих людей была примерно такой же: им надлежало охранять обитателей дома{293}.

Тут же, при караван-сарае, когда-то была кузница, но потом на ее месте построили жилой дом. Поскольку новшество это могло быть обидным для духа огня, его умилостивили при помощи жертвы: в котлован кузницы бросили расчлененное тело женщины{294}.

Жертвы, приносимые в Саркеле — крепости, сооруженной по прямому приказу кагана{295}, — вряд ли были тайными, идущими вразрез с государственными установлениями. Но не исключено, что жертвователями были не сами хазары, а люди, принадлежащие к другим народам, входившим в состав каганата (известно, что гарнизон Саркела состоял из гузов или печенегов{296}). Во всяком случае, языческие традиции в Хазарии процветали во все периоды ее существования. Когда верхушка каганата приняла иудаизм, эта реформа не коснулась простого населения — по крайней мере, населения, принадлежавшего к другим этносам.

Известно, что в иудаизме человеческие жертвоприношения всегда были категорически запрещены (этот запрет стал одним из краеугольных камней новой религии, когда она выделилась из ранее существовавших семитских культов, и редчайшие случаи нарушения этого запрета расценивались как вероотступничество{297}). Но у правящей верхушки Хазарии не хватило сил, чтобы вмешиваться (или хватило ума не вмешиваться) в религиозную жизнь своих подданных, предоставляя им совершать любые обряды и приносить любые жертвы по своему усмотрению. В каганате существовала очень высокая веротерпимость, которая в целом сохранялась, несмотря на любые религиозные реформы в верхах. А реформ этих было немало, ведь до того, как принять иудаизм, каган и его приближенные были силою оружия ненадолго обращены в ислам. Но об этом — в следующей главе.

Письменность и символика

С письменностью в Хазарском каганате дело обстоит так же загадочно, как и со многим другим. Еще в VI или VII веках у тюркских племен Центральной Азии появилось руническое письмо на основе согдийского алфавита{298}. Известны обширные надписи, высеченные на стелах в честь тюркского владыки Бильге-Кагана и полководца Кюль-Тегина в поминальных храмах на территории современной Монголии. Прочтены и многие другие центральноазиатские рунические надписи этой эпохи.

Несколько десятков надписей, сделанных тюркским руническим письмом, были найдены и на территории Хазарского каганата. Большая их часть процарапана на каменных блоках крепостей: Маяцкой на Среднем Дону и Хумаринской в горах Центрального Кавказа. Несколько надписей открыто на Нижнем Дону — на костяных обкладках луков из воинских погребений в курганах «с квадратными ровиками»{299}. Также с Нижнего Дона происходят относительно длинные надписи на двух глиняных баклажках{300} — походных флягах, распространенных у кочевников. Баклажки эти хранятся в Новочеркасском Музее истории Донского казачества, но обстоятельства их находки неизвестны. Скорее всего они, как и луки, были найдены в хазарских курганах. Руны процарапаны на нескольких византийских солидах, найденных в «курганах с ровиками».{301}