Лев Гумилев - Струна истории Страница 25

Должен сказать, что я не физик, и поэтому физические проблемы мне мало известны, но когда я в прошлом году читал лекцию в Новосибирске, а потом повторял в Ленинграде, то ко мне подошли кибернетики и сказали: «А ведь кривая-то нам хорошо известна. Эта кривая горящего костра, развивающегося порохового заряда, вянущего листа».

Рассмотрим термодинамическую кривую, первичный режим. Скажем, в подожженном костре или в складе (тут вопрос только в абсолютных измерениях времени) сначала идет быстрое нарастание температуры. Затем, когда все охвачено уже огнем, температура соприкосновения с внешней средой то опадает, то опять вспыхивает – за счет дополнительного сгорания внутри. Затем она медленно опадает, медленно затухает. Все превращается в пепел и в виде пепла остывает до конца. То есть, исследуя историю этносов, мы подошли к очень известным термодинамическим законам, – законам взрыва, быстрого нагревания, который затем остывает – от соприкосновения со средой. Прекрасно.

Но я чувствую, что вы меня должны спросить (хотя вы не спрашиваете, но я сам себя за вас спрошу): если мы здесь, по абсциссе, отметим время (века, допустим, которых всего должно быть при нормальном прохождении процесса двенадцать-тринадцать веков плюс-минус полтораста лет), что мы отметим вот здесь по вертикальной оси, которая для нас совершенно не понятна? Что показывает ордината?

Она показывает количество событий, которые происходят в эпоху и уносят вместе с собой известное количество человеческих жизней, создавая на их месте известное количество зданий, дорог, машин, предметов искусства и так далее. То есть это совершенно закономерный процесс. То есть события, которые люди делают, чем-то мотивируются.

Так чем же могут мотивироваться те события, которые ведут к этому процессу? Это – вопрос вопросов. Очень много было сказано по этому поводу всякого рода загадок. Но я сейчас не собираюсь излагать историю вопроса, это заведет нас в сторону, а изложу просто ту концепцию, которую я положил в основу своей этнической истории.

Я сделал следующее наблюдение относительно того, что нужно обычным людям. Как писал Горький: «Нужны кусок хлеба, крыша над головой и женщина. Нормальному человеку ни-че-го сверх этого не надо». Это он написал в сочинениях «Мои университеты» и «Сторож». И действительно, кажется, правильно. А зачем что-то большее?

Если вы имеете, скажем, ежедневно три котлеты, – две съедаете, две с половиной даже, а полкотлеты оставляете для птичек, то зачем вам сорок восемь котлет? Их некуда девать.

Если вы имеете уютный домик с тремя-четырьмя комнатами, то зачем вам дворец на пятьдесят шесть комнат для одного человека? Скажем, ну, зала, кабинет, но зачем такую массу? А ведь строят!

Если вы имеете достаточное количество денег, чтобы удовлетворить все свои потребности – прокормить жену, детей, себя, выпить по праздникам или по вечерам, как вам вздумается, на все это денег хватает, – то зачем вам огромные вклады в банке? Что они вам дают? – Да ничего.

И действительно, нормальное течение жизни организма, как представителя вида Homo sapiens, не предполагает ничего другого, кроме этого.

И, однако, посмотрим на то, как вели себя хорошо известные исторические люди. Я имею в виду не великих людей, а тех, от которых остались биографии. Они не обязательно должны были занимать высокое положение, но биографии должны быть описаны четко и ясно.

Вот жил Александр Филиппович Македонский в Македонии в городе Пелла. И был он по должности царем. Должность эта оплачивалась не очень богато, поскольку Македония была страна небольшая. Но все-таки дворец у него был. Конь у него был самый лучший в государстве. Две собаки у него были прекрасные – Гелла и Алла. По одной их выпускали на медведя, и собака драла медведя – могучие собаки! Затем, друзей у него было много, и хорошие друзья, и даже приближенные царя назывались товарищи – гетеры. Например, «товарищ Парменион» или «товарищ Филота» – гетеры. Это была очень высокая должность. Их было не много, но опять-таки для охот и для всякого рода веселого времяпрепровождения хватало. Развлечений, вы сами понимаете, тоже у царя было в избытке, так что на одного царя всякого рода македонянок, гречанок, россиянок, иллириек хватит! А их было, ну, не так много, но недостатка не ощущалось. …У него был такой собеседник, которого не имел никто в мире, – Аристотель. Его наняли, чтобы он был учителем царя. И он его учил… Знаете, даже английская королева не могла такого позволить для своего сына Георга.

И чего же ради он попёр – сначала на Грецию (336 г. до н. э. – Ред.), потом на Персию (334 г. до н. э. – Ред.), потом на Среднюю Азию (329 г. до н. э. – Ред.), а потом на Индию (327 г. до н. э. – Ред.)? Что ему не хватало? Вы можете сказать, и обычно говорят, что «на Александра Македонского оказал влияние греческий торговый капитал» (хотя капитала тогда не было), ну торговые круги Греции, которые стремились захватить персидские рынки. Действительно, в Греции появилось довольно большое количество людей, умевших торговать (греки и до сих пор здорово торгуют), – жили они в Афинах, в Коринфе. Но ведь Афины и Коринф выступали против Александра Македонского, а не за него.

И ему пришлось взять Фивы (335 г. до н. э. – Ред.) и принудить к капитуляции Афины для того, чтобы обеспечить свой поход. То есть как раз эти-то заинтересованные (якобы) круги купеческого капитала, – они были против войны с Персией. И действительно, а зачем воевать с Персией, когда они и так могли совершенно спокойно с ней торговать? Завоевывать ее не надо было. Может, македоняне хотели невероятно разбогатеть? Вот как раз все источники, которыми в данный момент следует пользоваться, все сообщения о личности Александра говорят, что только его личное обаяние заставило подняться македонских крестьян из своих деревень и отправиться в поход против персов, которые, между прочим, ничего македонянам плохого не сделали. И никакого ожесточения против персов у них не было. Так их, македонян, – не хватало. Ему пришлось мобилизовать греков. Но для того, чтобы иметь возможность навербовать греков, надо было завоевать Грецию. То есть, понимаете, был такой обходной путь.

И он взял Фивы, в то время самый крепкий, самый резистентный из греческих городов, перебил почти все население, мужчин во всяком случае. Женщин и детей продали в рабство и сохранили только один дом – поэта Пиндара, потому что Александр был человек культурный, интеллигентный, и дом поэта он оставил как памятник. А все прочие были сровнены с землей. Для чего? – Для того, чтобы напасть на ничего не подозревавших и ничего ему не сделавших персов. Но даже когда македоняне захватили Малую Азию (333 г. до н. э. – Ред.), уничтожили там такие сопротивлявшиеся города, как Эфес, Геликарнас, а Милет сдался, то они уничтожали там не персидские гарнизоны, а греческих наемников, которые сражались за персидского царя против македонского захватчика.

Довольно странная, казалось бы, война. И главное, что никакого смысла для Македонии, то есть для Греции, она не имела. Тем не менее, захватив побережье Малой Азии (что могло быть объяснено стратегическими целями, чтобы им расшириться немножко, создать десант для колонизации), Александр отправился в Сирию. При Иссе (333 г. до н. э. – Ред.) он разгромил войско Дария, который бежал. Его жена и дочка попали к Александру в плен. Он рыцарски обошелся с этими дамами – на дочке женился. Хотя у него уже была жена, он взял другую и пошел завоевывать дальше – Палестину и Египет. И тут пришлось ему взять Тир, который согласился ему подчиниться, но отказался впустить македонский гарнизон. Ну, казалось бы, изолированный город на острове, никакой опасности не представляющий, юридически подчиняющийся, мог бы остаться вне внимания армии, которая ставит себе совершенно другие цели.

«Нет, – сказал Александр, – взять Тир!»

Тир пал, впервые за всю свою историю (332 г. до н. э. – Ред.). Ни одного живого селянина, финикинянина не осталось. Масса македонян погибла, потребовалось подкрепление из Македонии и из Греции. Набор за набором оттуда вытягивали людей. Заняли Египет (332 г. до н. э. – Ред.), казалось, хорошо, чего бы больше? Заложили Александрию, – прекрасно. Дарий предлагает мир и уступает все земли к западу от Евфрата.

Парменион говорит: «Если бы я был Александром, я бы на это согласился».

Александр отвечает: «Я бы на это согласился, если бы я был Парменионом. Вперед – на Восток!»