Светлана Плетнева - Половцы Страница 25

Такова была сложившаяся в земле шары-кипчаков обстановка в 20—50-х годах XII в.

От Днепра на запад до Дуная степи были заняты кочевьями кумаиов. Русские летописцы предпочитали пользоваться единым наименованием, данным на Руси своим южным соседям, так как отлично понимали, что оба крыла мало отличаются друг от друга и, главное, представляют для Руси равную опасность. Надо сказать, что западные авторы тоже не делали различия при упоминании о половцах, только называли их всех куманами. Характерно, что в середине XII в. знаменитый арабский географ ал-Идриси (Рыбаков, 1980), рассказывая о Юго-Восточной Европе, разделил степи между Белой и Черной Куманиями. Зная о каких-то различиях двух группировок, он дал им также одно этническое название — куманы. Что касается других восточных авторов, то все они называли степи от Дуная до Урала кипчакскими, не отмечая внутреннее членение кипчаков на разные намечающиеся этносы. Не исключено, что, чем дольше жили половцы в восточноевропейских степях, тем больше отирались различия, наметившиеся там в XI в.

В записях XII в. неоднократно упоминалась в летописи орда Бурчевичей. Представляется вероятным, что территория, занятая этой ордой, может быть локализована на речке Волчьей — притоке Самары (левом притоке Днепра), поскольку название орды происходит, скорее всего, от тюркского böri — волк (бурчевичи — волки). В этой связи интересен поэтический рассказ, помещенный в русской летописи под 1097 г., о волховании хана Боняка перед битвой на Вягре: «...и яко бысть полунощи и встав Боняк и отъеха от рати и поча волчьски выти» (ПСРЛ, II, с. 245). Так хан—жрец культа волка-покро-вителя просил и испрашивал победу у волков, которые, ответив ему, предсказали и обеспечили будущую победу. Боняк уверенно сообщил о ней, вернувшись в стан, своему союзнику князю Давыду. Очевидно, хан Боняк, ждущий покровительства волков, и орда, имеющая личным тотетом волка, отчего и получила свое имя, связаны между собой: хан был главой этой орды. Как известно, соединение функций гражданских и культовых в руках одного человека характерно для периода перехода к классовому обществу, в данном случае от военной демократии к раннему феодализму.

В период, рассматриваемый нами в этой главе, Боняк был уже пожилым человеком: по самым скромным иод-счетам, ему было в 20-х годах XII в. не менее 40—50 лет. Возглавленное им объединение рухнуло и разделилось на несколько довольно крупных орд. Одной из них была орда Бурчевичей, ханом которой он продолжал оставаться. Несмотря на то что орда эта крепко засела на левобережье Днепра, несмотря на влившиеся в нее курени половцев (шары-кипчаков), ее военная сила постепенно хирела синхронно со старением хана. Даже сын Боняка Севепч ушел из отцовской орды в «дикие половцы». Боняк прожил очень длинную жизнь. Сообщение о его гибели помещено в летописи только под 1167 г.— хану было тогда примерно 90—95 лет. К тому времени орда настолько ослабела, что потерпела поражение от удара удельного князька Черниговского княжества Олега

Святославича, отправившегося в степь с малой дружиной за полоном и добычей. «Великий» хан умер, и только после его смерти началось медленное гражданское и военное возрождение орды. В конце XII в., как мы увидим ниже, многие ее ханы были известны на Руси, в мирных и союзнических отношениях с ней были заинтересованы как русские киевские князья, так и половецкие ханы — главы соседних объединений.

Уже в XI в. вполне определилось местопребывание лукоморских половцев. Они были разбиты в первом большом походе русских в степь в 1103 г. Однако, судя по тому, что во второй половине XII в. Лукоморцы начинают играть весьма заметную роль в жизни степи, полностью эта орда уничтожена не была. К тому же находки каменных статуй «промежуточной» группы в районе предполагаемого расположения основного массива Луко-морцев на речке Молочной, впадающей в Азовское море, также свидетельствуют в пользу того, что жизнь здесь не замирала и в первой половине XII в. Правда, довольно длительное время орда, как и орда Боняка, оставалась безвестной. Она не принимала участия в военных действиях, и на нее — ослабленную и разбитую иа аилы — не имело смысла ходить в походы (взять с разоренных аилов было нечего). Однако постепенно мирное существование приводило к экономическому укреплению входивших в орду куреней и аилов. И это, в свою очередь, привело к увеличению ее военного потенциала.

На западных от Приднепровья землях, помимо орды «диких половцев», о которой мы говорили в предыдущей главе, где-то примерно в степях бассейна Буга локализовалась крупная куманская орда. Под 1159 г., видимо, именно об этой орде писал летописец. Русский приднестровский князь Иван Берладник, заключив военный союз с половцами (естественно, с ближайшей к нему ордой), ходил на «подунайскпе земли», взял там «товара много» и затем, по словам летописца, «пакостяше» галицким рыбакам, подойдя к галицким городам Кучелмину и Ушице. Однако он не разрешил половцам взять pi ограбить эти городки, и обиженные кочевники отошли от него: «...разгневашеся половци, ехаша от Ивана» (ПСРЛ, II, с. 497).

Второе сообщение под этим же годом также, видимо, касается этой орды. В нем даются немногочисленные, но весьма любопытные сведения. Во-первых, указывались размеры орды— 20 тыс. человек. Во-вторых, в тот год во главе ее стоял хан Башкорд. В-третьих, он назван отчимом вщижского князька Мстислава Владимировича, «бе бо мати его бежала в половци и шла за него (Баш-корда.—С. П.)» (ПСРЛ, II, с. 501). Летописец специально подчеркивает, что мать бежала в степь, т. е. второй раз вышла замуж «самоволкой». Это было нарушение установившихся за прошедшие сто лет отношений Руси с кочевниками. Русские князья никогда не отдавали своих дочерей замуж за ханов, хотя сами часто женились на знатных половчанках. В данном случае безотказно действовал неписаный закон средневековья: в тех случаях, когда кочевые правители стояли во главе сильных государственных объединений, владетели соседних оседлых государств не только брали из степи жен, но и отправляли своих дочерей и сестер в жены степному властителю, подчеркивая этим свое равноправие с ним. Можно безошибочно судить о степени влиятельности кочевого объединения по тому, брали ли жен из него или вообще не роднились с ним и, что особенно существенно, отдавали ли в него своих родственниц. Так, не известно ни одного случая браков русских князей с дочерьми вассальных черных клобуков, переяславских торков или черниговских коуев. С «дикими половцами» и со всеми остальными половецкими ордами русские князья охотно роднились. Начиная со Святополка, взявшего за себя дочь Тугоркана в 1094 г., браки с половчанками стали, по-видимому, частым явлением среди русской знати и особенно князей, которым постоянно нужны были союзники и наемники в войнах. Характерно, что Святополк женился на дочери половецкого хана после сокрушительного поражения, которое он потерпел от будущего тестя. Несмотря на то что в данный момент женитьбы русский князь был слабее, он не отдавал в степь свою дочь или сестру, а, наоборот, брал из степи девушку. Этот акт был официальным признанием кочевых соседей в качестве достаточно самостоятельной и влиятельной «организации». Однако в целом сила и международный вес половецких ханов были значительно меньше, и ни один из них за все время пребывания в южнорусских степях половецких орд и объединений так и не смог получить в жены русскую княжну. Вот потому-то уникальная история матери Мстислава Владимировича и нашла отражение в летописной записи.

Интересно, что хан Башкорд вовсе не считал себя обязанным помогать своему «сыну», перейдя на сторону Изяслава, воевавшего в тот год с Мстиславом Владимировичем, а также Владимиром и Ярославом, которые стремились выгнать его с киевского стола. В то же время и Мстислав не жаловал своего степного «родича». Когда половцы вслед за Изяславом отступили от осажденного Белгорода к Юрьеву, русские князья (в том числе и Мстислав) послали за ними в погоню берендеев «и много их изоимаша берендичи и гюргевичи и ино их во Реи истопе» (ПСРЛ, II, с. 502).

Очевидно, «самовольное» родство не признавалось ни в степи, ни в русских княжествах.

Западнее Буга отдельные степные районы Подунавья начали также осваиваться половцами-куманами (Голубов-ский, 1889). Есть сведения, что первая группа, или «волна», куманов осела в 90-х годах XI в. (па реке Прай). Еще одна группировка кочевала в Добрудже. Вероятно, именно на них посылал Изяслав свои полки в 1153 г. на реку Сирет. Возможно, что половцы частично уже утвердились и на южном берегу Дуная. После смерти византийского императора Алексея Комшша (1118 г.), бывшего отважным воином и хитрым политиком, умевшим держать «варваров», с которыми приходилось сталкиваться, под своим контролем, половцы вторглись в Болгарию и заняли долину вокруг городка Видина, а в 1122 г. они разрушили город Гарван (древнюю Диногетию), также находившийся на левом берегу Дуная. В середине XII в. Оттоп Фризепгентский писал, что половцы кочуют вместе с печенегами в Подунавье на востоке от Венгрии, за Трансильванией. Тогда же появилось в источниках упоминание об одном из яижнедунайских бродов, названных Куманским. Все это свидетельствует об активном освоении куманами придуиайских долин и пастбищ. В конце XII в. русский летописец вполне определенно называл эту группировку Подунайцами (запись 1190 г.).