Николай Скоморохов - Боем живет истребитель Страница 25

– Я – Скоморох. Какой аэродром бомбят «юнкерсы»?

– Аэродром Нижняя Дуванка, срочно следуйте туда.

Может быть, и вправду там сейчас нужна наша помощь?

Связываюсь со станцией наведения. Слышу голос Толстикова:

– Скоморох, никого не слушай. Действуй по плану.

После выполнения боевого задания пришлось предупредить всех летчиков о гитлеровских провокационных штучках. Правда, их радистки весьма искусно подражали нашим, иногда трудно было узнать, кто говорит. Вначале это вызывало путаницу. Но потом уже ничто не могло сбить нас с толку.

А вскоре после этого наши летчики, возвращаясь с заданий, стали рассказывать о странном явлении: когда мы атакуем фашистские бомбардировщики, то их прикрытие бездействует. Может быть, немцы обознаются? Принимают нас за своих? Такое бывало на фронте.

Однажды командир полка В. Шатилин и инспектор корпуса А. Муштаев поспорили: кто из них лучше стреляет в воздухе. Решили проверить это в воздушном бою и тут же отправились на поиски врага. Очень быстро нашли цель, подбили ее. Приземлились – ясности никакой: попробуй определить, кто первый стрелял. Спор вспыхнул с новой силой.

В это время на аэродром примчалась легковая машина. Из нее выскочил весь ободранный, черный как трубочист, разъяренный летчик.

– Где эти храбрецы, которые только что меня подбили? – загремел он, потрясая кулаками. – Что они – ослепли?!

Оказалось, этот летчик работал на английских «харрикейнах». Внешне этот самолет очень похож на «мессера»…

Может быть, и в стане врага что-то там путают?

Ясность внес подслушанный разговор по радио летчиков, которые прикрывали немецких бомбардировщиков. Летчики говорили на румынском языке.

Так у нас появились неожиданные помощники. Наши ребята, возвращаясь на аэродром, докладывали:

– Задание выполнено, под прикрытием румын сбили четыре «фоккера»…

Подобное поведение румын было добрым знаком: во вражеском лагере начинался разлад.

Сентябрь. Благодатная украинская осень. Сколько радости людям приносила она, урожайная, в предвоенные годы!

Сейчас осень тоже радостная – несет освобождение от фашистской неволи. Гитлеровцы делают все для того, чтобы омрачить эту радость: лютуют, зверствуют, опустошают нашу землю.

А мы усиливали удары.

Стало известно, что на станции Дубово, восточное Лозовой, скопилось много гитлеровских эшелонов. Туда направлялась девятка штурмовиков старшего лейтенанта Н. Дьяконова. Мне, Мартынову и Шевырину приказано их прикрывать.

Под Лозовой находился немецкий аэродром. Не успели мы пройти вблизи от него, как вдогонку нам – «мессеры». Мы сразу же связали их боем, стремясь не дать им подойти к «горбатым» – так мы называли Ил-2.

Нас – трое, «мессеров» – шесть. Каждый должен драться за двоих. Штурмовики вышли на цель, нанесли один удар, стали снова заходить на бомбежку. И тут паре «мессеров» удалось прорваться к ним. Один Ил-2 почему-то чуть приотстал – немцы бросились на него, словно коршуны. Их, по всей вероятности, взбесили мощные взрывы на станции Дубово. Фашистские эшелоны пылали.

Увидев, что штурмовику грозит опасность, я оставил Шевырина и Мартынова для боя с «мессерами», а сам ринулся на выручку. Ил-2 вел Дьяконов. В его машину угодил снаряд, она еле держалась в воздухе, еще одно попадание и – рухнет.

Мы с Дьяконовым сразу же вступили в огневое взаимодействие. «Мессер» довольно ловко ускользал от моих очередей, но мне удавалось подводить его под огонь стрелка Ил-2. Раз, второй – безуспешно. На третий – стрелок сделал свое дело: «мессер» задымил, стал уходить в сторону. Но второй «мессер» не сдрейфил. Он тут же нанес ответный удар по кабине стрелка. Стволы пушек вздрогнули и застыли. Стало ясно: стрелок или тяжело ранен, или убит. Теперь Дьяконов совершенно беззащитен. Надо разделаться с оставшимся гадом. Осмотрелся – мои хлопцы оттягивали «мессеров.» подальше от штурмовиков, с одной парой отчаянно сражался Шевырин, с другой – Мартынов. Штурмовики нанесли по станции повторный удар и теперь уходили. Только вот направились они почему-то не туда, куда следовало. Без ведущего потеряли ориентировку, что ли? Надо действовать. Энергичным доворотом преграждаю путь «мессеру», прицеливаюсь, жму гашетку… оружие молчит. Кончились боеприпасы. Ну что ж, тогда проверим крепость нервов у фашистского аса. Иду не сворачивая. 30… 20… 10 метров. Уже вижу побледневшее лицо вражеского летчика, его выпученные глаза: смотрит на меня, а не стреляет и не отворачивает. Что с ним? Его сковал страх. И лишь в последние доли секунды, опомнившись, поняв мое намерение, он ушел в сторону. Снова мелькнуло его перекошенное от ужаса лицо, я успел ему погрозить кулаком. В ответ он прибавил скорость и исчез в дыму, который поднялся с земли.

Немцы знали, что советские летчики часто идут на таранные удары. Сами они никогда к ним не прибегали, очень боялись их. Поэтому, встретившись с нашим отчаянным истребителем, спешили уйти. Так поступил фашистский летчик и при встрече со мной.

Таран – оружие сильных духом, смелых, мужественных, отважных. Но это оружие особого – крайнего случая, когда врага нужно уничтожить любой ценой и все другие возможности для этого исчерпаны. Можно лишь в таком случае идти на то, чтобы платить смертью за смерть. Но если есть хоть малейшая возможность победить, оставаясь в живых, надо во что бы то ни стало воспользоваться этим шансом. И не ради собственного спасения, а чтобы, выживая, побеждать снова и снова. Иными словами, в основе даже такого наивысшего проявления героизма, каким является таран, должен лежать точный расчет. А для этого нужно обладать исключительной силой воли плюс блестящее владение самолетом, высокое боевое мастерство.

Ну, а как быть, если цель надо сразить во что бы то ни стало с первой атаки, а летчику, к примеру, сделать это огнем не удается? Идти на таран! Боевая задача должна быть выполнена любой ценой…

После боя Дьяконов по радио тепло поблагодарил меня, попросил передать спасибо моим товарищам, и мы, покачав друг другу крыльями, расстались. Мы так ни разу и не встретились с ним на земле. А летали вместе частенько. Я не знал, каков он на вид, что у него за характер. Но гордился им как подлинным мастером штурмовых ударов, мужественным человеком.

Вскоре я приземлился на своем аэродроме. Шевырин и Мартынов уже были там. Честно говоря, переживал за обоих, опасался, как бы с ними чего не стряслось. Но все обошлось благополучно.

Утром меня вызвали к командиру полка. Алексей Дмитриевич подозвал к столу, указал на карту с красной стрелой:

– По личному распоряжению начальника штаба армии вам предстоит произвести разведку в районе Днепра. Задание крайне ответственное, но и почетное. Вылет парой завтра ранним утром.

«Вот и Днепр Славутич», – охваченный радостью, подумал я. В памяти невольно ожили слова прекрасной песни: «Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч…»

Глава VI

Ой, Днипро, Днипро…

Длительное время после войны я нес свою службу на берегах красавца Днепра. На моих глазах выросли Каховская, Киевская, Кременчугская, Каневская гидроэлектростанции. На ленте могучей реки гигантскими жемчужинами заблестели полноводные рукотворные моря, до неузнаваемости изменившие пейзажи воспетого поэтами всех веков седого Славутича…

Послевоенная судьба Днепра как бы стала и моей судьбой – сына далекой и столь же древней матушки-Волги.

И каждый раз, вдыхая свежий воздух Днепра, проносясь над ним на сверхзвуковом реактивном истребителе, я переживаю такое же волнение, какое испытал в тот незабываемый день, когда впервые увидел его величавый простор.

На своем фронтовом пути мы форсировали многие реки. И такие, как Кубань и Дон. Однако все они воспринимались нами как сложные водные рубежи, за которые придется вести тяжелые, изнурительные бои. Днепр же вставал в нашем сознании еще и как символ прекрасной украинской земли. Выйти к Днепру, испить священной воды, утолявшей жажду Ярослава Мудрого, Богдана Хмельницкого, Тараса Шевченко,– это стало нашей сокровенной, заветной мечтой.

Битва за Донбасс завершалась, грандиозное сражение за Днепр только разворачивалось.

В полку состоялся митинг.

– «Товарищи коммунисты и комсомольцы! Бесстрашные летчики-истребители! – читал зычным голосом подполковник И. Егоров обращение командования и политотдела армии к нашим воинам. – Вступая в новый этап освобождения Советской Украины – битву за Днепр, – смелее бейте врага, ищите его змеиные гнезда, обрушивайте на них шквал смертоносного огня…»

Воодушевленные этим призывом, выступили многие летчики, техники, механики. И каждый давал клятву не жалеть сил, крови и самой жизни для разгрома фашистского зверя на Днепре.

Чувствую, как гулко бьется сердце. Иду на стоянку. Там меня встречает техник звена лейтенант Николай Тонкоглаз. Он был на этой должности у Володи Евтодиенко, и вот он в моем звене. Все, кому доводилось с ним вместе служить, были о нем самого лучшего мнения, дорожили им, любили его. Я тоже относился к нему с большой теплотой. Тонкоглаз часто появлялся у моего самолета, спрашивал у Мартюшева, не нуждается ли тот в каких-либо запчастях. Самой ценной запчастью считались тогда свечи к авиационным моторам, потому что от них иной раз зависела жизнь летчика: барахлит свеча – мощность мотора снижается, скорость падает, а это всегда на руку противнику.