Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл Страница 25

Французский улан тяжело ранил прапорщика Кристи, который держал одно из знамен. Пика вошла ему в левый глаз и пробила голову до самой нижней челюсти. Затем француз дерзнул схватить знамя, но храбрый Кристи, несмотря на агонию, проявил почти невероятную сообразительность. Он ринулся в сторону и упал на знамя, не для того чтобы спасти себя, но чтобы уберечь честь полка. Пока знамя падало, француз своей пикой оторвал часть шелкового полотнища. Но даже частицу знамени ему не дали вынести из строя. Одновременно застреленный и заколотый солдатами 44-го полка, он упал на землю, заплатив жизнью за свою бесплодную браваду.

30-й батальон Кембриджширского полка подошел вслед за 44-м. Прапорщик Эдвард Макриди, которому едва исполнилось 17, подходя к полю боя, заметил сгущающийся дым и птиц, которые в панике кружились над лесом Боссю. Он писал:

Рев больших пушек и мушкетная стрельба, взрывы снарядов и крики дерущихся поднимались над полем, словно музыка к адской пьесе, где смешались линии и каре, кони, несущиеся со всадниками и без них, сутолока раненых и бегущих, клубы дыма и блеск пламени…

Макриди и 30-й полк шли сквозь этот хаос и миновали раненых из 44-го. Оба этих батальона плечом к плечу сражались в Испании, и вот что увидели новоприбывшие:

Раненые 44-го поднимались и приветствовали нас радостными криками. «Вытащите три старых тента, пожертвуйте их 44-му. Ребята, дорогие, вы тут очень кстати, удачи вам!» Тут мы встретили нашего старого полковника. Он скакал с поля боя с простреленной ногой. Полковник указал на рану и крикнул: «Они снова пощекотали меня. Теперь одна нога будет не хуже другой!»

Раненый полковник, Александр Гамильтон, был шотландцем. Врачи хотели ампутировать ему ногу, но всякий раз, как они собирались это сделать, их звали к кому-нибудь другому, требовавшему неотложной помощи. Наконец они оставили искалеченную ногу полковника в покое. Гамильтон так и проходил на ней до самой смерти в 1838 году.

Пока полковник Гамильтон ожидал скальпеля хирурга, который так и не явился, Макриди пришел на помощь британской линии. Они заняли место рядом с 42-м, и Макриди вспоминал, как перешагивал через убитых и раненых шотландцев.

Мы добрались до 42-го как раз, когда уланы и кирасиры насели на две стороны их каре. Мы построились слева и открыли огонь. Наш строй был собран в спешке, и со стороны атакующих оказался избыток людей. Внушительный залп, который мы дали по ним, отогнал их, оставив некоторое число убитых и командира. Тот был славным воином и, уже упав, кричал своим людям: Avancez, mes enfants, courage, encore une fois, Français!

«Вперед, дети мои, мужайтесь, еще раз, французы!» Никто не знает, сколько кавалерийских атак провели в итоге французы. В некоторых отчетах о битве говорится о четырех, в других – о пяти, шести или семи, но правда в том, что никто не знает и, вероятно, не знал, где именно они состоялись. Катр-Бра – сражение довольно мутное. Ни с одной стороны не нашлось наблюдательного пункта, с которого можно было бы составить общее впечатление о том, что происходит в котле, где сражаются, страдают и умирают люди. Целый день подходили войска Веллингтона, и он бросал их в бой, туда, где британская линия противостояла французским колоннам. Британским линиям грозила вездесущая кавалерия, и они перестраивались в каре, которые становились легкой целью для французской артиллерии, пятнавшей сельский пейзаж густыми мазками дыма. Веллингтон захотел осмотреть поле битвы и чуть не попался кирасирам Келлермана, которые доскакали до самого перекрестка. Герцог развернул своего коня по кличке Копенгаген и пустился галопом к 92-му полку Гордона, который стоял в четыре шеренги перед самой Нивельской дорогой. Герцог крикнул шотландцам, чтобы те присели, и Копенгаген перелетел через головы солдат, спасая седока от погони. В этот миг французы ближе всего подошли к заветной дороге. Всадники жестоко поплатились за это – их положил залп шотландцев. Из 700 человек Келлермана более 250 погибли или получили раны, а сам яростный маленький генерал потерял коня. Он еще гнал своих людей вперед, но им уже хватило – они отступили. Келлерман схватил поводья двух лошадей и бежал между ними, так они пробивались вспять, сквозь линию британских каре, покуда солдаты в красных мундирах стреляли в них.

Линии и каре. Британская пехота строилась в линию из двух шеренг, хотя под угрозой нападения конницы линию могли удвоить, построившись в четыре шеренги. Если батальон стоял в четыре шеренги, то стреляла обычно только первая. Стоящие за ней перезаряжали мушкеты и передавали их вперед своим товарищам. Британская линия неизбежно побеждала французскую колонну, даже превосходящую числом втрое, вчетверо, впятеро – просто потому что у британцев стрелял каждый мушкет, а у французов отвечать огнем могли только крайние ряды. Зато линия была катастрофически уязвима для конницы. Если всадникам удавалось зайти за линии в открытый фланг, они легко превращали ровный строй в бегущую толпу. Зато если батальон строился в каре, то уже коннице приходилось туго – смертельная игра в «камень-ножницы-бумагу».

Каре (часто прямоугольник) имеет четыре шеренги. Первая шеренга встает на колено и не стреляет, но упирает мушкетные приклады в землю, а примкнутые штыки создают частокол из клинков, который дополняет вторая шеренга, припав к своим мушкетам с примкнутыми штыками. Две внутренние шеренги могут стрелять поверх голов тех солдат, что