А. Саммерс - Дело Романовых, или Расстрел, которого не было Страница 26

Свидетельство Медведева появилось в материалах уголовного дела в самое подходящее время, как раз после того, как генерал Дитерихс прекратил гражданское следствие и забрал материалы следствия и вещественные доказательства.

Новые материалы, большинство из которых не опубликованы, рассказывают о подозрительных обстоятельствах, сопровождающих эпизод с Медведевым, и заставляют предположить, что в его рассказ или вмешались белогвардейские чиновники, арестовавшие и допрашивающие его, или же Он полностью выдуман.

Во-первых, как Медведев попал в руки белогвардейцев? Это — очень необычная история. Можно было бы предположить, что, будучи так глубоко связанным с убийством Романовых, Медведев должен был держаться как можно дальше от белогвардейцев, которые могут ему за это отомстить. Однако белогвардейское следствие утверждало, что он поступил как раз наоборот.

В декабре 1918 года, сражаясь за большевиков под Пермью, Медведев был послан к мосту через реку, стоящему на пути продвигающихся белогвардейцев. Из ранее неопубликованного рассказа производившего арест полицейского Алексеева: «Они [большевики] взяли его к Камскому мосту через реку Каму под Пермью. Они показали ему устройство, предназначенное для взрыва моста… Он остался там, пока правительственные войска не заняли Пермь, что случилось 24 декабря… Накануне этого дня вечером ему пришло письменное приказание взорвать мост. Часа в 4 дня пришел комиссар, приказавший ему взорвать мост, дав это приказание под расписку.

Правительственные войска уже приближались к мосту со стороны правого берега и уже начали стрелять с моста по убегавшим красноармейцам… Он, Медведев, в это время сидел в своем сарае, и ничего не предпринимал, решив не взрывать мост и перейти на сторону правительственных войск. Пробыв в избушке минут 20, он вышел из нее с детонатором в руке и имевшимся при нем наганом. Было уже темно.

Его обнаружили часовые белогвардейцев, находящиеся на мосту, окликнув: «Кто идет?». Он ответил, что красноармеец. Они приказали, чтобы он подошел к ним… в числе других добровольно сдавшихся красноармейцев, его отправили в казармы близ Перми. В этих казармах он пробыл с неделю и его в числе других послали в 139-й эвакуационный пункт в санитарную команду… По поводу расстрела бывшего императора Николая II и его семьи он рассказал на эвакуационном пункте одной сестре милосердия в перевязочном отделении, как ее звать и фамилию не знает — рыженькая она, одна находилась в том отделении».

Таким образом, Медведев, один из усердно разыскиваемых преступников, участие которого в убийстве Романовых было почти бесспорным и грозило ему расстрелом, в случае, если его поймают, решил сам сдаться своим заклятым врагам, и, сделавши это, он, ничего не боясь, болтал обо всем, что знал. И все же, именно так это и случилось, согласно материалам белогвардейского следствия.

Сотрудник уголовного розыска Алексеев, послал свое длинное сообщение, сразу же после того, как допросил Медведева, а затем отправился искать медсестру, о которой тот говорил. Подходящей под описание оказалась Лидия Гусева. При очной ставке с Медведевым она созналась в том, что упомянутый выше разговор имел место.

Алексеев послал телеграмму следователю Сергееву в Екатеринбург, чтобы тот подготовил специальную камеру для изоляции Медведева. Он добавил, коротко: «У меня есть важная информация».

Итак, Медведев, названный в официальной корреспонденции как «убийца царя», возвратился снова в Екатеринбург, на сей раз в оковах. Следователь Сергеев, уже уволенный, ожидающий Соколова, который должен был его заменить, провел второй допрос заключенного. Николай Остроумов, помощник прокурора в Екатеринбурге, позже рассказал об этом допросе так, что читающий это ясно представлял картину происходящего:

«При допросе присутствовали всего три человека — он сам, Сергеев и Медведев. Было, странное, страшное и незабываемое чувство. Медведев, белый как полотно, сидящий на стуле перед столом, за которым сидел Сергеев. Сознание того, что он умрет, было написано на его лице. Он знал, что ничто его не спасет от наказания за цареубийство. Медведев, низким взволнованным голосом, рассказывал о том, как был убит император, императрица, больной царевич Алексей, великие княжны, и их слуги…»

Это кажется убедительным при первом прочтении. Но мы должны понять, что рассказ Остроумова, написанный десятилетие спустя, был частью письма, предназначенного для того, чтобы убедить сторонников подлинности Анастасии, появившейся в Германии в двадцатых годах, в том, что настоящая великая княжна была убита в Доме Ипатьева. Ка(к мы дальше покажем, противники «Анастасии» в этом деле не всегда были последовательны. В письме содержатся намеки на нависшую над Медведевым смертельную опасность и о том, что он действительно готовился к смерти.

Его смерть не менее подозрительна, чем его предательство. Свидетельство о его смерти в материалах следствия отмечено датой — 25 марта 1919 года, после того, как Сергеев, его допросил; причиной смерти называют сыпной тиф.

На первый взгляд это весьма вероятно — в области в то время действительно была эпидемия сыпного тифа. Но генерал Дитерихс, который, должен был точно знать, почему он лишился главного свидетеля обвинения, сказал в 1920 году, что Медведев умер «от сердечного приступа» в течение трех дней после того, как Сергеев его допросил.

Сердечный приступ в возрасте 31 года?

Можно было бы не обращать большого внимания на это, но другие свидетели утверждают, что разговоры о болезни Медведева просто скрывали его более мрачный конец. Сэр Томас Престон сказал нам в 1971 году, что Медведев сознался в своем участии в преступлении «под пыткой». Николай Белоцерковский, бывший начальник Военного контроля в Екатеринбурге, находясь за рубежом, сказал другу в изгнании, что Медведев умер после того, как «я его бил слишком сильно». Конечно, обе стороны в гражданской войне использовали пытку, но насильственная смерть Медведева не имела никакого смысла, если он был действительно свидетелем убийства.

Французский офицер Ласье, французский парламентский представитель, который ездил по Сибири с французской военной миссией, был в Екатеринбурге спустя несколько недель после смерти Медведева, рассказывал о своих подозрениях. Ему сообщили распространенную версию, и позже он недоуменно писал: «Согласитесь, очень подозрительным является то, что этот проклятый сыпной тиф появился и лишил историков как настоящих, так и будущих, единственного свидетеля исторического события, которое до сих пор не разгадано?»

Француз не был одинок в своих сомнениях. Серьезную информацию об истории со смертью Медведева мы получили из «черного мешка» с документами, которые мы нашли в Комитете по безопасности, в письме от прокурора Иорданского его начальнику Никандру Миролюбову, прокурору в Казани.

Отстраненный от следствия военными, Миролюбов внимательно следил за делом со стороны гражданской судебной власти. Иорданский сообщил ему о смерти Медведева только спустя три дня: «… спешу поделиться с Вами весьма прискорбным сообщением. Несколько дней тому назад заболел сыпным тифом заключенный в тюрьму по царскому делу Медведев и 25 марта, находясь уже в тифозном бараке, умер.

Перед тем, как поместить его в тюрьму, камера была приготовлена по особым моим распоряжениям. Несмотря на то, что заболевания не было, была произведена особая обработка, т. к. в самой тюрьме по другим камерам было много заболеваний… Медведев умер 25 марта, между тем о смерти его было сообщено н(начальником) тюрьмы лишь 29 марта за № 10, о болезни же его я не был осведомлен.

Поэтому невольно возникает мысль, не было ли в данном случае какое-либо злоупотребление, и не скрылся ли он при содействии кого-либо. Но это лишь голое предположение. С этой целью я дал официальное поручение начальнику] произвести подробное дознание, дав ему по этому поводу личные указания и затребовав метрическую запись о смерти его.

Между тем, усматривая неправильность действий со стороны начальника тюрьмы, через тюремного инспектора я потребовал от него объяснений о причине несообщения мне или судебному следователю Соколову о положении Медведева и о замедленности донесения о смерти его.

Неприятно еще то, что, хотя он и был допрошен обстоятельно по тем данным, которые имелись в деле, но его нужно было допросить вторично, уже по тем материалам (протоколам осмотров вещественных доказательств), которые были введены в дело следователем Соколовым».

Есть ли хотя бы малейшее сомнение? Письмо содержит подтверждение роли Медведева, как об этом рассказал следователь Сергеев, или написал Остроумов, утверждающий, что он присутствовал при допросе.

Но, как ни странно, Соколов сам внес сомнения в значимости его показаний для следствия. В Екатеринбурге Соколов сказал французскому офицеру Ласье, может быть опрометчиво, о чем он позже, возможно, сожалел: «Увы, свидетель умер от сыпного тифа, не продвинув следствие дальше». Чего стоит теперь полное признание Медведева, предположительно полученное при втором допросе, протокол которого находится в материалах белогвардейского следствия?