Дмитрий Винтер - 1612. Все было не так! Страница 26

Примерно тогда же, зимой и весной 1608 г., изменилось и отношение к российским событиям официальной Варшавы: канцлер князь Лев Сапега теперь уже с дозволения короля собрал несколько тысяч воинов и вторгся в Россию. До этого, как мы помним, из поляков участвовали в авантюре Лжедмитрия II только спасавшиеся от преследования участники шляхетского «рокоша». С этого момента в лагере Самозванца не только стало падать влияние сторонников Болотникова и расти значение польской шляхты, но вскоре, по мере его успехов, началось возвышение роли и значения и русского боярства[363].

Как бы то ни было, когда весной 1608 г. царское войско после зимней передышки собралось снова, было уже поздно. Оправившись от испуга, Лжедмитрий II начал наступление и 30 апреля – 1 мая разбил войско Шуйского, руководимое бездарным братом царя Дмитрием Шуйским (с этим «злым гением» царствования Василия мы еще не раз столкнемся…) под Болховом. При этом основной причиной поражения, как свидетельствует Н. Мархоцкий, была элементарная недооценка противника, а точнее, почитание противника за полных дураков: московиты, пишет этот автор, рассчитывали на то, что «мы будем так глупы, что пойдем в атаку, не узнав местности»[364].

Уже к 1 июня «вор» подошел к Москве (причем вплоть до Можайска его везде встречали хлебом-солью и только в этом городе попытались оказать сопротивление, которое, впрочем, сломил первый же пушечный залп…)[365] и после неудачной атаки на Москву обосновался 19 июня в Тушине (отсюда его вошедшее в историю прозвище Тушинский вор)[366].

По другой версии, Тушино Самозванец выбрал для ставки после большого сражения 25–28 июня, когда во время сражения на Ходынском поле, шедшего с переменным успехом, защитники Москвы все же вынудили, наконец, А. Лисовского (прибывшего к тому времени под Москву через разграбленные им по пути Ряжск, Михайлов, Зарайск, Коломну) отступить; по некоторым сведениям, только казаки И. Заруцкого спасли войска «вора» от полного разгрома[367]. Впрочем, преследовать врага московские воеводы не решились, поскольку опасались, что он их заманивает[368]. При этом стратегическое значение Тушино лучше всех оценил польский военачальник А. Лисовский, который и настоял на выборе места главной квартиры[369]. С этого момента начинается кровавая эпопея на Русской земле Александра Лисовского – незаурядного полководца и вместе с тем беспринципного авантюриста.

Пришли к Самозванцу и новые паны – Млоцкий, А. Зборовский, Стадницкий, а также Я.П. Сапега, племянник канцлера Л. Сапеги, «осужденный в отечестве за буйство» (за участие в «рокоше» (?). – Д.В.). Все они привели отряды гусар и казаков. Но главным образом это воинство пополнялось за счет войска, воевавшего со шведами в Ливонии, которому король вовремя не заплатил; тогда наемники сами собрали то, что им полагалось, за счет местного населения, а потом пошли в Тушино[370].

Стекались в Тушино и толпы русских, включая и многих представителей знатных родов: например, князь Дм. Черкасский, князь В. Мосальский, князья Засекины и др. – те, кто имел сравнительно малый вес в государстве Шуйского[371]. Примерно тогда, в частности, получил боярство от Лжедмитрия II молодой князь Дмитрий Трубецкой[372], очень известный по последующим событиям Смуты.

А в августе Тушинский вор одержал еще одну важную, на сей раз политическую победу: его признала своим чудесно спасшимся супругом вдова первого Самозванца Марина Мнишек, хотя и не без внутреннего сопротивления после того, как узнала, что он – не тот. Узнав правду, она, до того веселая и радостная, стала кричать и плакать, заявляя, что ни за что не поедет дальше. Кстати, и поляки из Тушина не очень-то хотели ее захватывать именно потому, что боялись: она откажется признать второго Самозванца первым. Везти ее насильно было неудобно: нужно было, чтобы все видели нежную радость супругов при свидании. Пятидневные уговоры Сапеги оказались безрезультатными, но выручил Юрий Мнишек. Прохиндей-папаша уговорил дочку покориться, за что получил от Самозванца 300 000 рублей и Северскую землю с 14 городами. Через четыре месяца он уехал из Тушина и навсегда покинул Россию[373]; Марине же ни увидеть снова отца, ни вернуться в Польшу было больше не суждено…

Собственно, по договору, заключенному Василием Шуйским с Польшей 25 июля 1608 г., пленные поляки должны были вернуться в отечество: причиной такого решения, возможно, было то, что Шуйский хотел просить помощи против «вора» в том числе и у Польши, с которой для того надо было нормализовать отношения[374]. В частности, Сигизмунд, со своей стороны, по этому договору обязывался отозвать своих подданных из войска «вора»; однако те в большинстве своем отказались возвращаться[375].

Но вернемся, так сказать, к семейным делам Самозванца. Тушинский вор сумел, распустив слухи о спасении Дмитрия, убедить Марину, что он и есть ее муж, а потом, когда она, приехав 1 сентября в Тушино, увидела его, уговорил (не без отцовской помощи…) признать спасшимся супругом. Кстати, есть сведения, что Марину с «вором» венчал иезуит[376], возможно, тот самый, который еще до Сапеги и отца пытался уговорить ее признать второго Лжедмитрия спасшимся первым[377].

Подобное венчание на первый взгляд выглядит по меньшей мере странно, если учесть, что она уже была законной женой первого Самозванца, которого теперь признала во втором. Впрочем, по словам Ж. Маржарета, венчание было тайное[378]. Единственное разумное объяснение этому шагу – это то, которое предлагает Л.Е. Морозова: Марина, зная, что новый Самозванец и ее первый муж – разные люди, хотела быть честной «хотя бы перед Богом»[379].

Так или иначе, это признание резко повысило акции второго Самозванца, и к концу года его власть признала почти вся страна – по крайней мере вся европейская часть, кроме Москвы, Новгорода, Смоленска, Нижнего Новгорода, Великого Устюга, Порхова и Архангельска (по некоторым сведениям, в частности по сообщениям Н.М. Карамзина, войска «вора» были отбиты также от Саратова)[380].

Интересно то, как «впал в измену» Псков. Для доставки в Москву 900 рублей, собранных псковичами для борьбы с «вором», псковские купцы выбрали пятерых… руководителей враждебной им партии, а при этом тайно написали в Москву письмо о том, что, мол, «меньшие люди» денег не дали, а эти пятеро – «главные изменники». И снова царь нарушил свою предвыборную клятву («доводов ложных не слушати, сыскивати всеми судами накрепко») и хотел казнить всех пятерых; только заступничество несших в это время службу на Москве псковских стрельцов, поручившихся за бедняг головами, спасло им жизнь. Стоит ли удивляться, что Псков перешел на сторону «вора»?[381] Снова Василий Шуйский своими руками создал себе новых врагов…

Опять восстало Поволжье; даже Казань, в 1606–1608 гг. поддерживавшая Шуйского, теперь от него отшатнулась. По крайней мере, воеводы И.В. Голицын и Д.В. Туренин, посланные на помощь Ф.И. Шереметеву против Астрахани, дальше Казани пройти не смогли[382]. К Самозванцу присоединились многие недовольные Шуйским бояре – князья Дм. Трубецкой и А. Черкасский, бывший соратник Болотникова князь Г. Шаховской (освобожденный из ссылки) и т. д.

Ф.Н. Романов, постриженный Годуновым в монахи под именем Филарета, а первым Самозванцем поставленный в ростовские митрополиты, в октябре 1608 г. был доставлен в Тушино и наречен патриархом[383]. Есть мнение, что он приехал в Тушино добровольно, но не все с этим согласны: например, Д. Иловайский говорит, что он уговаривал переяславцев «отстать от ляхов» и «хранить верность законному государю»[384].

Трудно сказать, сколько правды в последнем утверждении с учетом того, что Филарет как-никак был родоначальником царствовавшего на момент написания его работы дома Романовых, однако есть как прямые, так и косвенные подтверждения в трудах некоторых других историков. Так, например, Н.И. Костомаров, либеральный историк, в подобострастии к монархам не замеченный, подтверждает, что Филарет уговаривал переяславцев не отступать от законной присяги, но те его не послушали и поступили с ним вышеозначенным образом, отправив в Тушино. Там он проводил богослужения, поминая «вора» Дмитрием, но патриарх Гермоген, вообще очень строгий к изменникам, о Филарете говорил, что он не своей волей поехал в Тушино[385].

К. Валишевский также пишет, что Филарета привезли в ставку «вора» в дровнях, «связав вместе с распутной девкой», а В.Н. Татищев добавляет, что везли его босого (это поздней осенью!) и в «татарской шапке», но Лжедмитрий II оценил пользу, которую может принести несостоявшийся патриарх Шуйского, поэтому он принял Филарета «с честью» и поставил своим патриархом[386].