Геннадий Соболев - Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943 Страница 26

И все же, несмотря на непрекращающиеся обстрелы и бомбежки, не побежденную до конца алиментарную дистрофию, от которой продолжали умирать еще многие ленинградцы, – все эти 300 с лишним дней страданий, Жизнь постепенно расширяла свои границы, увлекая в них многих из тех, кто зимой 1941–1942 г. был на грани жизни и смерти. В дневниках ленинградцев в июле 1942 г. появляется все больше позитивных записей. «С питанием стало лучше, – свидетельствует один из них, – но лебеда в большом почете. Ее собирают мешками, жуют сырой, делают щи, лепешки. Я со своего огорода ем уже салат, редиску. Приятно»[166]. Появляется дополнительная энергия бороться за жизнь. «Отчаянно лезу в Союз писателей, где кормят заповедных без вырезки, – записывает 3 июля 1942 г. в дневнике востоковед А. Н. Болдырев, мечтавший все «смертное время» наесться досыта. – Все было малоудачно, но сегодня, кажется, наметился перелом; м. б. через несколько дней и совершится»[167]. И к его радости действительно «совершилось». 5 июля 1942 г. он зафиксировал эту радость для истории: «Сегодня первый раз вкусил знаменитый писательский безвырезный обед. Он хорош: овсяный суп, заправленный укропчиком и сливочным маслом, густой, большая тарелка, 320 гр. отличной гречневой размазни с маслом же, 20 гр. глюкозы, которую с удовольствием слопала Машутка»[168]. И такие «радости» посещают все большой круг людей, и не только в столовых для избранных, но и для тех, кого власти называли просто жителями.

Однако «не хлебом единым» жили ленинградцы, сумевшие вырваться из цепких объятий Смерти. Подобно тому, как в мае 1942 г. символом возрождающейся жизни в блокированном Ленинграде стал футбольный матч, так в июле 1942 г. символом ее утверждения стал общегородской праздник школьников в честь выпускников средних школ, который состоялся 3 июля 1942 г. во Дворце пионеров. Героями этого праздника были более 500 учеников, успешно закончивших

10-й класс в 1941/1942 учебном году. Каждый из них вместе с подарком получил на память книгу с надписью об окончании полного курса средней школы в Ленинграде в год войны и блокады. Праздник сопровождался артиллерийским обстрелом противника, но, к счастью, ни один из более чем 40 снарядов, выпущенных в этот день по городу, не попал в цель № 192, под которой в немецких картах значился Дворец пионеров[169].

9 июля 1942 г. на экраны страны вышел документальный фильм «Ленинград в борьбе», который после вмешательства партийных руководителей в апреле 1942 г.[170] прошел основательную переработку, в процессе которой из него были вырезаны сотни уникальных кадров. Но и в «облегченном» варианте, без многих деталей «смертного времени», фильм производил сильное впечатление. «Этот фильм обойдет все просторы нашей Родины, – писал в те дни поэт H. С. Тихонов, – его будут смотреть в Англии, Америке, и люди увидят в нем суровую правду наших дней». Командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров, посмотревший фильм одним из первых, считал, что «величественная эпопея обороны города показана правильно, без прикрас»[171]. Не все ленинградцы, посмотревшие этот фильм в первые дни (а их оказалось свыше 100 тыс.), разделяли такую точку зрения. «По мнению некоторых зрителей, – отмечалось в информационной сводке на имя партийных руководителей Ленинграда, – фильм все же недостаточно показывает подлинную жизнь в осажденном городе: почерневших от копоти и грязи людей, дистрофиков, людей, умирающих на панелях, трупы, лежащие на улицах и т. п… Хотят видеть [зрители] закопченные квартиры с печками-времянками и умершими людьми, людей, закутанных в ватные одеяла, выстраивающихся с 2-х часов [утра] в очередях у магазинов»[172].

Однако партийные руководители культуры строго придерживались в своей руководящей практике тех указаний, которые были даны А. А. Ждановым, А. А. Кузнецовым и П. С. Попковым при обсуждении документального фильма «Оборона Ленинграда» в апреле 1942 г. – «не сгущать краски» и «не переборщать упадок». Особенно показательной в этом отношении была судьба поэмы Зинаиды Шишовой «Дорога жизни», запрещенной 11 июля 1942 г. отделом пропаганды и агитации к радиопередаче «как политически неправильная». Тем не менее 13 июля 1942 г. в эфире ленинградского радио прозвучала часть этой поэмы, однако радиотрансляция была прервана по требованию горкома партии, переданному по телефону[173]. Партийные функционеры упрекали автора поэмы в том, что основной мотив ее произведения – показ страданий и обреченности ленинградцев, а их борьба и героический труд выпали из ее поля зрения. Заведующая сектором культуры в отделе пропаганды и агитации Паюсова в своей докладной записке секретарям горкома партии в подтверждение тезиса об «усиленном нагнетании» трудностей блокадной жизни, присутствующем в поэме, приводила из нее такую выдержку:

Дом разрушенный чернел как плаха…Вода, которая совсем не рядом,Вода, отравленная трупным ядом…А в нашей шестикомнатной квартиреЖильцов осталось трое – я да ты,Да ветер, дующий из темноты…Нет, впрочем, ошибаюсь, их четыре,Четвертый, вынесенный на балкон,Неделю ожидает похорон…

Какое здесь «нагнетание трудностей», может сказать блокадник, видевший зимой 1941–1942 г. смерть на каждом шагу, везде и всюду… Но теперь, в июле 1942 г., когда центральная и местная пресса в связи с демонстрацией фильма «Ленинград в борьбе» много писала о героизме ленинградцев, партийное руководство считало, что показ этих трудностей принижает значение подвига защитников Ленинграда.

Между тем такое неумеренное восхваление, носившее иногда формальный и поверхностный характер, критически воспринималось даже теми, кто действительно много сделал для защиты своего города. «Газеты и радио ежедневно поют дифирамбы ленинградцам. Пора бы несколько убавить тон, – комментировал в своем дневнике эту кампанию главный инженер завода «Судомех» В. Ф. Чекризов. – Вот манера, как возьмутся хвалить, то до бесчувствия будут делать. “Ленинградцы герои, ленинградцы пример, ленинградцы гордость” и т. д, и т. д. Ну, верно, трудно было, да и теперь нелегко в Ленинграде. Много невзгод пережили, отстояли город, но зачем же каждый день дифирамбы? Похвалили два, три раза и хватит. По существу, на месте ленинградцев, на месте меня, Сергея и других, окружающих меня, все делали бы то же самое. Бытие определяет сознание. Лучше больше о недостатках писали бы и говорили, а их еще немало…»[174].

Ольга Берггольц «пробила» свою «Ленинградскую поэму» в бесконечных хождениях и спорах с партийными идеологами А. И. Махановым и Н. Д. Шумиловым[175]. Сыграла роль ее известность, завоеванная в «смертное время». 21 июля 1942 г. она читала «Ленинградскую поэму» по радио, а 24 и 25 июля 1942 г. поэма была напечатана в «Ленинградской правде». Берггольц с гордостью писала в те дни в своем дневнике: «Меня знают в Ленинграде почти повсюду»[176]. И это была правда, с которой не могло не считаться партийное руководство, стремившееся держать «на контроле» всех и вся.

Заметными событием в культурной жизни блокированного города стала выставка работ ленинградских художников «Ленинград в Отечественной войне», которая открылась 12 июля 1942 г. в залах Ленинградского союза художников. Но она отличалась от предшествующей выставки, устроенной ленинградскими художниками в январе 1942 г.: на ней почти не было представлено тех картин, которые были написаны зимой 1941–1942 г. с блокадной натуры прямо на улицах города, казавшихся со стороны «странными и жуткими». Многие работы с июльской выставки ленинградских художников были затем показаны на передвижных выставках, организованных в госпиталях и частях Красной Армии[177].

12 июля 1942 г. в Ленинградском Доме Красной Армии состоялся юбилейный – пятисотый за время войны – концерт популярной певицы К. И. Шульженко. За это время она побывала с концертной бригадой Дома Красной Армии во многих частях Ленинградского фронта.

28 июля 1942 г. исполнился год с начала работы фронтовой редакции Ленинградского радиокомитета в частях и подразделениях Красной Армии и Краснознаменного Балтийского флота. За это время машина фронтовой редакции больше 100 раз выезжала на фронт. Были записаны сотни выступлений бойцов и командиров, митингов, боевых эпизодов. Были переданы в радиоэфир специальные передачи «Беседы с партизанами», «Танкисты», «Истребители», «Вручение орденов героям боев с немецкими оккупантами», а также письма бойцов, командиров и политработников[178].

29 июля 1942 г. Исполком Ленгорсовета принял постановление «О предоставлении Публичной библиотеке (ГПБ) права получения библиотек и литературы, как бесхозных, так и из состава вымороченного имущества», которое явилось признанием самоотверженного труда сотрудников Публичной библиотеки по спасению книжных собраний в блокированном городе. М. В. Машкова, возглавлявшая это направление в комплектовании Публичной библиотеки, вспоминала: «Если кто-то из них [книжников] умирал, эвакуировался или попадал в больницу, Библиотека стремилась получить их книжные собрания. В нашем ведении были также библиотеки репрессированных, в том числе Выготский, Радлов, чьи имена находились под жестким запретом… О бесхозных коллекциях нам нередко сообщали посторонние люди. Как-то приехали красноармейцы и сгрузили с машины книги, сами отнесли их в наш выставочный зал. Я пришла и ахнула: “Бертельс, Файнштейн”. Собрание известного востоковеда Бертельса мы берегли, не распыляли»[179].