Евгений Анисимов - Россия без Петра: 1725-1740 Страница 27

Следующий шаг был сделан в 1686 году: подписав «вечный мир» с Речью Посполитой, Россия была обязана участвовать в войне с Турцией «Священной лиги», образованной Австрией, Польшей и Венецией в 1684 году для борьбы с османами. Роль России была достаточно скромной — она «ассистировала» Австрии в Северном Причерноморье. Опыт совместных действий не был успешным: Карловицкий мир 1699 года интересы России на Черном море не учитывал, и ей пришлось довольствоваться присоединением Азова по Стамбульскому миру 1700 года.

Неудачное сотрудничество со «Священной лигой» не приостановило движения России в европейскую систему отношений. Вся петровская внешняя политика была направлена на активное участие России в европейских делах как равноправного члена «концертов», союзов. В течение почти всей Северной войны 1700–1721 годов Россия воевала со Швецией в так называемом «Северном союзе» с Саксонией, Данией, Польшей. Распад этого союза, неудачи переговоров с Францией сделали актуальным поиск надежного партнера уже после смерти Петра. Инициатором этого стал вице-канцлер А. И. Остерман, ближайший сподвижник покойного царя в области внешней политики. Следует сказать о нем несколько слов, ибо он был истинным руководителем русской дипломатии, да и внутренней политики, на протяжении семнадцати послепетровских лет, до вступления на русский престол Елизаветы Петровны в 1741 году. После этого карьера Остермана была резко перечеркнута, и он, переживший на своем веку пятерых властителей, при шестой отправился в Березов, где и умер в 1747 году.

Сын лютеранского пастора из Вестфалии, Генрих Иоганн Фридрих Остерман родился в мае 1686 года, получил хорошее образование в Иене и Эйзенахе. Приехав в Россию в 1703 году, он прошел путь от переводчика до вице-канцлера Российской империи. Это была на редкость успешная карьера, и Андрей Иванович был вполне достоин наград и чинов, обладая редкой работоспособностью, исполнительностью, умом, блестящим умением вести переговоры и составлять дипломатические бумаги. Отзывы современников об Остермане единодушны: умен, толков, подлинный мозг русской политики, но лжив, беспринципен, двуличен, способен на обман. «Король, наш государь, — пишет испанский посланник де Лириа, — пусть не думает, что Остерман совершенный человек: он лжив, для достижения своей цели готов на все, религии он не имеет, потому что уже три раза менял ее, и чрезвычайно коварен, но это такой человек, в котором мы нуждаемся и без которого не сделаем здесь ничего». Такого мнения об Остермане были все: и иностранные дипломаты (для которых он был единственным европейцем в русском правительстве), и российские монархи, и сановники (для них Андрей Иванович был крупнейшим специалистом и знатоком внешней политики и европейских «конъюнктур»).

Притчей во языцех были «дипломатические болезни» Остермана, поражавшие его в самые щекотливые моменты карьеры. Это проявлялось за столом переговоров, когда вице-канцлеру было нужно высказаться прямо и конкретно, а он вдруг «ощущал» начало приступа головной боли или рвоты. Эти симуляции повторялись так часто, что действовали только на свежих и особо впечатлительных людей. Дипломаты, ведшие постоянные переговоры с Андреем Ивановичем, пережидали «приступ» и потом как ни в чем не бывало вели разговор дальше.

Когда читаешь деловые бумаги Остермана, то бросается в глаза его изощренный ум, умение учесть, взвесить все обстоятельства, обезопасить себя от случайностей и ошибок. В целом для Остермана примечательно чувство дипломатического равновесия, способность к маневрированию. Цель политики России, по мнению Остермана, состоит в том, чтобы «искать всех в доброй склонности содержать, не поддаваться никакому амбражу» (подозрению). Так он поучал А. Г. Головкина, отправленного на общеевропейский конгресс в Суассоне — Камбрэ. О том же он писал и в Париж послу России князю Б. И. Куракину: «Наша система должна состоять в том, чтобы убежать от всего, ежели б могло нас в какое пространство ввести»11. Это не означало, что Россия не должна иметь союзников и связывать себя различными соглашениями и договорами. Поиску самого приемлемого и выгодного России союза Остерман уделял в послепетровское время особое внимание.

В 1726 году Остерман составил подробнейшую записку под названием «Генеральное состояние дел и интересов Всероссийских со всеми соседними и другими иностранными государствами». В этом аналитическом документе он рассматривает все двух- и многосторонние связи России с европейскими и азиатскими государствами по состоянию на первый год после смерти Петра.

Остерман последовательно и детально разбирает отношения, сложившиеся у России с европейскими странами, подчеркивает все позитивные и негативные моменты. Из этого доклада становится очевидно, что рассчитывать на союзнические договоры с Англией, Голландией, Данией не приходится, что Швеция ослаблена и все дальше отходит от союза 1724 года. Остерман приходит к выводу, что нет перспектив ни русско-шведского, ни русско-прусского сотрудничества. Так, о Пруссии он пишет, что прусский король имеет «партикулярный интерес дружбу российскую искать для Польши», но не более того. Столь же определенный вывод сделан им и в оценке перспектив русско-французских отношений, бывших, как уже отмечалось выше, в центре внимания русской дипломатии до 1725 года. Франция, считал Остерман, может «интересам российским вспомогать при Порте и в Польше, но сей есть временный интерес, а не вечный».

В этом-то и состояла суть проблемы, волновавшей Остермана. Просчитывая возможные варианты развития событий в Европе, он искал такие долговременные взаимные интересы, которые могли бы обеспечить внешнеполитические успехи как результат совместных действий.

Методом сопоставления «польз», «опасностей», «генеральных интересов» он выявил в качестве такого союзника России АВСТРИЮ, или, как тогда говорили, «Цесаря», имея в виду, что австрийский император, одновременно — венгерский король, был формальным главой Великой Римской империи германской нации — конгломерата германских королевств, городов и территорий.

Австрия занимала одно из ключевых мест в европейской политике. Огромное государство, протянувшееся от побережья Северного моря до Сицилии, от Милана до Валахии, обладало крупным военным и промышленным потенциалом, ее император был авторитетнейшим властителем Европы. Австрийская империя всегда была на переднем крае борьбы с Османской империей, и без ее участия не решалась ни одна крупная внешнеполитическая проблема в мире.

То, что Остерман положил в основу внешнеполитической доктрины союз с Австрией, стало новым словом в политике Российской империи. После неудачного партнерства в «Священной лиге» конца XVII века русско-австрийские отношения теплотой не отличались. Особенно похолодали они в 1717–1718 годах, когда беглый наследник русского престола царевич Алексей нашел для себя убежище на австрийской территории. И вот в 1725–1726 годах наступил решительный перелом. Он был обусловлен рядом обстоятельств, важнейшим из которых было новое размежевание политических сил в Европе, складывание новых «концертов» государств, боровшихся за преобладание на материке и в колониях. 30 апреля 1725 года между Австрией и Испанией был заключен союзный договор, ставший основой Венского союза. Он был отчетливо ориентирован против Франции, отныне окруженной землями австро-испанского блока.

Подготовленный в глубочайшей тайне, Венский союз Австрии и Испании был полной неожиданностью для Европы. Каждое крупное государство должно было определить свою позицию по отношению к этому новому альянсу. Инициатором симметричного союза, восстанавливавшего европейский баланс сил, стала Англия, подписавшая вместе с Францией, Голландией и Пруссией 3 сентября 1725 года враждебный «венцам» Ганноверский трактат.

Раскол был завершен, и началась борьба за союзников. На севере было три державы, не вошедшие в соперничавшие союзы: Дания, Россия и Швеция. Ясно, что голштинский скандал делал невозможным объединение в рамках одного союза России и Дании. Последняя естественным образом примкнула к союзу, где главенствовала Англия. Швеция долго колебалась, но по мере ослабления «голштинской партии» при королевском дворе и провала «тещиной авантюры» все дальше отходила от России и в 1727 году также ушла к «ганноверцам».

Таким образом, силою политических ветров российский корабль начало сносить к берегам Австрийской империи. Конъюнктурной основой для русско-австрийского союза стала проголштинская позиция Вены, соперничавшей с Англией и ее друзьями. Но все же подлинной, глубинной основой возникающего союза были долговременные, или, по терминологии Остермана, «натуральные», интересы обеих стран. О них вице-канцлер писал так: «Россия и дом Австрийский имеют общий интерес: 1) во убавлении турецких сил; 2) в содержании Речи Посполитой; 3) в шведских делах. Ситуация обеих сторон областей такая есть, что, пока между ими дружба будет, один другому в приращении сил его завидовать по натуральным интересам причины не имеет»12.