Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 1 Страница 27

Каким ужасом она была окружена, когда по-настоящему полюбила его, мёртвого, невозвратимого, когда поняла и приняла его всей своей женской и материнской душой, когда восстанавливала и воссоздавала его - по клочкам писем, по рассказам знакомых, когда живой человек стал воспоминанием, понятием, страшным, как «навсегда» и «никогда».

Мать Николая Павловича7, ещё моложавая, красивая маленькая женщина с огромными тёмными глазами, не ладила с мужем — отцом Н. П.8 Сын — единственный — всё мирил их. Он любил мать и понимал отца, и, пока жив был, они были — семья. После его смерти они разошлись. Отец как-то сразу постарел, болел, тосковал, угасал. Со смертью сына и его жизнь кончилась. Мать взращивала на могиле сына голубую ёлочку, лепила (была она скульптор) его голову в романтическом повороте и с романтической прядью, потом вышла замуж за какого-то старого друга и о Н.П. стала только вспоминать.

Помню, перед самым моим отъездом в Москву мы разговорились с одной пожилой приятельницей нашей семьи и семьи Н<иколая> П<авловича>.

«Как Николай Павлович любил её (М<арину>)! — сказала мне она. — Он считал её колдуньей — нет, в самом деле, я не шучу. Хотел разлюбить её - и не мог, уехал — и не мог забыть. И никого после неё не мог полюбить, так всю свою жизнь любил только её одну — и ненавидел, и хотел избавиться от этого наваждения, — говорил: она меня заколдовала, она колдунья, взгляните только в её глаза!»

Да, ещё вспоминаю — Н. П. подарил мне когда-то колечко с балтийским янтарём, в котором застыла мушка, и ещё когда-то - «Тиля Уленшпигеля» с какой-то не совсем любезной надписью9. Мама, всегда решительная, как полководец, отобрала у меня колечко и подарила его матери Н. П., а книгу взяла себе.

«Ты его не любила, а мы любили и любим, вот и всё». Я совсем не обиделась, но, помню, мне отчего-то было очень смешно, что она у меня всё отобрала. Между прочим, мы с мамой постоянно молча друг у друга воровали всякие мелочи и фотографии — воровали и перекра-дывали. Уезжая, в частности, в Москву, я отобрала себе несколько фотографий из её запаса и спрятала. Так она не только нашла и своё взяла, а ещё и моих несколько прихватила, что я обнаружила только в Москве. Милая мама!

Асенька, тут один доморощенный художник делает мой портрет. Как все плохие портреты, он будет похож, и я пошлю его вам. Терпеливо позирую, чтобы Вы увидели, какая я теперь стала. От Вас давно нет писем. Я здорова, чувствую себя неплохо. Курю, конечно, много, — что поделаешь — наследственность!

Люблю и крепко целую.

Ваша Аля

' Ср. стих. 1922 г. М. Цветаевой «Рассвет на рельсах»: «Из сырости - и серости», «Из сырости - и сирости» (II, 159-160).

2 Пейзажная часть Версальского парка с увеселительным дворцом Малый Трианон была подарена королем Людовиком XVI его супруге - королеве Марии-Антуанетте (1753-1793). В этой части парка размещалась «мельничная деревушка», «молочная ферма», «голубятня», «курятник» и другие павильоны-бонбоньерки, построенные в псевдокрестьянском стиле.

3 В медонском лесу есть огромные камни, близ которых, по преданию, в древности кельтские жрецы - друиды - отправляли свои религиозные обряды.

Сохранилась видовая открытка, посланная М. Цветаевой Н. Гронскому летом 1928 г. из Понтайяка, с изображением больших камней на берегу моря, на которой Цветаева написала: «За сходство с дольменами».

4 «Юношеские стихи» (1911-1913) - третья (неизданная при жизни М. Цветаевой) книга . В стихах «Генералам 12-го года» и «Байрону» (оба - 1913) М. Цветаева рисует образы романтических героев.

5Николай Павлович Гронский (1909-1934) - поэт, выходец из России. Семья Г ронских жила по соседству с семьей Цветаевых в предместье Парижа Бельвю в 1928-1929 гг. И тогда, когда М. Цветаева переселилась в другой пригород Парижа, Медон, Н.П. постоянно бывал у нее, и, как она пишет Наталье Гайдукевич 24.IV.35 г.: «.. .мы с ним целый год прошагали по лесам» (Цветаева М. Письма к Наталье Гайдукевич. М., 2002. С. 87). Потрясенная его трагической гибелью, 21.XI.34 г., М. Цветаева на кладбище сказала надгробное слово, написала посвященный ему цикл стих. «Надгробие» и эссе «Поэт-альпинист», а когда в 1936 г. вышла в свет книга Н.П. Гронского «Стихи и поэмы» - отзыв на нее. Прочитав после смерти Гронского его поэму «Белладонна», М. Цветаева в письме от 11 .Х.35 г. писала Ю.П. Иваску: «Гронского в Белла-Донне я чувствую своим духовным сыном» (VII, 402).

6 3-я и 4-я строки из четверостишия М. Цветаевой «Птичка все же рвется в рощу,..» (I, 500).

1 Нина Николаевна Гоонская (урожд. Слободзинская; во втором браке - Гронская-Лепехина; 1884-1958) - скульптор.

8Павел Павлович Гронский (1883-1937) - по образованию юрист, в Петербурге преподавал в университете и Политехническом институте. Депутат IV Государственной думы от партии кадетов. В эмиграции продолжал преподавать на русском юридическом факультете в Париже. Член редколлегии «Последних новостей».

9 По свидетельству А.С., Николай Гронский надписал книгу, отправленную ей ко дню рождения приблизительно так: «Але - потому что ангела Ариадны нет».

А.И. Цветаевой

4 октября 1945

Моя дорогая Асенька, посылаю Вам попытку своего портрета. Старый художник, делавший его, все «составные части» лица изображает обычно похоже, каждую в отдельности. Собирать же их воедино, придавать им выражение не умеет совсем — так что и похоже, и непохоже, но от всего сердца, и моего, и того старика, который говорил мне: «Вы хоть и неверующая, а самая настоящая христианка!» Надеюсь, что и это невероятно наспех, как, увы, всегда, написанное письмецо, и портрет дойдут до Вас. Письма Ваши я получаю нерегулярно. М. б., виной тому Ваш почерк, к<отор>ый и мама-то не разбирала сразу, а сперва читала Ваши письма начерно, а потом уж добиралась до всех закорючек [далее 0,5 листа утрачено].

Обо мне не беспокойтесь. Живу я по данным возможностям очень хорошо. Зарплату получаю по высшему разряду, как «мастер своего дела». Хлеба от 750 до 950 гр. ежедневно. В лавке есть картошка и хлеб, часто бывает молоко. Работаю много и хорошо. Отношение очень хорошее. И т. д., и т. д. Нужные (и ненужные) мне вещи и обувь привез муж. Легкие мои в полнейшем порядке. У сердца - какой-то кардит, но он мне пока не мешает. Работаю по специальности, без затраты физических сил. Цех тёплый, зима, если не будет перемен, не страшна. Вот вам в телеграфном стиле все, чтобы и не пробовали беспокоиться о [далее 0,5 листа утрачено].

<...> её интонация. Но она была — как бы сказать точнее? - чётче. Как-то отчетливей. Сейчас приходится письмо прервать, завтра продолжу. Спокойной ночи, моя родная!

Продолжаю. Кругом шум невероятный. Нужно, просто необходимо написать Вам бесконечно многое о многом, но нет ни тихого часа, ни тихого угла. Я всегда на людях - часы работы и отдыха всегда совпадают с такими же часами у других. А для того, чтобы как следует ответить на все Ваши вопросы, не часы нужны, а дни и годы!

О маме и Муре. Мама любила его так, как только она одна могла любить. И он любил её больше, сильнее и глубже, чем кого бы то ни было из нас. Причём с самого детства он умел любить её, и в своих отношениях с ней он, помимо любви, был умён и тактичен, как взрослый, сложившийся человек. Даже больше. У нас с папой не всегда хватало терпения любить. Неверно, конечно. Не терпения любить, а просто терпения. Но нужно сказать, что мама, будучи невероятно терпеливой в преодолении бесчисленных и бесконечных трудностей жизни, материальных и прочих, была так же невероятно нетерпелива и нетерпима в личных взаимоотношениях. Но с Муром — таким, каким я его знала тогда, мальчиком, она всегда находила общий язык и к нему, сыну, была всегда снисходительна. Но в то время, когда они приехали к нам в 39-м году, у меня было впечатление, что он не то что вырывался, но старался тихо и тактично ускользнуть из-под её опеки. То был мальчишеский возраст самостоятельности и независимости. Но я с ним была тогда только около месяца — они приехали в июне, я уехала в конце августа и больше с ними не виделась.

В своих письмах мама очень хвалила Мура, его к ней, несмотря на огромную рассеянность (забывал дни испытаний и т. д.), внимательность и заботливость. Ходил на базар с кошёлкой (чего терпеть не мог) — пытался готовить.

Бедный, бедный мальчик! Дай Бог, чтобы он оказался жив, ведь сколько пропавших без вести возвращаются!

Мама, папа и Мур очень любили моего мужа. И он их. После папиного отъезда муж помогал маме - которую, по сути дела, знал очень мало, как близкий, родной человек. После маминой смерти он заботился о Муре, как о своём сыне. Мур постоянно с ним переписывался, муж в самое тяжёлое (не считая более лёгких) время помогал ему матерьяльно, содержал и поддерживал. По гроб жизни я ему буду благодарна за то, что в дни и годы испытаний он оказался человеком по отношению к близким моим. Не сердитесь за нелепые, такие наспех написанные мои письма.