Олег Романько - Крым в период немецкой оккупации. Национальные отношения, коллаборационизм и партизанское движение. 1941-1944 Страница 27

Следует сказать, что, несмотря на ухудшающуюся обстановку, Симферопольский мусульманский комитет и далее планировал проводить хозяйственную и благотворительную работу. Например, в заключительной части того же отчета Абдурешидов отметил, что на март – апрель 1944 года им запланированы следующие мероприятия:

1. Организация обряда обрезания для детей-сирот и детей нуждающихся родителей Симферополя и Симферопольского района;

2. Открытие в Симферополе шестимесячных подготовительных курсов для молодежи, которую планировалось отправить для учебы в высших учебных заведениях Германии;

3. Открытие в Симферополе ремесленных школ для подготовки из татарской молодежи специалистов, с целью их дальнейшего использования в различных отраслях хозяйства[249].

Однако этим планам так и не суждено было претвориться в жизнь. Как доносил один из партизанских разведчиков, в последние два месяца оккупации большинство районных татарских комитетов практически не функционировали. И даже Симферопольский мусульманский комитет состоял, фактически, только из одного человека – «спекулянта» Абдурешидова. Хотя в комитете на тот момент числилось еще 11 членов, ни один из них участия в его работе не принимал. Следует сказать, что «лейтмотивом» этого донесения были следующие слова: «В настоящее время в Крыму нет такого человека, который пользовался бы авторитетом среди татар»[250].

Но и на этом история мусульманских комитетов в Крыму не закончилась. Как уже говорилось выше, в начале 1944 года немцы предприняли запоздалую попытку свести воедино все свои усилия по использованию политического коллаборационизма. В январе этого года командующий войсками вермахта в Крыму генерал-полковник Йенеке приказал начать подготовку к созданию на полуострове местного правительства (Landesregierung). Одной из основ для его создания должны были послужить мусульманские комитеты. Однако на этот раз немецкая попытка окончилась полным провалом[251].

Еще одной стороной немецко-татарского политического конфликта стала история с воссозданием крымского муфтиата. В данном случае она развивалась следующим образом.

Не секрет, что германское военно-политическое руководство в целом очень положительно относилось к исламу, стараясь сделать мусульман своими союзниками в борьбе против СССР и Англии. Более того, на некоторых оккупированных территориях Советского Союза «исламский фактор» стал одним из инструментов германской национальной политики. Например, на Северном Кавказе и в Крыму местные оккупационные власти всячески способствовали его возрождению (открытие мечетей, помощь в подготовке духовенства и т. п.). Но одновременно, и этот парадокс замечают все исследователи, оккупанты препятствовали избранию высшего мусульманского духовенства – муфтиев. Причины такой политики были очевидны, тем не менее, например, крымско-татарские националисты просто не желали их замечать, что впоследствии и привело к такому негативному результату. Последний крымский муфтий Нуман Челеби Джихан был расстрелян большевиками еще в 1918 году, а его преемник, в силу целого ряда причин, так и не был избран. После оккупации Крыма и создания мусульманских комитетов татарские националисты стали поднимать перед оккупационными властями этот вопрос, надеясь на их полное содействие. Здесь следует сказать, что они преследовали не только цели централизации духовной жизни мусульманского населения Крыма. Понимая, что немцы, скорее всего, не разрешат создать центральный политический орган для всех мусульманских комитетов, они надеялись обрести таковой в воссозданном муфтиате.

Подчеркнем, что крымско-татарские националисты не были одиноки в своих усилиях и имели достаточно влиятельных союзников в германских военно-политических кругах. Один из них – сотрудник министерства по делам оккупированных восточных областей Г. фон Менде – так аргументировал положительные стороны появления прогермански ориентированного муфтия на Крымском полуострове: «Исламский мир – это единое целое. Поэтому шаг Германии навстречу мусульманам на Востоке неминуемо вызовет соответствующие настроения у всех мусульман»[252]. Наконец, за скорейшее избрание крымского муфтия выступал и Хаджи Амин эль-Хусейни – пронацистски настроенный Великий муфтий Иерусалима, надеявшийся таким образом сосредоточить всю мусульманскую активность в своих руках.

Как видно, все эти три группы преследовали разные цели, которые были явно недостаточными для того, чтобы сдвинуть вопрос о муфтиате с мертвой точки (по выражению американского исследователя А. Даллина, их активность в этот период иначе как «спящей» назвать трудно). Однако в октябре 1943 года произошли события, которые заставили их сильно активизироваться. А произошло вот что. Советская власть отошла наконец от воинствующей антирелигиозной политики и разрешила избрать муфтия всех советских мусульман, резиденцией которого стал Ташкент. Первыми на это событие отреагировали в министерстве по делам оккупированных восточных областей А. Розенберга. Руководитель его крымско-татарского отдела Р. Корнельсен и уже упоминавшийся фон Менде подготовили меморандум, в котором германскому военно-политическому руководству они предлагали следующие ответные меры: «Чтобы более эффективно противостоять этой большевистской инициативе, которая, как показывают события, оказала огромное влияние на мусульманский мир, мы со своей стороны должны делать все для активной борьбы с ней. Необходимо немедленно сделать ответный ход и показать, что выборы ташкентского муфтия являются нелегитимными, а сам он – не более чем марионетка в руках Москвы»[253].

Наиболее же эффективной формой противодействия, как казалось авторам меморандума, может быть только созыв конгресса высших духовных мусульманских лиц Крыма, Кавказа, Туркестана и Поволжья. Более того, на этом конгрессе германская сторона обязывалась дать торжественное обещание способствовать выборам крымского муфтия. Все это должно было проходить в присутствие Великого муфтия эль-Хусейни, который приглашался на конгресс в качестве почетного гостя. После конгресса планировались выборы, которые, правда, предполагалось сделать не более чем фикцией, так как кандидат на пост муфтия был уже отобран Корнельсеном заранее. Новым духовным лидером крымских мусульман должен был стать А. Озенбашлы[254].

После незначительной доработки этот документ был передан на рассмотрение в Верховное командование сухопутных войск (ОКХ), в ведении которого находилась оккупационная администрация на территории Крыма. Проект был весьма заманчивым, однако армейское руководство решило его заблокировать. Уже одно упоминание Озенбашлы в качестве кандидата на пост муфтия убедило немецких генералов в том, что будущая мусульманская инстанция – это не более чем очередной центр для политической активности и интриг крымско-татарских националистов. Об этом весьма откровенно свидетельствовал тот факт, что самыми рьяными сторонниками идеи воссоздания крымского муфтиата были «поклонники» Озенбашлы в Симферопольском мусульманском комитете, которые незадолго до этого свергли его первоначальное руководство.

Кроме того, Крым в этот период представлял собой уже «осажденную крепость», а создание в ней политического центра на мусульманской основе могло только обострить и без того напряженные межнациональные отношения на полуострове. Наконец, по мнению командующего войсками вермахта в Крыму, татары попросту «не заслуживали такой чести». Так, в одном из его донесений в министерство оккупированных восточных областей (от 28 февраля 1944 года) прямо указывалось, что «создание какого-либо местного правительства только на мусульманской основе или воссоздание муфтиата в Крыму являются неприемлемыми… Согласие же с таким мнением означало бы полный разрыв со всей предыдущей политикой»[255].

Естественно, что такой вердикт означал конец проекта по воссозданию крымского муфтиата, даже несмотря на то, что разговоры о нем сотрудники Розенберга вели еще до осени 1944 года. Справедливости ради стоит сказать, что Озенбашлы также не очень рвался занять этот пост: его отношение к сотрудничеству с немцами было тогда уже хорошо известно, и не только в Крыму.

Вся эта история с крымским муфтиатом закончилась ничем, и ничего хорошего, кроме обострения отношений крымско-татарских националистов с германской военной администрацией на полуострове, не принесла. Однако сама борьба за муфтиат или против него между ведомством Розенберга и вермахтом была не единственной причиной этого обострения. Дело в том, что в подготовке меморандума Корнельсена значительную роль сыграли те представители крымско-татарской эмиграции, которые были прикреплены к его отделу. Они-то и посоветовали ему выбрать кандидатуру Озенбашлы на пост муфтия, полагая, что он полностью будет находиться под их контролем. Армейское же командование и здесь усмотрело угрозу своим прерогативам. Начиная с момента оккупации Крыма оно всячески противодействовало сближению местных националистов и представителей крымско-татарской эмиграции. Руководство военной администрации, и не без основания, опасалось, что подобное сближение только усилит требования членов мусульманских комитетов по предоставлению им политических прав. Однако чтобы понять причины этого, следует вернуться в лето 1941 года.