Сергей Мельгунов - "Красный террор" в Россiи 1918 - 1923 Страница 27

Практикуются и массовые фиктивные разстрeлы с инсценировкой раздeванiя, рытья могил, традицiоннаго «пли», выстрeлов над головой — о чем разсказывает в своей книгe С. С. Маслов.[207] Эту утонченность при подавленiи «возстанiй» надо особо подчеркнуть: вeдь здeсь дeйствует власть, говорящая о великом будущем коммунизма и так часто живописующая звeрства «бeлых». В Арской волости Казанскаго уeзда — свидeтельствует все тот же № 1 Бюллетня лeв. с.-р. — ставили подряд 30 крестьян и рубили головы шашками…

А порки? Онe производятся — утверждает орган лeв. с.-р. — повсюду. «Сeкут розгами, шомполами, палками и нагайками»…

«Бьют кулаками, прикладами, револьверами».

И идет длинное перечисленiе губернiй, гдe зарегистрированы тeлесныя наказанiя.

Оффицiально можно говорить, что в Россiи розги не примeняются, ибо тeлесное наказанiе явленiе позорное там, гдe власть принадлежит «рабочим и крестьянам». В дeйствительности иное. И. З. Штейнберг в своей книгe[208] собрал недурной букет сообщенiй о совeтских держимордах первоначальнаго перiода большевицкаго властвованiя. Что особенно важно — эти свeдeнiя почерпнуты из самой большевицкой печати — «Правда» и «Извeстiя». «Держиморды под Совeтским флагом» — так была озаглавлена даже статья в «Правдe»,[209] повeствующая о том, как Николаевская (Вологодской губ.) Ч. К. выколачивала «излишки» хлeба из населенiя и усмиряла возстанiе «кулаков»: «Чрезвычайка запирала крестьян массами в холодный амбар, раздeвала догола и избивала шомполами». В Вольском уeздe Витебской губ. крестьян порют по постановленiю Исполкома. В с. Урени Костромской губ. мужикам приходилось надeвать по пяти и болeе рубах для того, чтобы не ощущать порки, но и это мало помогало, так как плети были свиты из проволок, и случалось, что послe порки рубахи врeзались в тeло и засыхали, так что приходилось отмачивать их теплой водой.

«Ставили нас рядом — добавляет одно частное сообщенiе, цитированное Спиридоновой в письмe к Ц. К. большевиков — цeлую одну треть волости шеренгой и в присутствiи тeх двух третей лупили кулаками справа налeво, а лишь кто дeлал попытку улизнуть, того принимали в плети» (дeло касается дeйствiй реквизицiоннаго отряда).

В Ветлужском и Варнавинском уeздах Костромской губ. начальство, прieхав в деревню, «цeликом ставило сход на колeни, чтобы крестьяне почувствовали почтенiе к совeтской власти».

«Всыпьте им, пусть помнят совeтскую власть»…

Что же удивительнаго, если «под словом коммунист», как признает сама «Правда», «именуют всeх хулиганов, лодырей и шарлатанов». «Над нами издeваются, как над безсмысленным скотом»… Чтобы понять террор в деревнe, террор реквизицiонных отрядов, террор так называемых «комитетов деревенской бeдноты» — хулиганов, сдeлавшихся вооруженными диктаторами, дeйствительно надо вникнуть в современную бытовую обстановку.

«В старое время — говорят в Макарьевe — становые на мужиках eздили, а теперь коммунисты катаются». Это тоже из «Правды». Прieзжает продовольственный отряд в одно село в Хвалынском уeздe Саратовской губ. Собирает мужиков ночью, приказывает истопить баню и привести «самых красивых дeвушек молодых»… А вот приказ продовольственнаго комиссара комбeду: «объявите вашим гражданам, что я им даю сроку три дня свезти десять тысяч пудов хлeба… За неисполненiе такового будут мною поголовно разстрeливаться, ибо мною уже сегодня в ночь разстрeлен один мерзавец в д. Варваринкe. Уполномоченным (таким-то) дается право при неисполненiи разстрeливать, в особенности подлую волость такую то».[210]

Разстрeл и порка — вот по истинe символ «переходной эпохи» к соцiализму. Что тут говорить о «бeлых». Никто не перещеголяет большевиков в их кровавом угарe.

Найдем ли мы в жизни и в литературe описанiе, аналогичное тому, которое приводит Штейнберг о происшествiи в Шацком уeздe Тамбовской губ. Есть там почитаемая народом Вышинская икона Божьей Матери. В деревнe свирeпствовала испанка. Устроили молебствiе и крестный ход, за что мeстной Ч. К. были арестованы священники и сама икона… Крестьяне узнали о глумленiи, произведенном в Ч. К. над иконой: «плевали, шваркали по полу», и пошли «стeной выручать Божью Матерь». Шли бабы, старики, ребятишки. По ним Ч. К. открыла огонь из пулеметов. «Пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым, лeзут на пролом, глаза страшные, матери дeтей вперед; кричат: Матушка, Заступница, спаси, помилуй, всe за тебя ляжем»…

Для того чтобы подвести итоги слeдовало бы сказать еще о массовых высылках крестьян, идущих вслeд за разстрeлами, контрибуцiями, сожженiем и конфискацiей имущества при мeстных возстанiях.

Когда мы говорим об усмиренiях, связанных с крестьянскими возстанiями; когда мы говорим о разстрeлах рабочих в Перми[211] или в Астрахани, ясно, что здeсь уже не может идти рeчь о каком-то специфическом «классовом террорe» против буржуазiи. И дeйствительно, террор распространен был с первых дней своего существованiя на всe классы без исключенiя и, может быть, главным образом на внeклассовую интеллигенцiю.

Так и должно было быть. Задача террора — говорила передовая статья в № 1 «Еженедeльника» В. Ч. К. — уничтоженiе идеологов и руководителей врагов «пролетарiата» (читай: врагов совeтской власти). В приговорах Ч. К. и трибуналов говорилось иногда о снисхожденiи, которое дeлалось обвиняемому «принимая во вниманiе его пролетарское происхожденiе». Но на самом дeлe это было только вывeской, нужной в видах самой разнузданной демагогiи. Конечно, на первых порах эта вывeска обманывала несознательные элементы страны, но скоро, кажется, всe уже поняли реальную цeнность этой демагогiи.

Я думаю, что слeдователи типа «тов. Трунова», описываемаго В. Красновым в его воспоминанiях,[212] были явленiем в общем рeдким и, может быть, только на первых порах, когда интенсивно шла агитацiя против буржуазiи, как таковой. Бесeда этого слeдователя в селe Безопасном, Ставропольской губ. с арестованным сводилась к одной и той же стереотипной фразe: «Покажь руку! Раздeть!» «С узника срывали одежду, толкали к выходу, там подхватывали на штыки и выбрасывали тeло в ямы, сохранившiя названiе „чумного база“ послe чумной эпидемiи на рогатом скотe». Примем во вниманiе, что застeнок, гдe орудовал Трунов был только сельской тюрьмой, правда, в селe большом, — не ясно ли, что прiем слeдователя дeйствительно не болeе чeм ничего не говорящая стереотипная фраза. К той же демагогической фразеологiи слeдует отнести заявленiе нeкоего рабочаго лефортовскаго района в Москвe Мизикина, на которое впослeдствiи ссылалась «Правда». При обсужденiи в Московском Совeтe вопроса о прерогативах Ч. К. и тезиса Лациса о ненужности судебнаго слeдствiя Мизикин заявил: «К чему даже и эти вопросы? (о происхожденiи, образованiи, занятiи и пр.). Я пройду к нему на кухню и загляну в горшок: если есть мясо — враг народа! К стeнкe!» Руководство в жизни этим «пролетарским» принципом означало бы в 1918 г. разстрeл всей привилегированной партiи коммунистов; «нетрудящiйся да не eст»… и мясо в то время, пожалуй, преимущественно находилось в горшке «коммунистических» хозяйств и, быть может, спекулирующей «буржуазiи».

Никто не повeрит Лацису, что террор будто бы совсeм не трогал «заблудшихся рабочих и крестьян», как никто не повeрит Шкловскому, утверждавшему в № 3 «Еженедeльника» Ч. К., что «не было ни одного случая, чтобы это угнетенiе было направлено против рабочаго класса». Когда в Одессe В iюлe 1919 г. начались протесты против массовых разстрeлов,[213] мeстная губ. Ч. К. издала «приказ», гласившiй, что контр-революцiонеры распространяют «лживые провокацiонные слухи о разстрeлe рабочих»; президiум Ч. К. объявлял, что ею не было разстрeлено «ни одного рабочаго, ни одного крестьянина» — и тут же дeлалась оговорка «за исключенiем явных бандитов и погромщиков». Всeм желающим «товарищам-рабочим» предлагалось явиться за полученiем оффицiальных справок о разстрeленных в Ч. К. Затeм шли предупрежденiя: к лицам, уличенным в распространенiи лживых провокацiонных слухов, «будет примeнено самое суровое наказанiе, которое допускается существующими законами осаднаго положенiя». Едва ли кто пошел послe этого за «справками»… Астраханскiя убiйства были исключенiем только в силу своих небывалых еще размeров: напр. 60 представителей рабочих разстрeлено в сентябрe 1920 г. в Казани за требованiе только восьмичасового рабочаго дня (!), пересмотра тарифных ставок, высылки свирeпствовавших мадьяр и проч.[214] Справедливо говорило воззванiе лeвых с.-р., обращенное в апрeлe 1919 года к рабочим, с предложенiем не участвовать в первомайских торжествах: «Коммунистическое правительство за время послe октябрьской революцiи собственноручно разстрeляло не одну тысячу трудовых крестьян, солдат, рабочих и моряков».[215] «Тюрьма для буржуазiи, товарищеское воздeйствiе для рабочих и крестьян» — гласит надпись в одном оффицiальном учрежденiи. Тот поистинe страшный саратовскiй овраг, о котором мы уже говорили, одинаково был страшен, «как для буржуазiи, так и для рабочих и крестьян, для интеллигенцiи и для всeх политических партiй, включая соцiалистов». Также и концентрацiонный лагерь в Харьковe, гдe работал Саенко, и названный спецiально лагерем для «буржуев», был переполнен, — как свидeтельствует один из заключенных в нем, — представителями всeх сословiй и в особенности крестьянами.