Александр Тюрин - Правда о Николае I. Оболганный император Страница 27

Переяславская рада воссоединяла с Россией не только западно-русский народ, но еще переводила в российское подданство казачью старшину, коварную и двуличную, изрядно уже поварившуюся в «шляхетской республике». Казачья старшина владела деревнями и заставляла работать на себя крестьян и рядовых казаков. Лишь шляхетская экспансия на восток заставила ее выступить против польской власти — любой мог обнаружить, что, оказывается, живет на земле какого-нибудь польского шляхтича, владеющей ею на основании «безупречных» юридических документов.

Казацкая старшина породила плеяду гетманов-предателей, благодаря которым Правобережье Днепра еще несколько десятилетий терзалось поляками, татарами и турками. Это вызвало новое масштабное переселение малорусского населения на левый московский берег Днепра.

Отпадение левобережья Днепра ничему не научило «шляхетскую республику».

В 1676 г. Сейм под страхом смертной казни запретил членам православных духовных братств выезжать за границу, что в Москву, что в Константинополь. Началось вымирание православного клира, которому негде было получать посвящение.[82] Следы греческого вероисповедания последовательно устранялись из униатской церкви. Униатский Замойский собор отменил многие православные обряды, придал священникам внешний вид ксендзов.

Униатские священники шли на восток, к Днепру, здесь они совершали рейды на на православные села вместе отрядами шляхты, непременно захватывая с собой орудия казни. Борьба против православия окончательно обрело форму государственного террора. На правобережье Днепра к началу 18 в. не осталось ни одной православной епархии.[83]

Православные были лишены права занимать какие-либо места в местной администрации; постановление сейма даже запретило им занятие выборных магистратских должностей. От православного мещанства, и так уже потрепанного засилием привилегированного иноземного купечества, вскоре мало что осталось, верхушка полонизировалась, остальные превратились в «подлый люд». В некоторых городах, например Каменце, православные вообще не имели права на проживание.

Постановлением сейма от 1712 г. канцлерам запрещалось прикладывать государственную печать к любому акту, если оный прямо или косвенно содержало выгоду для лиц некатолического вероисповедания.[84]

Католические монахи, шляхта и студенты из иезуитских школ время от время устраивали погромы в оставшихся православных приходах. Так в феврале 1722, в Пинске, когда канцлер Вишневецкий выдавал замуж сразу двух своих дочерей, разгулявшиеся гости забавлялись тем, что оскверняли православные храмы, мучили священников и жгли церковные книги.[85]

В 1710-1720-х гг. случился новый массовый исход малорусов на российский берег Днепра. Вместе с крестьянами и казаками мигрировала и казачья старшина, она становится малороссийским дворянством.

В анархии, наступившей после смерти короля Августа II, сейм принимал совсем уже беспредельные акты против иноверцев.

Закон запрещал православным иметь колокола на церквях. Крешение, брак, похороны разрешалось совершать только с разрешения ксендза, за установленную последним плату. Похороны могли проходить лишь ночью. Дети, рожденные от смешанных браков, обязаны были принять католичество.[86] На сейме 1764 постановлено было карать смертью тех, кто перейдет из католичества в другое вероисповедание. Любая попытка остановить насильственный обращение в Унию или захват православной церкви каралась с примерной жестокостью.[87]

Православное крестьянство отвечало на религиозный гнет и экономическое угнетение — как могло, уходом в разбойники-гайдамаки. «Форпост Европы» никак не был затронут «духом просвещения», судя по таким сценам: «Для войскового судьи и палача открылось новое поприще допросов и пыток. Нескольких оставшихся в живых гайдамак четвертовали они на месте, или посадили на кол, а одному переломали руки и голени и потом повесили, зацепив железным крюком за ребро, так как он признался в самых ужасных преступлениях… руки и ноги казненных развезены по городам и большим дорогам.»[88]

В 1766 краковский епископ Солтык (конечно же, ставший героем Польши) добился от сейма признания врагом отечества всякого, кто осмелится выступить в пользу диссидентов — то есть, православных и протестантов, борющихся за свободу вероисповедания.[89]

Летом того же года официал униатской метрополии Мокрицкий был направлен для принятия карательных мер против православных Малороссии, препятствующих Унии.

Вместе с ним было послано войско под под началом пана Воронича. Православных священников и монахов, свозимых в г. Радомысль, забивали палками, назначая до 800 ударов. Истязания шли изо дня в день. Карательные команды сжигали упорствующих православных по обвинениям в святотатстве.[90]

В ответ в Торуне и Слуцке были созданы повстанческие конфедерации, которые потребовали религиозного равноправия и обратились за помощью к России и протестантским державам. Русский отряд, посланный к Радомыслю, прекратил работу тамошнего истязательного центра.[91]

Сейм 1768 под прямым воздействием русского посла Репнина, отнял у панов право господствовать над жизнью и смертью своих крестьян. Отныне крестьян должны были судить общим для всех судом, а не домашним судом господина. За убийство своего хлопа шляхтич стал нести ответственность перед законом. Была ограничена и такая панская «вольность», как наезды и налеты друг на друга. Россия выступала гарантом установления порядка. Так что единственно страхом перед русским штыком Польша была обязана некоторому вразумлению и упорядочиванию общественной жизни.[92]

Но для борьбы с этими решениями была созвана шляхетская Барская конфедерация (слово «барский» в данном случае происходит от городка Бар, но, как известно, Бог шельму метит). К ополчению этой конфедерации присоединилось и карательное войско Воронича, стоящее в Белой Церкви. На службу ей пытались призвать и панских (надворных) казаков. Это привело к началу Колеевщины, жестокого гайдамацого бунта. Панские казаки рассыпались по правобережью Днепра южнее Белой Церкви, грабили и убивали. Одна только уманская резни стоила жизни 20 тыс. евреев. Когда гайдамацкие зверства стали известны русскому послу в Варшаве, киевскому губернатору Воейкову и командующему русской пограничной армией Румянцеву, то отряд полковника Кречетникова, ранее боровшиеся с Барской конфедерацией, получил указание подавить бунт.

Таким образом, хотя гайдамацкое движение было выгодно России, ибо разрушало до основания структуры польской власти на Украине, русские власти усмотрели в гайдамаков не ревнителей православия, а разбойников. Думаю, любое европейское правительство, напротив, с радостью бы воспользовалось антигосударственным движением, действующим против врага.

С июня по август 1768 русские силы переловили около 2 тыс. гайдамаков, которые были затем переданы польской стороне. Там их, естественно, казнили всеми мучительными способами, которые тогда были известны «нации свободных людей».[93]

После подавления гайдамацкого бунта, униатские миссионеры снова двинулись к Днепру, а Барская конфедерация объявила смерть всякому православному подданому Польши, имеющего связь с Россией. Однако к 1772 г. ее силы были, в основном, разбиты русскими отрядами и польскими коронными войсками.[94]

Результат действия «золотой вольности» был налицо. К концу 18 века Польша представляла собой унылый компот их политического хаоса и хозяйственной разрухи.

Государство это имело столь отталкивающую агонию, что вряд ли кто из современников стал бы ставить его в пример, как образец всяческих свобод. Современники говорили: «Чем дальше в Польшу, тем разбоя больше».

Однако агония забылась, а ложь осталась. Не сгнивший труп Речи Посполитой, а набор блестящих мифов о польской свободе будет оказывать воздействие на воображение, как польских националистов, так и западнических сил в самой России.

«Раздел Польши»

Инициаторами «разделов Польши» были Пруссия и Австрия. Россия вела в это время тяжелые войны против Османской империи, которую поддерживала Франция. Французские офицеры командовали антироссийскими шляхетскими конфедерациями. Фактически Польша становилась вторым фронтом русско-турецких войн. Пруссия и Австрия напрямую связывали свой дружественный нейтралитет по отношению к России с территориальными приобретениями в Польше.

Уже первый «раздел» Речи Посполитой показал, что аппетиты у немцев хорошие… Пруссия, согласно мыслям екатерининских дипломатов, являлась лучшим другом России и даже входила, вместе с ней и Англией в гипотетический Северный союз. Поэтому было решено ни в чем ей не отказывать. (Видимо, сыграли роль крупные субсидии, которую получала Екатерина от прусской союзницы, Англии, еще будучи принцессой.) Пруссии досталось всё, что она хотела — балтийское побережье Речи Посполитой. Восточно-прусские и германские владения Гогенцоллернов были соединены воедино. Пруссаки забрала под свой контроль 80 % польского внешнеторгового оборота и немедленно ввели высокие таможенные сборы. Это сделало неизбежным хозяйственный крах польского государства.