А. Ждановский - По страницам истории Кубани (краеведческие очерки) Страница 28

В течение 1803–1804 гг. горцы совершили целый ряд нападений на Черноморию в районе Петровского, Александровского, Копыльского, Протоцкого постов. Ответом были походы черноморцев, иногда по просьбе дружественных России черкесов.

Так, в октябре 1807 г. состоялась закубанская экспедиция по просьбе «мирных» черкесов. Полковник Еремеев с четырьмя полками и несколькими орудиями был отправлен на защиту преданных России князей. К казачьим отрядам присоединилось несколько тысяч черкесских наездников, которые перевязали правые руки белыми платками, дабы отличаться от неприятеля. Эти объединенные силы нанести ощутимый удар шапсугам и абадзехам.

В последующие годы боевые действия в форме набегов и походов в различной степени интенсивности продолжались с переменным успехом.

Из военных событий этого периода, пожалуй, наиболее показательно и характерно сражение у Ольгинского кордона. В январе 1810 г. несколько тысяч черкесских воинов перешли р. Кубань вблизи Ольгинского поста, где под началом полковника Тиховского было всего 150 казаков. Конная партия горцев, предоставив блокаду поста пешим, устремилась в глубь Черномории и напала на ст. Ивановскую.

На помощь Ольгинскому посту сумели прорваться только 50 казаков с Екатериненского поста во главе с есаулом Гаджановым. Со столь небольшими силами Тиховский решился атаковать неприятеля, заметив, что пешие черкесы двинулись в глубь территории. В течение некоторого времени маленький отряд с успехом отражал атаки превосходящего противника, умело используя орудия. Даже подоспевшая помощь из‑за Кубани не дала горцам перевеса. Но в самый кульминационный момент боя на отряд Тиховского налетела черкесская конница, отбитая у ст. Ивановской егерями Бахманова. Ее появление и решило исход битвы. Практически весь отряд пал на поле сражения, В 1816 г. войска, дислоцированные на Кавказе, были объединены в Отдельный Грузинский корпус под командованием героя войны 1812 г. генерала А. П. Ермолова. Сторонник жесткого курса в отношении горских племен, он предпринял ряд мер по активизации наступательных действий.

Ермолов был крайне недоволен боевым состоянием Черноморского казачьего войска, кордонной линией и несением пограничной службы. Он отмечал, что черноморцы, не раз допускавшие врагов безнаказанно вторгаться в их земли, «нерадиво несут службу, и часто закубанцы, делая частые и весьма удачные набеги, содержат их в большом страхе».

За небрежности по службе казаков начали придавать военному суду, штрафовать провинившихся офицеров; пленных казаков, «чтобы черкесы не льстились на выкуп», приказано было не выкупать.

Атаман Черноморского войска Матвеев, не проявивший, по мнению начальства, должной инициативы, энергии и решимости, был лишен военной власти. В годы его атаманства горцы предприняли ряд удачных набегов, и этого оказалось достаточно, чтобы в поражениях обвинили его лично. Начальником кордонной линии был назначен генерал Власов.

С именем Власова связано знаменитое Калаусское сражение. В этом сражении черноморская конница, которая по своим боевым качествам в целом уступала черкесской, сумела нанести серьезное поражение горским конным отрядам.

О значении Калаусской битвы генерал Ермолов доносил князю Волконскому: «…С самого водворения войска Черноморского в Тамани еще не было подобного поражения закубанцев на земле, войском занимаемой». Действительно, Калаусское сражение явилось своего рода переломным этапом в истории вооруженной борьбы горцев с черноморцами.

Генерал Власов, сторонник решительных мер Ермолова по отношению к горцам, предпринял затем еще ряд успешных походов в Закубанье. В ходе этих походов разрушались не только аулы враждебных России князей, но и аулы мирных горцев. Этот факт не прошел безнаказанно для воинственного генерала.

По протесту натухайских владетелей, поддержанных попечителем горских народов де–Скасси, сторонником мирного пути присоединения горцев к России, было назначено следствие. В результате действия генерала Власова по отношению к мирным горцам правительство призналр незаконными. По решению комиссии подлежало возместить убытки, понесенные горцами, а самого Власова отстранить от командования Черноморской кордонной линией. Его преемнику, генералу Сысоеву сразу же была вручена генерал–адъютантом Стрекаловым инструкция, в которой говорилось: «Разрушительная система, коею руководствовался генерал–майор Власов, дабы всегда действовать силой и угрозами, не должна уже быть в настоящих обстоятельствах путеводителем вашим, ибо… государь император не желает сего….В случае же нападений черкесов на наши пределы, то само собою разумеется; что мщение за оное должно воспоследовать… При сем случае, — подчеркивалось в инструкции, — однако ж, наказывать единственно виновных, чтобы, проходя мимо приверженных нам народов, ни под каким видом не коснуться их имущества и собственности». Русское правительство понимало, что в создавшейся ситуации, когда горцы номинально считались подданными Турции, необходимо было укреплять возникшую к этому периоду тягу отдельных горских племен и некоторых социальных групп адыгского общества к России.

Со времени поселения Черноморского казачьего войска на Кубани военная администрация столкнулась с фактами перехода на русскую сторону значительного количества горских крепостных и рабов, искавших зашиты и спасения от произвола своих владельцев. Несмотря на изданный Павлом I в 1800 г. указ о запрещении перехода горцев из‑за Кубани с кордонов все чаще поступали сообщения о том, что беглецы в ответ на угрозу стрелять по ним отвечали: «Убивайте, все равно я должен пропасть!». И караульные казаки их пропускали. Более того, они упрашивали своих командиров не возвращать беглых за Кубань.

Войсковая администрация прекрасно понимала, что угроза лишиться крепостных и рабов подтолкнет горских владетелей к скорейшему урегулированию отношений с Россией, часто игнорировала эти запреты и распоряжения и «скромным образом» принимала беглых. Турецкое правительство решительно настаивало на прекращении приема русскими беглых рабов и феодально зависимых крестьян. Как правило, русское командование не выдавало беглых их бывшим владельцам. Если бывшие владельцы настаивали на возвращении крепостных, русское командование обычно принимало решение не оставлять беглых на Кубани и немедленно отправляло их на Дон для зачисления в Донское казачье войско.

Помимо беглых крепостных и рабов, через Кубань переходили и представители феодальной знати — дворяне, князья, гонимые из родных мест политическими и социальными причинами. Многие из них поступали на военную службу в русскую армию и воевали на стороне России. Часть этих офицеров относилась к полкам Черноморского казачьего войска, часть же зачислялась в кавалерию. С 1820–х гг. кадры офицеров–адыгов начинают пополняться окончившими специальные военные заведения. Многие из числа офицеров–адыгов достигли видного служебного положения в русской армии: флигель–адъютант Николая I бжедугский султан Хан–Гирей, генерал Пшекуй Могукоров и др.

Большинство беглецов селили на левом берегу Кубани в так называемых мирных аулах, напротив кордонной линии, на положении свободных «поселян». Другую часть Отправляли на Дон и зачисляли там в полки. Некоторых беглецов оставляли на территории самой Черномории, в станице Гривенской и селении Ады, где они несли воинскую службу в составе казачьего войска.

Таким образом, в среде самого адыгского общества возникали прорусские настроения, обнаруживалась тяга части населения и отдельных социальных групп к ориентации на вхождение в состав России. Учитывая эти настроения, русское командование, естественно, не могло допустить напрасных и необоснованных репрессий по отношению к приверженным России горсхим племенам и заняло более лояльную позицию не только по отношению к «мирным» черкесам, но и ко всем остальным.

Несмотря на приостановку крупных боевых операций на территории Закубанья, адыги, узнав, что Турция готовится к новой войне с Россией, отправили в Константинополь депутацию, возглавляемую умным политиком Бесленеем–Абатом. Депутация просила у турецкого правительства защиты против русских. Получив прозрачные обещания о помощи, делегаты возвратились домой.

Турецкое правительство с радостью ухватилось за этот факт и попыталось через вновь назначенного сераскира в Анапе Хаджи–Гассан–оглы привести горцев к присяге турецкому правительству. Когда сераскир Оттоманской порты объявил о намерении привести горцев к присяге султану и требовать от них дани на содержание анапского гарнизона, это вызвало настоящее сопротивление среди горцев. Адыги признавали султана как преемника калифа, главу магометанской религии, но приносить присягу ему как светскому властителю они не намеревались.