Армен Гаспарян - Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны Страница 28

Советская Россия высоко оценила неожиданный поступок Слащева. Чуть позже его примеру последовали бывшие белые генералы Клочков, Зеленин, Доставалов, полковники Житкевич, Оржаневский, Климович и Лялин. Все они получили в Рабоче-крестьянской красной армии высокие командно-преподавательские должности, свободно выступали в дискуссиях по истории Гражданской войны. В 1922 году Слащев собственноручно написал обращение к офицерам бывшей Белой гвардии, находившимся в эмиграции. Призывал последовать его примеру и вернуться на Родину. За это руководители Русского Обще-Воинского союза заочно приговорили его как изменника к смертной казни, которую так никто и не привел в исполнение. Узнав об этом, бывший генерал Добровольческой армии разразился очередной статьей: «Они – наши враги, и пусть же не опираются на верность Родине, в глазах пролетариата они – наемники капитала. В глазах всех честных людей, вдохновляющихся до сих пор отжившим свой век лозунгом “за Отечество”, они нанятые иностранцами предатели этого Отечества».

К концу 1923 года Слащев закончил писать свои воспоминания. Он так спешил, что не только не удосужился просмотреть документы, но, кажется, даже ни разу не перечитал написанного. Похоже, конечный результат его интересовал мало. Важен был сам факт. Книга «Крым в 1920 году» получилась стилистически довольно неряшливой. Современники считали, что работе над мемуарами мешала прежде всего преподавательская деятельность генерала. Он параллельно читал лекции по тактике на курсах усовершенствования командного состава РККА, и времени для того, чтобы все сделать качественно, разумеется, не хватило.

Но вот что интересно. Как признавался сам Слащев, своей службой на курсах он тяготился. Генерал усиленно стремился получить обещанный ему лично Дзержинским корпус. Каждый год он писал десятки рапортов с просьбой перевести его в действующую армию. И каждый раз не получал ответа. Нормальная практика того времени. В его служебной характеристике появилась такая запись: «К работе стал относиться несколько небрежно, рвется в строй, не интересуется происходящим на курсах». Однако это не мешало генералу близко общаться со слушателями, задерживаться после лекций и устраивать на своей квартире семинары по истории Гражданской войны. Уже потом, после смерти Слащева, один из его учеников, полковник Харламов, так отозвался об этих дополнительных занятиях: «Уж больно много водки там выпивалось». Опять же. ничего удивительного. О привычках Слащева знал каждый житель Крыма, и едва ли они претерпели серьезное изменение после переезда в красную Москву.

Но это свидетельство не выглядит убедительным хотя бы потому, что руководство курсов тяготилось белым генералом не меньше, чем он своей службой. А между тем никто и никогда не писал рапортов об алкоголизме Слащева. Генерал и без этого доставлял много хлопот своему начальству. Весьма показателен такой случай: однажды Слащев в присутствии Буденного заявил о безграмотности командования в ходе войны с Польшей.

В ответ легендарный красный кавалерист вскочил, выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в сторону бывшего белого генерала, но не попал. Слащев подошел к нему и назидательно произнес: «Как вы стреляете, так вы и воевали». Через несколько дней, давая объяснение своему поведению, виновник скандала заметил: «Все знают, как изменилась моя идеология и что я не верю в лиц, стоящих во главе белых. Я всегда защищал честь России. В большинстве случаев разбит раньше всего бывает начальник, и дело его – всех сохранить от нравственного поражения. А этого сделано не было».

Долго так, разумеется, продолжаться не могло. В стране медленно, но верно наступала другая эпоха. 11 января 1929 года красный командир Слащев был в упор застрелен троцкистом Коленбергом. Убийца сразу заявил, что отомстил за своего брата, повешенного в Крыму. По первой версии, чтобы осуществить задуманное, он, дескать, начал брать уроки у генерала. Но вряд ли Яков Александрович стал бы читать на дому лекции по тактике совершенно незнакомому человеку, который к тому же страдал психическими отклонениями и дважды был уволен из армии. Поверить в это было сложно.

Тогда появилась вторая версия: убийца не знал Слащева в лицо, и, оказавшись у того в квартире, счел необходимым удостовериться, кто же перед ним находится. Но и это весьма сомнительно, так как узнать домашний адрес генерала в то время было трудно, если вообще возможно. Когда же Коленберга неожиданно для всех выпустили на свободу, сомнений почти не осталось. По крайней мере, у ветеранов Белого движения. «Генерал убит красными, в этом не может быть никаких сомнений. Кто поверит в непричастность большевиков?» – так отозвался о трагедии в Москве эмигрантский журнал «Часовой».

Но вернемся в последние дни Белого движения на родной земле. Впоследствии эвакуацию Белой армии из Крыма, как, впрочем, и всю Гражданскую войну, в значительной степени исказили советские историки. На самом деле никакой паники и беспорядочного бегства не было и в помине. По воспоминаниям многочисленных очевидцев и участников тех событий, исход армии и мирного населения проводился спокойно и организованно. Порядок поддерживался воинскими командами, которым было приказано любыми мерами пресекать бесчинства.

В реальности героя Владимира Высоцкого из фильма «Служили два товарища», силой прокладывавшего себе путь с конем на пароход, немедленно расстреляли бы прямо возле трапа. Но, несмотря на почти идеальную подготовку великого исхода, вывезти всех желающих было невозможно. Тут-то многие начали колебаться: покидать Родину или признать большевиков? Среди обывателей стали появляться оптимистичные слухи. Дескать, победившим в Гражданской войне большевикам надо будет начинать налаживать международные связи, и поэтому от репрессий они воздержатся.

Остаться решили и некоторые военные, доверившись листовкам Брусилова и Фрунзе, а также слухам об офицерах, воевавших на польском фронте в рядах Рабоче-крестьянской красной армии. Вера в правоту Белого дела после поражения, естественно, у кого-то пошатнулась, а прощение открывало выход из тупика. И все же таких были единицы. Подавляющее большинство чинов русской армии верили своему Главнокомандующему и готовились идти с бароном Врангелем до конца.

14 ноября 1920 года погрузка на суда закончилась.

В опустевшем штабе состоялась символическая церемония вручения знамен Николая Чудотворца чинам трех «цветных» дивизий – Корниловской, Марковской и Дроздовской. Была в этом горькая ирония судьбы: три года самые стойкие белые части сражались фактически без штандартов, а получили их в последний день пребывания на Родине.

Выслушав доклад, что все уже на кораблях и грузятся заставы прикрытия, барон Врангель перешел на крейсер «Генерал Корнилов». Все склады были переданы под охрану профсоюзов, что не помешало победившим пролетариям разгромить их, как только последний корабль с русским воинством отчалил от пристани.

«Белая Россия» превратилась в огромный город на воде. Некоторое время флотилия стояла на рейде, проверяя, не забыт ли кто на берегу. Посылали шлюпки на розыски отставших. Тогда же Врангель составил письмо французскому правительству о переброске армии на Западный антибольшевистский фронт для «продолжения борьбы против поработителей отчизны, врагов мировой цивилизации и культуры». В случае невозможности принятия такого решения барон просил поднять вопрос о предоставлении Белой армии и флота в распоряжение международной комиссии по охране проливов.

К вечеру эскадра снялась с якорей и пошла в Константинополь. Лишь крейсер «Генерал Корнилов» направился в Ялту, где главнокомандующий русской армией сошел на берег и лично проверил завершение эвакуации. Утром 17 ноября этот корабль, пройдя вдоль побережья Крыма, взял курс на Босфор. Генерал Врангель покидал Родину последним. В своих воспоминаниях он писал: «Огромная тяжесть свалилась с души. Невольно, на несколько мгновений, мысль оторвалась от горестного настоящего. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга. Господь помог исполнить долг. Да благословит Он наш путь в неизвестность».

Армия эвакуировалась полностью, конечно, не считая тех немногих, кто решил сдаться на милость победителей. Большевики потом рассказывали о 30 тысячах пленных. К примеру, только командир червонного казачества Миронов докладывал в Реввоенсовет республики о 10 тысячах зарубленных «отступающих буржуях». Данные очень сомнительные. Основные силы белых он так и не настиг, поэтому до сих пор неясно, кого именно уничтожала в Крыму Вторая конная армия. Да и с количеством пленных тоже возникает неувязка.

Барон П. Н. Врангель.