Марк Солонин - Запретная правда о Великой Отечественной. Нет блага на войне! Страница 28

Галичина, как выше уже отмечалось, была включена немцами в состав «Генерал-губернаторства» (т. е. оккупированной Польши). Генерал-губернатор Г. Франк и глава «дистрикта Галиция» О. Вехтер проводили там традиционную для бывшей Австро-Венгрии политику поддержки украинцев в противовес полякам; кроме того, сам Вехтер был склонен проводить достаточно гибкую линию в стиле «и волки сыты, и овцы целы». В этом его всецело поддерживали местные украинские коллаборационисты.

Еще в 1939 году, сразу же после разгрома Польши, в Кракове был создан т. н. «Украинский центральный комитет» (УЦК), во главе которого стал профессор В. Кубийович. После оккупации Галичины немецкими войсками комитет переместился во Львов, там же было создано его структурное подразделение УКК (украинский краевой комитет во главе с К. Панкивским). В Галичине издавались десятки украинских газет, работали школы и училища, больницы и театры. Для населения — за исключением поголовно уничтоженных евреев — приход немцев означал возвращение к понятным и с детства привычным порядкам «австро-угорщины». Примечательная деталь — завербованные (и не всегда добровольно) для работы в Германии галичане имели на одежде знак «У» (украинец) и гораздо более мягкий режим содержания, нежели остарбайтеры из «рейхскомиссариата».

Волынь, включенная в состав «рейхскомиссариата Украина», оказалась отданной на растерзание нацистскому изуверу Эриху Коху, которого все без исключения («правые» и «левые», советские и антисоветские) историки с редким единодушием называют «палач Украины». В короткий срок Э. Кох ухитрился не только восстановить против немецких властей местное население, но и сорвать выполнение «экономических заданий», что стало причиной следующего витка репрессий по отношению к ограбленному «до нитки» украинскому крестьянину и т. д., вплоть до полного разорения края. К этому остается добавить тот факт, что значительная часть Волыни (особенно ее северо-восточная часть, украинское Полесье) покрыта непроходимыми лесами, самой природой созданными для укрытия партизанских отрядов..

Через эти дремучие леса, почти строго с запада на восток, тянулись две ветки магистральных железных дорог: Варшава — Брест — Пинск и Люблин — Ковель — Сарны. Еще одна магистраль проходила южнее, через Галичину по линии Краков — Львов — Тернополь. Вот и все. Четвертой магистрали как не было, так и нет по сей день. На этих трех «нитках» висело снабжение всего южного фланга немецкого Восточного фронта. Каждый снаряд, каждый патрон, каждый литр бензина, израсходованный немецкой армией в сражениях под Сталинградом, Харьковом, Орлом и Курском, должен был пройти через эти три точки: Брест, Ковель, Львов. С учетом того, что районы Южной Белоруссии с Брестом и Пинском входили тогда в состав «рейхскомиссариата Украина», становится понятно, что партизанская активность на Волыни представляла для немцев не мелкую «неприятность районного масштаба», а стратегическую угрозу.

Технологии войны середины 20 века базировались на расходовании колоссального количества боеприпасов — количеством пытались возместить низкую точность систем управления огнем. Так, для подавления всех огневых средств пехотной (стрелковой) дивизии противника по щедрым советским нормам завершающего периода войны считалось необходимым израсходовать 50 тыс. снарядов к 122-мм гаубице. С учетом веса артвыстрела и снарядных ящиков это весит более 2,5 тыс. тонн! И это на одну вражескую дивизию… За 50 дней Курской битвы Красная Армия израсходовала 14 млн. мин и снарядов всех калибров. А кроме того, фронту нужен был бензин, запчасти для ремонта техники, продовольствие и фураж, медикаменты; с фронта в тыл необходимо было вывозить раненых, в периоды крупных наступательных операций — до 20 тысяч в день. Даже у экономных немцев Восточный фронт требовал 120–150 эшелонов (не вагонов, а именно эшелонов) в день.

К сожалению, руководство советского партизанского движения далеко не сразу осознало значение борьбы на коммуникациях противника; дорогой ценой было оплачено понимание того, что эффективность партизанских действий измеряется не числом «освобожденных» на полдня деревень, а количеством пущенных под откос поездов. Как бы то ни было, но с конца 1942 г. число и результативность диверсий на железнодорожных магистралях начинает лавинообразно нарастать: если в июне 1942 г. было повреждено и уничтожено 80 локомотивов и 240 вагонов, то в сентябре 1943 года — 650 и 2250 соответственно (важно отметить, что это — немецкие данные, а не отчеты партизанских командиров!). Другими словами, осенью 43-го года под откос летело в среднем более 20 эшелонов в день.

Аналогичным образом развивались события и на Украине: если в июне 1942 г. (по данным оперативного отдела Украинского ШПД) было подорвано 22 эшелона, то в апреле 1943 — уже 116. Летом — осенью 1943 г., т. е. в разгар Курской битвы, одно только партизанское соединение под командованием А.Ф. Федорова в ходе операции «Ковельский узел» пустило под откос 274 немецких эшелона. По советским данным, пропускная способность магистрали Ковель — Сарны была снижена в 6 раз, движение по ночам практически полностью прекращено.

Вот именно в этот момент, когда немецкие коммуникации на западе Украины впервые оказались под серьезной угрозой, руководство бандеровской ОУН решило: «Пора! Пора приступать к созданию повстанческой армии!» Причем не в Галичине, где националисты располагали наибольшими силами и влиянием, а именно на Волыни. Поближе к магистралям.

В скобках заметим, что в соответствии с Указом бывшего президента Украины В. Ющенко датой создания УПА следует считать 14 октября 1942 г. Это день Покрова Пресвятой Богородицы, которая по многовековой традиции считается покровителем и защитницей православного народа. Под эту дату был найден и некий эпизод боевого столкновения вооруженного отряда ОУНовцев с немцами… При всем моем уважении к чувствам верующих, такой способ датировки исторических событий немногим отличается от принятого в бывшем СССР (и ныне в России) дня создания Красной Армии, приуроченного к 23 февраля 1918 г., т. е. дню панического бегства матросов товарища Дыбенко от берегов Нарвы.

Политическое решение о необходимости создать собственные вооруженные силы (на тот момент они получили название «Українська визвольна армія», под названием же «Украинская повстанческая армия» в то время действовали вооруженные отряды Тараса Боровца) было принято на Третьей Конференции ОУН(б), которая состоялась 17–21 февраля 1943 г. Ядром личного состава будущей армии стали активисты ОУН, служившие во «вспомогательной полиции»; в период с 15 марта по 10 апреля 1943 г. по приказу бандеровского руководства не менее 4–5 тыс. «полицаев» организованными группами, по несколько сотен человек (что не без удивления отмечала в своих донесениях партизанская разведка), с оружием и амуницией ушли в лес.

Младший и средний командный состав был в значительной степени сформирован из бойцов шуцман-шафтсбатальона под командованием Побигущего, набравшихся в Белоруссии богатого опыта борьбы против советских партизан. Как дружно уверяют нас шанувальники бандеровщины, «в декабре 1942 г. бойцы батальона отказались продолжать далее службу в вермахте».

Вот такой он, оказывается, хваленый немецкий «порядок» — не хочу воевать, и не буду! Вместо того чтобы расстрелять «отказников» в ближайшем овраге, немецкое командование в лице обергруппенфюрера СС фон Бах-Зелевски благодарит их за верную службу и отпускает на «вольные хлеба». Бойцы и командиры прибывают во Львов, где их «пыталось арестовать гестапо, но Побигущий и Шухевич чудом избежали ареста».

После этого чудесного спасения (ну как тут не вспомнить анекдот про «неуловимого Джо») майор вермахта Побигущий превращается в командира полка дивизии ваффен-СС «Галиция», формирование которой началось во Львове в начале марта 1943 г. (интересное совпадение дат?). Шухевич же благополучно покидает Львов, перебирается на Волынь, где становится одним из главных организаторов формирующейся бандеровской «армии» (правда, первым командующим был назначен руководитель ОУН(б) на Северо-Западных украинских землях, т. е. на Волыни и Полесье, 32-летний Дмитро Клячкивский; Шухевич сменил его на этом посту лишь поздней осенью 1943 г.).

Если верить бандеровским пропагандистам, новорожденная армия добилась огромных успехов. «На протяжении 1942–1944 гг. под исключительным контролем УПА находились целые районы Полесья, Волыни, Карпат, отдельные лесные массивы Галичины», — читаем мы в брошюре «Кто такие бандеровцы и за что они борются» (издана в подполье в 1950 г. на украинском и русском языках, автор — начальник политвоспитательного отдела Главного штаба УПА Петр Федун-«Полтава»). Если бы это было правдой, то дискуссию о том, с кем и против кого воевала УПА, можно было бы считать закрытой. Если «целые районы Полесья и Волыни» находились под контролем бандеровцев (да еще и под «исключительным контролем»!) и по этой территории два года шли с запада на восток немецкие эшелоны с боеприпасами, то роль ОУН и УПА понятна — они союзники Германии. Даже не «благожелательные нейтралы» (транзит военных грузов, да еще и во время боевых действий, несовместим с понятием нейтралитета), а именно союзники. Но поскольку «исключительный контроль» существовал лишь в иллюзиях, то вопрос о целях и задачах, поставленных перед бандеровской УПА, все еще остается открытым.