Юрий Фельштинский - Архив Троцкого (Том 1) Страница 28

Все документы, которые мы здесь приводили, появились в печати на китайском языке или же были присланы Коминтерну перед ноябрьско-декабрьским УГГ расширенным пленумом Исполкома. Все они сигнализировали громадную опасность, что киткомпартия сломит себе шею. Спасти могло ее только одно — решительный курс, крутой, открытый поворот Коминтерна. Этот поворот не мог быть сделан за кулисами. Он не мог состоять в принятии резолюции о новой общей линии без публичной острой критики и решительного нападения на виновников подобного ликвидаторства — кто бы эти виновники ни были, где бы они ни находились. Этот поворот не мог быть сделан без ясной практической конкретной программы.

Мы не знаем, что происходило за кулисами Коминтерна. Резолюция, принятая расширенным исполкомом, является доказательством того, что никакого решительного поворота Исполком Коминтерна не предпринял. Ибо если даже принять, что не все решения Коминтерна опубликованы, то общий характер опубликованной резолюции исключает всякое предположение, что неопубликованные решения содержат исправление сделанных ошибок. Она устанавливает, что после того как на первом этапе революции «одной из движущих сил была национальная буржуазия, искавшая опоры в рядах пролетариата и мелкой буржуазии», на втором этапе «на арене Китая в качестве первоклассного политического фактора появляется рабочий класс», который «образует блок с крестьянством, активно выступающим на борьбу за свои интересы, с мелкой городской буржуазией и частью капиталистической буржуазии». Это сочетание нашло свое выражение в Гоминьдане и китайском правительстве. «Теперь, — говорит резолюция, — движение находится на пороге третьей стадии накануне новой перегруппировки классов.»

На этой стадии развития основной силой движения является блок еще более революционного характера, блок пролетариата, крестьянства и городской мелкой буржуазии при устранении большей части крупной капиталистической буржуазии. Этот блок создает правительство демократической диктатуры пролетариата, крестьянства и других эксплуатируемых классов. Выдвигая эту правильную перспективу, резолюция обламывает ее острие, заявляя, что «это не означает, что вся буржуазия как класс устранится с арены национально-освободительной борьбы». Помимо мелкой /и/ средней буржуазии, даже некоторые силы крупной буржуазии могут еще известное время идти вместе с революцией. В этот переходный момент, когда исторически неизбежен постепенный отход от революции крупной буржуазии, пролетариат должен, разумеется, широко использовать все те слои буржуазии, которые в данный момент еще на деле ведут революционную борьбу против империализма и милитаризма[111].

Демократическая диктатура рабочих и крестьян в стране, в которой до этого времени господствовал империализм через милитаристские клики китайских помещиков и капиталистов, представляет собой такой социальный и политический сдвиг, что, выставляя эту перспективу не как перспективу далекого будущего, а как предстоящую актуальную перспективу, Коминтерн обязан был перенести центр тяжести резолюции на подготовку к этому перевороту. Если бы даже действительно известные слои крупной буржуазии оставались в рядах национального движения, то и в этом случае центральная задача состояла не в том, чтобы приучить пролетариат использовать эти слои, которые могут «еще известное время» не предать, а в политической и организационной подготовке завоевания власти. Ведь, если буржуазия уходит, то она не посылает по почте прощального письма, а посылает снаряды из пушек, а прощается из пулеметов. Вся власть в Гоминьдане и национальном правительстве находилась в руках буржуазной военной группы, державшей в своих руках армию, государственный аппарат. Уход основных частей буржуазии должен был как-то отразиться на этих военных кругах.

Допустим, что руководители Коминтерна имели столько оснований доверять Чан Кайши, сколько при минимальной предусмотрительности должны были иметь причины ему не доверять. Но ведь на Чан Кайши мир клином не сошелся. В нацармии существует десяток более правых генералов, чем Чан Кайши, и ясно было, что отход буржуазии от революции означал неминуемую попытку восстания части армии, руководимой этими генералами. Где пресса, созданная Коминтерном для агитации среди солдат, где солдатские комитеты в этой армии? Где агитация и подготовка вооружения рабочих и крестьян? Ничего этого не было.

Каким образом могла быть создана демократическая диктатура? Путем победы большинства голосов в Центральном комитете Гоминьдана — этой организации, похожей, по словам тов. Бухарина, на Советы, а по словам тов. Сталина, на революционный парламент. Советы — это массовые низовые организации. Таких именно в Гоминьдане совсем нет. Ни профсоюзы, ни крестьянские организации не представляли собой базы Гоминьдана. Во многих местах «Гоминьдан», т. е. его армия, органы власти боролись с этой «базой». Гоминьдан так похож на Советы, как кулак на нос. Если бы даже принять сталинское сравнение Гоминьдана с революционным парламентом, то еще ни в одном революционном парламенте не были приняты решающие революционные перемены без давления масс, без низовых организаций, давящих на парламент, без существования вооруженных революционных масс. Конвент[112] послал жирондистов на гильотину под давлением вооруженных парижских секций. Говорить о приближающемся этапе демократической диктатуры и не сказать ни одного слова о создании низовых центров движения — поистине забыть все уроки всех революций. Только при наличии массовых организаций пролетариата, крестьянства и городской бедноты, связанных между собой, можно было добиться создания демократической диктатуры без полного разрыва армии, без больших потерь. Только эти организации могли подготовить через период двоевластия уничтожение власти помещиков и купцов, существующей по сегодняшний день на местах по всей территории национального правительства. Без уничтожения этой местной власти всякая демократическая диктатура рабочих и крестьян является пустой фразой. Коминтерн не выдвинул лозунга создания таких низовых массовых организаций, которые по своему типу представляли бы, понятно, китайскую форму Советов.

Вся эта организационная подготовка была мыслима только при наличии широчайших политических кампаний, направленных против политики крупного буржуазного крыла национальных движений, против политики группы, державшей в своих руках нацправительство. Их полный отказ от проведения даже аграрных реформ, их политика гонения на рабочие и крестьянские организации — все это должно было быть предметом широких разоблачительных политических кампаний. Ничего подобного не было. Маленькие еженеделънички, издаваемые киткомпартией, хныкали по углам по поводу преследований. Выливали всю печаль в органе киткомпартии по поводу подготовлений Чан Кайши к перевороту, не имея мужества не только сказать рабочим, как защищаться (см. статью тов. Чен Дусю в «Гуайд Уикли» от 12 марта 1927 г., которую мы цитировали в первой главе этой брошюры), не имели мужества сказать рабочим, против кого надо защищаться. Плакали в жилетку нацправительству. Поскольку мы знаем, только ханкоуские профсоюзы вели революционно-разоблачительные кампании к большому неудовольствию ответственных лиц, обвиняющих их — о ужас — в троцкизме. Вероятно, делали это некоторые профсоюзы и в других местностях.

Проверку того, как относился Коминтерн к китайским событиям, мы имеем здесь налицо в Москве. Проверкой этой является центральная пресса ВКП и выступления руководителей Коминтерна. Пресса ВКП скрывала систематически все действия национального правительства, направленные против рабочего и крестьянского движения. Или редакции наших органов ничего об этих событиях не знали, тогда вся китайская действительность была скрыта от них Коминтерном, или же они знали эти факты и имели инструкцию замалчивать перед советской общественностью[113].

Когда я решил прорвать заговор молчания и выступил в годовщину смерти Сунь Ятсена 17 марта 1927 г. в китайском университете с докладом, а на следующий день 18 марта в Коммунистической академии[114], против меня были мобилизованы буквально все, начиная от руководителя Востсекретариата ИККИ тов. Петрова и кончая экономическим референтом ОГПУ тов. Петровым. Рафес[115], один из редакторов журнала «Коминтерн», Мартынов, Шумяцкий[116], редактор КУТВа[117], Иоффе — секретарь нарковоена Ворошилова по внешнеполитическим делам — все они выступали одним фронтом: «Никакого кризиса нету, все обстоит благополучно. Кто говорит иначе, сеет панику, тот ультралевый, не верит в силы китайского пролетариата»[118]. Тов. Бухарин успокаивал московский партактив в апреле тем, что расстрелы рабочих и крестьян объясняются огромными пространствами Китая, затрудняющими правительству контроль над властями на местах и отсутствием дисциплины в Гоминьдане.