Прометей № 3 - Альманах Российский колокол Страница 28

Также, как и Сталин в свой ранней работе, Маркович не считает национальный вопрос выражением крестьянского движения, рассматривая проблему лишь через призму отношений крупной буржуазии и пролетариата. В соответствии с этим анализом, югославский коммунист пишет, что наиболее приемлемый путь решения национального вопроса в его стране – создание автономии провинций и закрепление ее в новой конституции в ходе общей демократизации политического режима[107].

Интересно, что сам Иосиф Виссарионович поддерживает в своей книге общий принцип самоопределения наций вплоть до отделения, но применительно к конкретным народам Российский империи он занимает скорее централистские позиции. Сталин подверг критике требование национально-культурной автономии, который развивали австрийские социал-демократы. Он полагал, что национально-культурная автономия неразрывно связана с федерализмом и ведет в конечном счете к сепаратизму. Сталин не требовал отделения Польши, Литвы, Украины и Кавказа от империи, а выдвинул принцип областной автономии для данных территорий в рамках демократической России. Т. е. речь шал о простой территориальной автономии без создания каких-либо национальных институтов. Они, по мнению Сталина, могут снижать накал классовой борьбы в рамках иллюзии национального единства.

Для Сталина любое разделение пролетариата по национальному признаку (партии, профсоюзы) – реакционный шаг, препятствующей классовой борьбе: «Организуясь на основе национальности, рабочие замыкаются в национальные скорлупы, отгораживаясь друг от друга организационными перегородками. Подчеркивается не общее между рабочими, а то, чем они друг от друга отличаются. Здесь рабочий прежде всего – член своей нации: еврей, поляк и т. д. Неудивительно, что национальный федерализм в организации воспитывает в рабочих дух национальной обособленности»[108].

Однако в послеоктябрьский период Иосиф Виссарионович пересмотрел свои взгляды. Он посвятил полемике с Марковичем два выступления в Югославской комиссии[109]. Интересно, что дискуссия между ними шла на основе того, что югославский коммунист апеллировал к «раннему Сталину» против «зрелого Сталина» в национальном вопросе. Однако сам генеральный секретарь ВКП (б) говорил о том, что взгляды большевиков на национальные движения эволюционировали, в результате чего их можно разделить на два этапа: 1) дооктябрьский; 2) послеоктябрьский. В течение первого периода национальный вопрос был частью политической повестки буржуазно-демократической революции, в связи с чем основной упор делался на противоречия между буржуазией разных народов. Октябрьская революция привела к ослаблению мирового империализма и активизацию антиколониального движения на периферии: «Суть национального вопроса состоит теперь в борьбе народных масс колоний и зависимых национальностей против финансовой эксплуатации, против политического порабощения и культурного обезличения этих колоний и этих национальностей со стороны империалистической буржуазии господствующей национальности»[110]. Практическим выводом из этого тезиса стала установка о том, что теперь на стороне пролетарской революции в борьбу вовлекаются миллионы крестьян, живущих в колониях. В послеоктябрьскую эпоху Сталин рассматривает национальный вопрос через призму крестьянства. Национальные противоречия в Югославии связаны с экономической отсталостью страны и наличием нерешенного аграрного вопроса.

Фото 17. Слева: обложка книги С. Марковича «Национальный вопрос в свете марксизма» 1923 г. Справа: переиздание «еретической книги» Марковича состоялось лишь в 1985 г.

Сталин упрекает Марковича в недооценке революционных перспектив национальных движений в Югославии: «Я думаю, что в нежелании Семича принять эту формулу кроется недооценка внутренней мощи национального движения и непонимание глубоко народного, глубоко революционного характера национального движения. Это непонимание и эта недооценка представляют большую опасность, ибо они означают на практике недооценку внутренней потенциальной силы, кроющейся в движении, скажем, хорватов за национальную свободу, недооценку, чреватую серьёзными осложнениями для всей югославской компартии»[111].

Однако противоречие в мыслях Сталина состояло в том, что Хорватию или Словению нельзя было четко отнести к колониальным странам, по уровню своего экономического развития они превосходили метрополию – Сербию. Земельная реформа принципиальным путем не решила аграрный вопрос, но снизила градус социальных противоречий в деревне. Еще одним важным нюансом Югославии была смешанность и чересполосное расселение хорватов, сербов, словенцев. Маркович писал: «Однако нет сомнений в том, что почти никакая территория, даже демаркационная, не может быть однородной в национальном масштабе. В Хорватии, например, живут сербы и немцы и, возможно, словенцы; в Словении – немцы и хорваты; в Воеводине, помимо сербов живут венгры, немцы, хорваты, словаки и румыны; в Македонии, помимо сербов и болгар живут турки, арнауты (субэтнос албанцев – прим. М.Л.), куцовлахи (греческое название аромунов – М.Л.) и греки; в Боснии в основном сербы и хорваты и т. д.»[112]. Таким образом в результате реализации тезисов Сталина о создании в Югославии национально-территориальных автономий или вовсе независимых государств неизбежно возникли бы новые очаги этнического сепаратизма в виду того, что невозможно бы провести бесспорные территориальные границы между различными этническими общинами.

Принципиальная причина выше проанализированного спора заключалась в том, что Сталин видел ближайшую перспективу пролетарской революции в Югославии, в связи с чем национальные движения – важные союзник пролетариата в борьбе против великосербского политического режима. В то время как Маркович был ближе к югославской реальности, полагая, что Югославия характеризуется крайней отсталостью и компартия в несколько тысяч человек не может ставить перед собой столь нереальные задачи: «Говорить о высшей степени революционной ситуации в Юго-Славии – нелепость. Это я открыто говорю и готов это, если нужно, доказать. Товарищ из ЦК упорно настаивает на том, что ситуация в Юго-Славии в высшей степени революционна и не только там, но и во всех балканских странах. Это не соответствует действительности. У нас на Балканах чрезвычайно сложное и неустойчивое политическое и экономическое положение. Но у нас нет налицо непосредственной революционной ситуации. В политическом отношении партия оказалась полным банкротом. Коммунистическая партия в Юго-Славии не существует в качестве политического фактора»[113].

В первой статье с критикой Марковича, Сталин сделал важную оговорку о том, что право нации на самоопределение нельзя трактовать как обязательное требование, что получило распространение среди «некоторых товарищей» в отношении хорватов[114]. Однако, к сожалению, это верное замечание генерального секретаря осталось на уровне пожелания.

Тезисы Сталина были детализированы в выступлении видного функционера Коминтерна Д. Мануильского, который заявил, что единственное отличие Балкан от Западной Европы – это наличие аграрного вопроса. Мануильский мыслил крайне схематично, накладывая схему национальных проблем Российской империи на Югославию: «Сербские великодержавные властители в Юго-Славии ведут в настоящее время войну против кроатской республиканской крестьянской партии, точно также как в свое время русский царизм воевал против подготавливаемого в Польше восстания»[115]. Из этого сравнения получался вывод о том, что, как и в России национальные движения Югославии должны выступить на стороне пролетариата.

Еще более ярко выступил болгарский коммунист Г. Димитров, который заявил: «Какова должна быть наша позиция в этом вопросе (национальный вопрос в