Борис Юлин - Бородинская битва Страница 29

Французские войска находились напротив в следующем порядке: против 6-го и 4-го корпусов стояли части 4-го корпуса Богарне, усиленные 3 кавалерийскими корпусами и дивизиями Жерара и Морана. 3-й корпус Нея с дивизией Фриана и 1-м кавалерийским корпусом стоял против остатков 2-й армии и гвардии. Против Багговута были силы 8-го корпуса Жюно и 5-го корпуса Понятовского. В резерве у Наполеона находилось 19 тыс. гвардейцев.

Мюрат послал генерала Бельяра к Наполеону с просьбой дать гвардию, того же требовал и Ней. Но император отказался рисковать последним резервом. Он лично осмотрел позицию русских войск и увидел как их готовность сражаться, так и поддерживающую их мощнейшую артиллерию. В решении не бросать в мясорубку с сомнительным результатом гвардию Наполеона поддержали Бертье и Бессьер.

Русская армии понесла огромные потери, но устояла, хотя по всем канонам военного искусства должна была быть разбитой и бежавшей с поля боя. Стойкость русских солдат позволила Кутузову совершить невозможное. Короткие вспышки паники и малодушия, с которых обычно начинается крушение фронта армии, быстро гасились ветеранами, офицерами и генералами. Примеры мужества и героизма были массовыми и делали бегство армии просто невозможным Русскую армию можно было попытаться истребить, но не опрокинуть. В последнем рапорте императору Александру I (от 27 сентября 1812 года) главнокомандующий 2-й Западной армии генерал от инфантерии князь Багратион писал: «Сей день, всемилостивейший Государь, войско русское показало совершенную неустрашимость и неслыханную храбрость от генерала до солдата. Неприятель видел и узнал, что русские воины, горящие истинною к тебе, всемилостивейший Государь, и Отечеству любовью, бесстрашно все готовы пролить кровь, защищая августейший твой престол и Отечество. День сей пребудет и в предбудущие времена знаменитым редким героизмом русских воинов…».

ПОСЛЕ БОЯ

Что же за ситуация сложилась после прекращения огня? Русская армия, проявив потрясающий героизм, сумела устоять, пока противник не был вынужден прекратить атаки. Как говорил ранее уже командовавший русскими войсками, останавливавшими Наполеона, генерал Беннигсен молодым офицерам, которые спрашивали его, не хуже ли они сражаются, чем при Прейсиш-Эйлау: «По сравнению с сегодняшним днем Эйлау — всего лишь сшибка».

Русские солдаты, офицеры и генералы готовы были и дальше сражаться с врагом. Но когда Кутузову пришли первые донесения о потерях, он понял, что произошло на Бородинском поле. Армия лишилась убитыми и ранеными от трети до половины личного состава. План Наполеона по выкашиванию русской армии артогнем сработал полностью. Давать сражение на следующий день сил просто не было, резервы, кроме артиллерийских, были полностью истощены. А ведь Наполеон так и не ввел бой свою гвардию, а это почти 19 тыс. человек лучших войск Франции, совершенно не утомленных предыдущим боем. За ночь Наполеон мог перегруппировать свою артиллерию, лишив русскую армию преимущества в мощи артиллерийского огня, сложившегося в конце боя. Кроме того, французы, понесшие меньшие потери и сохранившие больше свежих сил, могли теперь с меньшим, чем до боя, риском провести обходной маневр. Единственным разумным шагом для Кутузова оставалось немедленное отступление. И этот шаг он сделал.

«До 11-го часа вечера князь Кутузов не отменял повелений к возобновлению сражения. Поверяя неприятельское положение, наши патрули открывали французские передовые посты отступающими все далее и далее. Посланный поздно вечером патрульный офицер 1-го егерского полка донес, что он не нашел неприятеля на батарее Раевского. Того же полка унтер-офицеру, с 10 рядовыми, приказано было перебресть через Колочу, ниже моста, поутру истребленного. Через полчаса они возвратились и донесли, что в Бородине нет неприятеля, а за селением, на дальнем расстоянии, заметна конная цепь французов. При таких обстоятельствах, когда Наполеон отошел назад, князь Кутузов не находил причин оставлять поля сражения, но к отступлению побудили его донесения Дохтурова об убыли людей во 2-й армии. В 11 часов доложили о приезде Дохтурова. Кутузов вышел к нему навстречу и при всех сказал: «Поди ко мне, мой герой, и обними меня. Чем может Государь вознаградить тебя?» Он повел его в особенную горницу и, переговорив с ним, велел артиллерии тотчас отступать за Можайск и пехоте и кавалерии, по кратком отдыхе, идти туда же. Войска разделены были на 4 колонны; 1-я поручена Дохтурову, 2-я Милорадовичу, 3-я Платову; 4-я состояла исключительно из артиллерии Барклай-де-Толли получил это повеление в полночь».

Потери сторон

Вот что пишет о потерях историк Шведов: «Отправной точкой для оценки потерь русских войск в сражении, конечно же, является ведомость потерь, составленная в штабе М. И Кутузова к 13–14 сентября.

Для проверки данных этой ведомости потерь важно оценить силы русской армии после сражения. Зная численность войск до и после сражения, можно легко проверить достоверность данных о потерях. В историческом литературе, практически, не предпринималось попыток установить численность армии после сражения. Только А. И. Михайловский-Данилевский в доказательство своей оценки потерь привел ссылку на армейские рапорты от 11 сентября 1812 года, согласно которым в армии осталось лишь 55 тыс. старослужащих нижних чинов. Историки не опровергали, но и не использовали эту оценку, так как она противоречила приводимым ими данным о потерях.

Хотя в архиве имеются более ранние сентябрьские рапорты, но использование этих сведений осложняется тем, что в рапортах содержится гораздо меньше данных, а пополнение, поступившее после Бородина (рекруты и ратники), не выделено в отдельные графы.

Анализ рапортов от 8—11 сентября показывает, что 1-я Западная армия насчитывала 1800 офицеров и 40 800 строевых старослужащих нижних чинов, а 2-я армия — соответственно 520 и 13 760, итого 56 880 строевых чинов.

Битва под Москвой 7 сентября 1812 года

По многочисленным свидетельствам, численность армии к вечеру дня сражения была еще меньше. Так, Н. Н. Раевский оценивал свой 7-й корпус в 1200 чел. Этот факт служил М. И. Кутузову аргументом при принятии решения об отказе от второго генерального сражения как до, так и после оставления Москвы. В рапорте царю от 29 августа он писал: «В сражении при Бородине заметил я, что рядовые при самом начале оного, в большом числе оставив команды свои, уходили назад под предлогом препровождения раненых или отзываясь, что расстреляли все патроны, отчего при малой потере, каковая оказалась ныне при вернейшей поверке на месте нами удержанном, оставалось весьма немного налицо…».

Мы не стали пользоваться методикой Шведова, в которой четко просматривается стремление приуменьшить наши потери, взяв только удачно приведенные им цитаты, и опираемся в основном на цифры, приводимые Михайловским-Данилевским и Тарле. Тем более они хорошо кореллируют не только с оценками Раевского, но и с такими фактами, как убыль личного состава в дивизии Воронцова, от которой осталось 300 человек. Хотя оценки потерь русской армии имеют разброс от 38 тыс. до 58 тыс. человек. Однако большинство цифр, которые указывают наши потери менее 44 тыс., опираются только на сведение потерь по косвенным данным и спорным методикам подсчетов.

Что имеется по французским потерям? Данные французской историографии более расплывчаты, чем нашей.

Сведения о потерях «Великой армии» в сражении при Бородине во французской историографии первой половины XIX века (Шамбрэ, Меневаль, Ларрей, Солтык) также не отличаются точностью и единодушием, где разброс показателей составлял от 22 до 30 тыс. человек убитыми и ранеными, причем без учета пропавших без вести. П.-П. Денье, занимавший должность инспектора смотров в кабинете Генерального штаба, приводил цифру убитых и раненых «Великой армии» в 28 тыс. человек. Денье первым во французской историографии попытался оценить потери французской армии на основе документальных материалов. Он привел цифры из рапорта, представленного им на основе данных начальников корпусных штабов маршалу Бертье (вероятно, 21 сентября): 49 выбывших из строя генералов (из них 10 убитыми), 37 полковников (10 убитыми), 6547 офицеров, унтер-офицеров и солдат убитыми и 21 453 ранеными. Другие данные обычно указываются без ссылки на источник, так что мы будем оперировать именно этими. Правда, необходимо учесть их неполноту и проблему с медицинским обслуживанием. Это привело к огромному количеству смертей среди раненых.

На поле битвы под Москвой 7 сентября 1812 года

«Лазаретные фуры в условиях бездорожья часто отставали от армии, и после боя врачи не имели ни лекарств, ни перевязочных средств. «Горе раненым, зачем они не дали себя убить, — писал интендант «Великой армии» Тюибюси, — несчастные отдали бы последнюю рубашку для перевязки ран; теперь у них нет ни лоскута, и самые легкие раны делаются смертельные». По воспоминаниям одного из участников Бородинского сражения, когда с наступлением темноты оставшиеся на поле воины стали жечь костры, то «около каждого огня собирались раненые, умирающие, и скоро их было больше, чем нас. Подобные призракам, они со всех сторон двигались в полумраке, тащились к нам, доползали до освещенных кострами кругов. Одни, страшно искалеченные, затратили на это крайнее усилие последний остаток своих сил: они хрипели и умирали, устремив глаза на пламя, которое они, казалось, молили о помощи; другие, сохранившие дуновение жизни, казались тенями мертвых». Другой участник битвы, офицер наполеоновской армии Фоссен вспоминал: «Всю ночь напролет мы провели на поле сражения, стоны несчастных раненых было жалостно слушать, о каком-либо уходе за ними или уборке их куда-либо нечего было и думать; не было даже сколь-нибудь воды вблизи».