Евгений Анисимов - Женщины на российском престоле Страница 29

Граф Б. X. Миних

Несомненно, это был горе-полководец. Непродуманные стратегические планы, низкий уровень оперативного мышления, рутинная тактика, неоправданные людские потери – вот что можно сказать о воинских «талантах» Миниха, которого от поражений не раз спасали счастливый случай или фантастическое везение. У Миниха была редкостная способность наживать себе врагов. Он был просто классический склочник: где бы он ни появлялся, сразу же начинались свары и раздоры. Он умел находить для окружающих (особенно для подчиненных) такие слова, что они были готовы съесть его вместе с ботфортами. Вначале обворожив и расположив кого-то к себе, он затем вдруг резко менял тон, оскорблял и унижал человека, который этого простить уже никогда не мог. В 1736 году Анна Иоанновна была не на шутку обеспокоена состоянием находившейся в походе армии. Речь шла не о поражениях на поле боя. Страшнее турок казались склоки в окружении Миниха, носились слухи о заговоре генералов против своего главнокомандующего. С трудом удалось погасить скандал в ставке русских войск.

Миниху все скандалы были нипочем. Вернувшись в столицу, он всегда находил нужные слова, и императрица закрывала глаза на все его пакости. Анна Иоанновна прекрасно знала, что пока у нее есть Миних, армия в надежных руках, армия – ее. В письмах к фельдмаршалу она неслучайно называла его «нам любезноверный». И действительно, он таковым и был: ради монаршей милости и карьеры он был способен на многое. Миних известен как автор доносов, как следователь по делам политического сыска. Циничный и беспринципный, он по негласному распоряжению Анны организовал за пределами России убийство шведского дипломатического курьера Малькольма Синклера.

Бирон довольно рано раскусил честолюбивые устремления ласкового красавца и стремился не дать Миниху войти в доверие к императрице. Бирон, человек сугубо штатский, конечно, проигрывал в глазах Анны Иоанновны этому воину в блестящих латах собственной славы – женщины, как известно, военных всегда любили. Фаворит не позволил Миниху войти в Кабинет министров, куда тот, естественно, рвался. Раз-другой столкнувшись с непомерными амбициями и претензиями Миниха, Бирон постарался направить всю его огромную энергию на стяжание воинских лавров преимущественно там, где они произрастают, – на юге, вдали от Петербурга. Посланный на русско-польскую войну 1733–1735 годов, Миних затем почти непрерывно воевал с турками на юге. Окончательно выскочить из степей на скользкий дворцовый паркет ему удалось лишь в 1740 году, и он сумел-таки ловко подставить ножку своему давнему благодетелю Бирону, арестовав его темной ночью 9 ноября 1740 года.

Незаменимый Андрей Иванович

Вице-канцлер Андрей Иванович Остерман был одной из ключевых фигур аннинского царствования. Начав при Петре Великом с должности переводчика Посольской канцелярии, скромный выходец из Вестфалии вырос в фигуру чрезвычайно влиятельную. Его отличала фантастическая работоспособность, и, по отзывам современников, он всегда работал: днем и ночью, в будни и праздники, чего ни один уважающий себя министр позволить себе, конечно, не мог. Огромный административный опыт помогал ему легко ориентироваться как во внутренней, так и во внешней политике. Особенно силен он был как дипломат. В течение по крайней мере пятнадцати лет он делал русскую внешнюю политику, и результаты работы Остермана для империи были совсем неплохи.

Но Андрей Иванович был всегда одинок. Общение с ним было крайне неприятно. Его скрытность и лицемерие стали притчей во языцех, а не особенно искусное притворство – анекдотично. Как правило, в самые ответственные или щекотливые моменты своей карьеры он заболевал. То вдруг у него начиналась подагра или хирагра, то он надолго сваливался в постель, и вытащить его оттуда не было никакой возможности. Не без сарказма Бирон писал в апреле 1734 года Кейзерлингу: «Остерман лежит с 18-го февраля и во все время один только раз брился (Андрей Иванович, ко всему прочему, был страшный грязнуля даже для своего не особенно чистоплотного века. – Е. А.), жалуется на боль в ушах (чтобы не слышать вопросов. – Е. А.), обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дому. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа… во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы».

А вот что писал об Остермане английский посланник Финч: «Пока я говорил, граф казался совершенно больным, чувствовал сильную тошноту. Это одна из уловок, разыгрываемых им всякий раз, когда он затруднялся разговором и не находил ответа. Знающие его предоставляют ему продолжать дрянную игру, доводимую подчас до крайностей, и ведут свою речь далее; граф же, видя, что выдворить собеседника не удается, немедленно выздоравливает как ни в чем не бывало».

Действительно, в своем притворстве Остерман знал меру: острый нюх царедворца всегда подсказывал ему, когда нужно, стеная и охая, отправиться во дворец. Анна Иоанновна весьма уважала Андрея Ивановича за солидность, ученость и обстоятельность. Когда требовался совет по внешней политике, без Остермана при дворе не обходились. Нужно было лишь набраться терпения и вытянуть из него наилучший вариант решения дела, пропуская мимо ушей все его многочисленные оговорки, отступления и туманные намеки.

Остерман был хорош для императрицы Анны как человек, целиком зависимый от ее милостей. Иностранец, он хотя и взял жену из боярского рода Стрешневых, но все равно, в силу своего нрава и положения, оставался чужаком в среде русской знати. Тем крепче он льнул к сильнейшему. Вначале таким был светлейший князь Меншиков, которого Остерман предал ради Петра II и Долгоруких, затем, при Анне Иоанновне, он заигрывал с Минихом и долго добивался расположения Бирона, который Андрея Ивановича не любил и не доверял ему, но без вице-канцлера обойтись не мог до самого конца своего господства. И этим Остерман успешно пользовался.

Надежные руки и уши государственной безопасности

Был еще один незаменимый чиновник, и тоже Андрей Иванович. Начальник Тайной канцелярии граф Ушаков входил в число нужнейших государыне людей. Он держал руку на пульсе страны. Пожалуй, не было в Тайной канцелярии ни одного сколько-нибудь заметного сыскного дела, с которым бы благодаря Ушакову не знакомилась императрица. Конечно, она не читала многотомные тетради допросов и записи пыточных речей. Для нее готовили краткие экстракты, Андрей Иванович приносил их императрице и, делая по ним обстоятельные доклады, покорно ожидал резолюции – приговора.

Ушаков был человеком опытным и, как положено людям его профессии, незаметным. Начав гвардейцем-порученцем при Петре Великом, он прошел школу П. А. Толстого, помогая ему расследовать дело царевича Алексея Петровича и выполняя другие щекотливые поручения в образованной в 1718 году Тайной канцелярии. В 1727 году нечистый его попутал – он попал под следствие по делу Антона Девьера (так называемый заговор против Меншикова), был сослан, но к концу царствования Петра II вновь всплыл. И немудрено – таких людей, как Андрей Иванович, было весьма мало и в то время.

Преданный служака, хладнокровный, не сомневающийся исполнитель, он видел мир только в одном специфическом – сыскном – аспекте. Известно дело баронессы Соловьевой, которая, будучи в гостях у самого Андрея Ивановича, за обеденным столом на чем свет стоит ругала своего зятя и между двумя блюдами сказала, что тот написал какое-то непотребное, оскорбительное для чести Ее Императорского Величества письмо. На следующий день гостья Ушакова была арестована, а все письма у нее и в семье зятя изъяты.

Андрей Иванович быстро понял вкусы и пристрастия Анны Иоанновны и умело им угождал. Это было нетрудно сделать. С одной стороны, императрица очень не любила своих политических противников или тех, кого таковыми считала, и преследовала их беспощадно, а с другой стороны, она обожала копаться в грязном белье своих подданных, особенно тех, кто принадлежал к свету. По делу баронессы Соловьевой, к примеру, Ушаков представил «на Верх» выписки из писем ее зятя, в которых не было никакого политического криминала, но зато содержалось много «клубнички»: жалоб на непутевое поведение дочери баронессы, описаний скандалов в семье и т. п. Все это было чрезвычайно интересно императрице.

Ведомство же Андрея Ивановича было страшным местом. Бумаги Тайной канцелярии пропитаны смертным потом и кровью пытаемых в застенке. В это время господствовала система «слова и дела» – публичного объявления о государственном преступлении. Человек, кричавший «слово и дело» – доносчик, – тотчас арестовывался вместе с теми, на кого он доносил. И сыскная машина начинала свою неспешную и кровавую работу.