Евгений Тарле - Сочинения. Том 1 Страница 29

Парнель отвечал на речь первого министра через 2 дня после ее произнесения; 10 октября он прибыл в Уэксфорд. Город был декорирован самым блестящим образом [80], и торжественная многотысячная процессия встретила Парнеля со всеми знаками горячей признательности и преданности. Вечером того же дня состоялся банкет, на котором агитатор произнес одну из самых многозначительных своих речей. «Первая необходимость для процветания Ирландии заключается в том, чтобы выбросить вон из нее английское хозяйничание» [81],— сказал он. Как сделать это? Вот как: демократия, рабочие классы должны освободить Ирландию. «Если вы сумеете повиноваться неписаным законам, если вы докажете, что меньшинство не может угнетать большинство, вы тем самым обнаружите, способны ли вы к самоуправлению. Нам нужно, чтобы ирландцы получали все хорошее и справедливое вознаграждение за талант, ум и физическую силу, и мы этого не достигнем, пока не выгоним м-ра Гладстона с компанией и его башибузуков» [82].

Все это Парнель говорил в волнующейся стране, где аграрные преступления не прекращались и где все предвещало близкое оживление фенианства. Собственно, Форстер на основании билля об усмирении имел право арестовать Парнеля немедленно, однако Гладстон медлил прибегать к таким мерам против своего врага, не дав ему сначала решительного предостережения. 12 октября премьер опять говорил в Гильдголле, в Лондоне, подчеркивая и повторяя фразу о не истощенных еще средствах борьбы с Парнелем, предоставляемых цивилизацией. Но Парнель все равно уже не мог оставаться на свободе.

Теперь нам нужно оставить отчеты о политических спичах и обратиться к другого рода источнику. В октябре 1892 г. появилась в Лондоне книжка под названием: «Двадцать пять лет в тайной полиции. Воспоминания сыщика». Эта книжка в 6 дней потребовала трех изданий, а за год разошлась в 16 изданиях: так силен был возбужденный ею интерес. Принадлежит она перу Томаса Бича [83], который под названием майора Лекарона служил в свое время в английской тайной полиции и заведовал там ирландским вопросом. Он успел проникнуть в некоторые фенианские кружки, был коротко знаком с главнейшими деятелями легальной и нелегальной оппозиции и оказал английскому правительству целую массу неоцененных услуг. Что он в своей книжке не лжет, явствует из того, что она не вызвала никаких сколько-нибудь существенных опровержений, хотя огромное большинство названных в ней личностей еще живы; что Томас Бич много знал и видел, это должны были признать даже те, которым знакомство и откровенность с ним не принесли особенной выгоды. Итак, эти мемуары являются необходимым подспорьем при изучении ирландского движения в 80-х годах; нас же они интересуют постольку, поскольку касаются Парнеля и его судьбы в 1881 г.

Томас Бич познакомился, как он рассказывает, с Парнелем в 1880 г., и так как Бича рекомендовали Парнелю суровым и фанатическим революционером, то агитатор был с ним откровенен вполне. Тогда-то Бич и узнал о том, что Парнель находится в связи с тайным ирландским республиканским обществом и его филиацией в Америке [84]. В 1881 г. Бич по обязанностям службы старался держаться поближе к Парнелю, и тот был настолько тронут интересом, который выказывал к его особе Томас Бич, что подарил ему даже свой портрет с собственноручной надписью: «Искренно ваш Чарльз Парнель» [85]. В 1881 г. отношения между Парнелем и разными подозрительными людьми оживились; осенняя агитация заставила его войти в деловые сношения с «революционным управлением», сидевшим в Америке, к Томасу Бичу было поручено передать этому обществу некоторые инструкции от Парнеля [86]. «А между тем правительство вовсе не было так мало осведомлено о Парнеле, как это ему (Парнелю — E. Т.) казалось», — задумчиво замечает Бич.

Таким образом, наместник Ирландии Форстер имел целый ряд сведений и документов относительно нелегальных сношений агитатора, как раз в это время произносившего запальчивые речи против министерства. 12 октября, как было сказано, происходил дублинский митинг, и Парнель еще раз обрушился на Гладстона, а на другой день, 13-го, он был арестован по приказанию Форстера. Парнель не обнаружил при аресте даже тени волнения [87], но встретил это как вещь давно ожидаемую.

Тотчас после арестования он был отвезен и заключен в Кильмангемскую тюрьму. В приказе Форстера говорилось, что Парнель арестуется за возбуждение людей к неуплате арендных денег и пр. Истинные, непосредственные причины не были преданы гласности.

Это был первый удар; второй поразил уже «земельную лигу»: 18 октября она была объявлена правительством закрытой [88]. Как справедливо говорит умный и тонкий наблюдатель всего, что тогда творилось в Великобритании [89], две нации теперь стояли друг против друга и обе были единодушны. «Ни один голос не раздался в Англии в защиту Парнеля; ни один голос не раздался в Ирландии в защиту Форстера» [90]. Вслед за тем были арестованы в несколько дней Биггар, О’Гили и другие наиболее активные члены закрытой лиги.

Но движение в Ирландии не прекращалось, хотя Парнель сидел в тюрьме. До его осеннего путешествия страна была сравнительно спокойна, но теперь движение не хотело останавливаться и внушало Форстеру самые серьезные опасения. Он сам и его помощник Борк были заняты разысканием непосредственных причин брожения и применяли билль об усмирении в самых широких размерах. Под председательством сестры Парнеля, мисс Анны Парнель, образовалась [91] «женская земельная лига», которая резко нападала на премьера и наместника. Аграрные преступления шли своим чередом. В самом Лондоне собралась 23 октября громадная толпа ирландцев с целью протестовать публично против ареста Парнеля [92]. С наступлением весны 1882 г. положение дел нисколько не улучшилось; избиения лендлордов и поджоги все увеличивались в числе. Все политические круги Лондона сходились на том [93], что билль об усмирении не послужил ни к чему, что Форстер и его секретарь Борк не могут достигнуть цели, несмотря на всю свою энергию. В это время капитан О’Ши, один из парнелитов, написал Гладстону и Чемберлену письмо, в котором говорил, что Ирландия волнуется единственно из-за бедственного положения фермеров и из-за последствий билля об усмирении. Он просил, чтобы правительство обратило внимание на его письмо. Гладстон и Чемберлен понимали, конечно, что это предложение, этот первый шаг, исходит от самого Парнеля. У них было два выхода: отвечать молчанием или предложить свои условия Парнелю. Ответить молчанием для Гладстона значило быть поставленным в необходимость продолжать железный режим в Ирландии и компрометировать этим окончательно всю либеральную партию и ее традиции, притом без всякой реальной пользы.

7

Итак, оставалось начать мирные прелиминарии, делать уступки; первый министр Великобританской империи вошел в переговоры как равный с равным с человеком, сидевшим в одиночном заключении в Кильмангемской тюрьме. Парнель мог поздравить себя с победой. То, о чем и не мечтал Исаак Бьют, всю жизнь старавшийся заслужить для Ирландии сочувствие англичан, досталось Парнелю после четырехлетней ожесточенной борьбы с ними. 10 апреля 1882 г., после полугодового заключения, Парнель был выпущен из тюрьмы на честное слово: ему нужно было присутствовать при похоронах племянника. Он виделся на свободе с очень многими своими политическими друзьями, но, исполняя условие, не говорил с ними о делах. Затем 26 апреля один из парнелитов внес в палату предложение, касавшееся облегчения участи фермеров, которые связали себя арендным договором до издания земельного билля. Гладстон с живым сочувствием отнесся к этому проекту, и проект прошел [94].

Поведение премьера во время обсуждения этого билля могло бы многое сказать и не такой чуткой публике, как английская. Поднялись толки о союзе между Парнелем и Гладстоном; консерваторы забили тревогу; наместник Ирландии Форстер, Борк и многие члены либеральной партии также не были довольны поворотом министерской политики. Парнель, видя свою победу, делал все, от него зависевшее, чтобы не оскорбить самолюбия Гладстона. Исполняя слово, он вернулся в тюрьму и оттуда написал капитану О’Ши письмо [95], в котором говорил в неопределенных по форме, но вполне ясных по внутреннему смыслу выражениях об умиротворении Ирландии как необходимом последствии благоприятных для ирландцев реформ. Затем Парнель передал Гладстону еще следующее дополнительное условие: Девитт должен быть выпущен на свободу; Шеридан, бежавший агитатор, должен получить позволение вернуться, так же как Бойтон. Форстер возражал, что ведь эти люди, собственно, и употребляли все силы, чтобы взволновать Ирландию, но Парнель оставался непоколебим. «Если они влиятельны, — говорил он, — то пусть только министерство проведет нужные реформы, и они употребят свое влияние на дело мира». Наконец, Парнель желал удаления Форстера и прекращения усмирительного режима. Премьер согласился.