Амеде Ашар - Плащ и шпага Страница 29

- Граф де Монтестрюк, разумеется, захочет тоже за ней ехать.

- Этого-то я от него и жду. Во-первых, я выиграю уже то, что расстрою этот порядок, при котором он пользуется теми же преимуществами, что и я.

- Не говоря уже о том, что Париж - классическое место для всяких случайностей... Вот недавно вытащили из Сены тело дворянина, брошенного туда грабителями...

- Как это однако странно! - сказал Шиврю, обмахиваясь шляпой.

- И письмо, которое должно разрушить очарование нашего острова Калипсо?..

- Придет на-днях, и, как мне пишут, в таких выражениях, что нечего будет долго раздумывать.

- Бедный Монтестрюк! Провинциал в Париже будет точно, как загнанный волк. Я обязательно буду в конце охоты!

Вскоре в самом деле пришло письмо, извещавшее герцогиню д'Авранш, что её требуют ко двору.

- Желание его величества видеть вас близ себя так лестно, - сказала маркиза д'Юрсель, что вам необходимо поспешить с отъездом.

- Я так и намерена сделать, - отвечала Орфиза, - но вы согласитесь, тетушка, что я не могу не сожалеть о родном доме, где нам было так хорошо, где у нас было столько друзей, где нас окружало столько удовольствий... Я знаю, что покидаю здесь, и неизвестно, что меня там ожидает...

- Но разве вы не надеетесь встретиться при дворе с теми, кто составлял ваше общество здесь? Граф де Монтестрюк, правда, там ещё не был, но он из такого рода, что ему не трудно будет найти случай представиться.

- Да разве меня там не будет? - воскликнул граф де Шиврю, - я требую себе во всяком случае чести представлять повсюду графа де Шарполя.

- Я знаю, - сказала Орфиза, - что вы не уступите никому в вежливости и любезности.

- Вы меня просто околдовали, прекрасная кузина: великодушие - теперь моя слабость. Я хочу доказать вам, что бы ни случилось, что во мне течет кровь, которая всегда будет достойна вас.

Орфиза наградила его за послушание и за мадригал такой улыбкой, какой он не видел со дня охоты, на которой чуть не убилась Пенелопа.

Близкий отъезд привел Югэ в отчаяние: ему предстояло расстаться с этими местами, где он каждый день видел Орфизу, где их соединяли одни и те же удовольствия, где он дышал одним с ней воздухом, где он мог всегда отгадывать её мысли. Сколько преград будет разлучать их в Париже, и как редко будет он с ней видеться!

Накануне отъезда Орфизы в Блуа и оттуда в Париж, Югэ, проведя с ней последний вечер грустно бродил под её окнами, надеясь увидеть ещё хотя бы её тень на стекле. Его била лихорадка. Безумная мысль пришла ему в голову и овладела им с такой силой, что через минуту он уже мерил расстояние до балкона, на котором показывался изредка легкий силуэт Орфизы: он желал чего-нибудь от нее, какой-нибудь вещи, которой касалась её рука и которая напоминала бы её повсюду.

Перенесенный на другое место огонь показывал, что герцогиня перешла во внутренние комнаты. Не прошло и пяти минут, как он уже был на балконе, не зная сам каким путем он туда взобрался, но с твердой решимостью не сходить вниз, пока не найдет свое сокровище. Окно было полуотворено, он толкнул его и вошел в маленькую комнату, которая отделялась только одной приподнятой портьерой от той, куда ушла Орфиза. Его мгновенно охватил тот самый дух, очарование которого он уже не раз испытывал: это было как-будто её собственное дыхание.

Повсюду были разбросаны её вещи: бывшее на ней в этот день платье из блестящей материи, облекавшее её легкий стан, тонкое кружево, защищавшее её плечи от вечерней сырости, венгерские перчатки, ещё сохранявшие форму её милых ручек, маленькие атласные башмачки, обтягивавшие её детские ножки, веер, которым она играла так грациозно, как истинная кастильянка - все говорило ему о ней. Югэ стоял в восхищении, упиваясь ароматом всех этих вещей. Но среди этого восторга начинало вкрадываться в него беспокойство: что, если вдруг Орфиза выйдет в эту комнату, что подумает она, увидев его здесь, как и чем объяснить ей свое присутствие? Можно ли надеяться, что ему удастся уйти так же неслышно, как он вошел? Он и не подозревал, что Орфиза уже следила за всеми его движениями.

Как ни легко взошел он на балкон, но в ночной тишине все было так безмолвно, что как только Югэ ступил ногой на пол, она стала прислушиваться. Скоро ей показалось, что окно открывается невидимой рукой, легкий треск паркета предупредил её, что кто-то ходит по соседней комнате. Она была слишком храбра, чтобы звать кого-нибудь на помощь: дочь одной из героинь Фронды, она, как и мать, вовсе не знала страха. Она подумала, не Шиврю ли это, известный своей наглой смелостью, и уже схватила кинжал, готовая твердой рукой поразить его за такую дерзость. Молча приподняв портьеру, она посмотрела.

Она задрожала, узнав Югэ де Монтестрюка. Как! Он в её комнатах, в такой час! Что ему нужно? Удерживая дыхание и спрятавшись за толстую портьеру, из-за которой могла все видеть, будучи невидимой сама, она следила за каждым его шагом. Первое её чувство было - гнев и огорчение: Югэ падал в её мнении и сердце её сжималось от сожаления. Второе чувство было удивление и нежное умиление.

После минутной нерешительности, Югэ осторожно подошел к креслу, на котором висел венок из роз, бывший сегодня на корсаже у Орфизы. Оглянувшись по сторонам, он в волнении оторвал один цветок, страстно поцеловал его и спрятал у себя на груди. Он уже хотел уходить и осторожно повесил венок на спинку кресла, Когда внимание его привлекло что-то, чего Орфиза не могла рассмотреть из-за своей портьеры. Югэ нагнулся и нежно снял с белого атласного корсажа какую-то ниточку золотого цвета: то был длинный волос Орфизы. Она улыбнулась, увидев с каким восхищением он рассматривает свою находку, как будто она дороже для него любого жемчужного ожерелья, и тихонько выпустила кинжал из рук. К чему ей нужно было оружие против такого почтительного обожания?

Долго Югэ рассматривал при свете стоявшей на столике свечи тонкие изгибы этого белокурого волоса. он то вытягивал его, то обвивал золотым кольцом на пальце. Вдруг он достал спрятанную на груди розу и, обмотав вокруг стебелька найденный волос, завязал оба конца и спрятал опять на груди, как вор, схвативший какую-нибудь драгоценность.

Он уходил тих и уже дошел было до окна, как вдруг тяжелые складки портьеры раскрылись и перед ним появилась Орфиза. Он отступил на шаг, вскрикнув от ужаса.

Окутанная белым кисейным пеньюаром, с распущенными волосами, с обнаженными по локоть руками в длинных широких рукавах, в полусвете, оставлявшим в тени её неясную фигуру, - она казалась призраком. Она сама не понимала, зачем вдруг решила показаться, и какое-то новое, неиспытанное ещё ощущение удивило её, но, притворяясь раздраженной, она спросила Югэ:

- По какому это случаю, граф, вы вошли сюда в такой час? Неужели вы обычно так поступаете и неужели вы думаете, что такой поступок - честный способ отблагодарить за мое гостеприимство и мою прямую, открытую признательность вам?

Югэ хотел отвечать, она прервала его:

- Каким путем вы попали в мои комнаты? Как? Зачем?

- Я был там внизу, под вашими окнами... Увидел свет... Сердце мое забилось, мной овладело безумие... У шпалеры растет дерево... я залез... меня все тянул свет, в котором мелькала ваша тень... Я прыгнул с дерева на балкон...

- Но вы могли упасть в такой темноте! Разбиться насмерть!

- Вы вот об этом думаете, герцогиня, а я не подумал!

- Но ещё раз, зачем? С какой целью?

- Сам не знаю... Не сердитесь, ради Бога! Я вам все, все скажу. Я искал что-нибудь из ваших вещей, что вы носили. Я хотел сделать из этого талисман себе. Мне попалась под руку роза... она была вот тут, в этом венке... я взял её.

- Но если уж вам так хотелось этого цветка, почему вы прямо у меня не попросили его?

- Как, попросить у вас! А какое я имел право на такую огромную милость? Нет! Нет! Я бы ни за что не посмел! Но вы уезжаете и я не знаю, когда опять вас увижу! Моя голова помутилась. Я не хотел всего лишиться от вас. Ах, герцогиня, я так люблю вас!

Этот крик, вырвавшийся из глубины его души, заставил её вздрогнуть.

- Так вы и в самом деле меня любите? - спросила она глухим голосом. И вы не в шутку сказали мне тогда, что хотите посвятить мне свою жизнь?

- В шутку! Но во мне говорило все, что только есть самого лучшего, самого искреннего! Эта любовь овладела всем моим существом с первого же взгляда, который я осмелился поднять на вас. Каждый день, проведенный у вас на глазах, делал эту любовь сильнее и глубже. Я живу только вами и хотел бы жить только для вас. Неужели вы не поняли, не догадались, не почувствовали, что меня одушевляет не мимолетное безумие, не каприз молодого сердца, но чувство неизменное, необъятное, неведомое? Но ведь сама смелость моего поступка служит вам доказательством моей искренности. Моя надежда, моя мечта - это вы. Мечта такая высокая, что даже теперь, когда вы мне позволили стремиться к этому блаженству, я не знаю, каким чудом могу его достигнуть. Я вижу вас среди звезд. Но мысль, что сам Бог привел меня на ваш путь, укрепляет меня и поддерживает. Ах! Если бы достаточно было храбрости, преданности, всевозможных жертв, беспредельной любви, безграничного уважения, ежеминутного обожания, я, может быть, заслужил бы вас и вся жизнь моя ушла бы на любовь к вам! Взгляните на меня, герцогиня, и скажите сами, разве я говорю неправду?