Игорь Прокопенко - По обе стороны фронта. Неизвестные факты Великой Отечественной войны Страница 3

В августе 1941 года на всем западном направлении не было деревни, которая не была бы оккупирована немцами. Только небольшую часть населения угоняли в Германию. Большинство людей погибали, защищая свои дома, своих близких. Представители «великой арийской расы» насиловали и убивали, грабили и выжигали целые села. Местные жители уходили семьями в леса в надежде найти партизан и начать свою войну против захватчиков.

Граф Вернер фон дер Шуленбург передал меморандум о начале войны

К тому времени лейтенант Вронский стал заместителем командира разведчасти и радистом. Небольшому разведотряду в тылу врага удалось создать руководящий штаб партизанского движения. По приказу центра главной задачей отряда была разведка дислокации немецких частей. В деревнях, оккупированных немцами, разведчики вербовали патриотов, которые помогали им передавать информацию за линию фронта и снабжать партизанские отряды оружием и боеприпасами.

Осенью 1941 года на западном направлении восемь партизанских отрядов были объединены в партизанский корпус. Спустя несколько месяцев партизаны сумели отразить наступление 12  000 карателей.

Лейтенант Вронский стал начальником штаба одного из отрядов и воевал в тылу врага 27 месяцев. Пройдя специальную подготовку, Вронский возглавил одно из оперативных подразделений, которое руководило боевыми действиями партизан. За все время своей войны в партизанском отряде Вронский провел более ста разведопераций. В 1943 году из Москвы пришел приказ о награждении его орденом Красной Звезды. Существует последнее фото на память со своим боевым партизанским отрядом. Спустя несколько месяцев Вронского отзовут в центр. Это единственный документ о его партизанском прошлом. Но этот документ выдан уже на другое имя. Сколько всего имен и псевдонимов было у этого человека? Его личные дела лежат сегодня где-то в спецхранах под грифом «хранить вечно».

Итак, в августе 1944-го Вронский приехал в Москву. Впрочем, он уже был не Вронским. В Кремле героям-фронтовикам вручали награды. И когда награждающий произнес фамилию Фёдоров, Михаил Владимирович не сразу понял, что обращаются к нему. Через несколько дней его вызвали на Лубянку, где он получил приказ уехать в Англию. Он вновь получил новое имя. Что творилось тогда у него в душе? У человека, который почти три года провел на войне?

Спустя год в Лондоне, в дипломатическом представительстве одной из стран Восточной Европы, появился импозантный молодой человек. Взгляд героя-любовника и безукоризненные светские манеры никогда не смогли бы выдать в нем недавнего фронтовика. Через полтора года он вновь вернулся в Москву, и вновь для того, чтобы ее покинуть. Правда, на сей раз он был не один. С ним отправилась его любимая женщина, его супруга Галина. Через несколько промежуточных стран наши нелегалы приехали в Западную Европу, где им предстояло прожить долгих 15 лет, выполняя особо важные задания правительства Советского Союза. Но находясь там, в чужой стране, Михаил Владимирович помнил каждый свой день, проведенный в белорусских лесах. Помнил каждого погибшего друга. Помнил, что он лейтенант Вронский. И помнил лицо того нациста, который держал пистолет у его виска.

Рассказывает сам Михаил Фёдоров: «Я переживал ненависть, потому что она осталась с войны. Я когда встречал там немцев, приглядывался к ним. Немцы встретились нам где-то в путешествиях. Мы вместе ходили в группе по музеям, когда так организовывалось. Сначала я с пренебрежением относился к ним, не заводил ни с кем разговоров. А немцы такие – когда их много, особенно молодежи, они крикливые, смелые. Крики, выпивка… Ночью в санатории уже спим, а они шумят… молодежь. Немцы сильны тогда, когда они вместе».

В этой враждебной послевоенному Советскому Союзу стране Михаила Фёдорова звали господин Стефенсон. Он стал хозяином крупного магазина, который обеспечивал тканями всех самых известных модельеров Франции и Италии. Весь высший свет Европы ходил в нарядах от нашего разведчика. Они с супругой поселились в уютном доме в отдаленном от центра города месте. Из этого самого особнячка и проходили радиопереговоры с Москвой. Именно отсюда шла важнейшая информация по стратегическим планам НАТО. Под видом беззаботных туристов семья Стефенсонов путешествовала по Европе, но каждая поездка была четко спланированной разведоперацией. И все 15 лет Фёдоров не забывал о тех, с кем когда-то его связала война.

Рассказывает Михаил Фёдоров: «Когда мы вернулись с Галей из загранкомандировки, я стал разыскивать партизан. Я пришел на станцию метро «Ждановская». Взял с собой маленький киноаппарат. Когда мы с Галей вышли из метро, я увидел группу стоящих мужчин и всех узнал. Наши. Я говорю: «Галя, вот они – наши… Мои…» Я взял камеру, сначала их поснимал, потом дал камеру Гале и сказал: «Я пойду, а ты снимай».

Они меня не сразу узнали, а когда я подошел к ним, стал называть их по фамилиям, только тогда узнали. Потом один прямо бросился на меня и стал обнимать. Первый момент был замечательный, ведь они думали, что я погиб».

А потом было долгое русское застолье. Когда все смеялись, вспоминая партизанские байки, и плакали, поминая погибших друзей. До этой встречи многие считали, что старшего лейтенанта Вронского давно уже нет в живых. Ведь до этого самого дня он не имел права никому из своих боевых друзей называть свою настоящую фамилию. И каждый хотел с ним сфотографироваться. Чтобы в старых боевых альбомах рядом с той прощальной фотографией 1944 года появилась еще одна, сегодняшняя.

На следующий день все вместе поехали в Измайлово зажигать традиционный партизанский костер. Но никто ни разу не спросил у полковника Фёдорова, почему он говорит с таким непонятным иностранным акцентом и почему у него вдруг изменилась фамилия. Впрочем, его боевым друзьям это было неважно. Главное – что их Вронский снова с ними и снова в строю.

С той памятной встречи прошло много лет. Почти никого не осталось из друзей-партизан полковника Фёдорова. И сам он скончался в 2004 году. Но до конца своих дней два раза в году он надевал свои ордена и отправлялся к тем, кто был еще жив. И на несколько часов погружался в свое прошлое. Прошлое, в котором все еще был слышен грохот разрывающихся снарядов. В прошлое, где его по-прежнему звали лейтенант Вронский. А потом, придя домой, он еще долго не мог успокоиться. Перебирал фотографии, смотрел старые кинопленки. Он знал – в такие дни он долго еще не мог уснуть, а когда засыпал, ему вновь снился первый день войны.

Начало

Боль утрат, суд времени, старые раны… По обе стороны тогдашнего фронта живы свидетели тех давних событий. Одни встречают старость в почете и уважении, другие в безразличии и забвении. Кто хочет слышать, тот услышит их правду. Правду тех, кто 70 лет назад смотрел друг на друга в перекрестие прицела.

1937 год, Всемирная выставка в Париже. Грандиозный павильон Советского Союза, напротив – не менее величественные выставочные залы Германии. Символичное противостояние – с одной стороны немецкие орел и свастика, с другой – Рабочий и Колхозница. А между ними – пока еще свободная Европа. Но на этом празднике уже слышно дыхание близкой катастрофы, многие понимают: новой войны не избежать.

В то время Лотер Фольбрехт, в 1941-м – младший командир школы «Гитлерюгенд», вместе с родителями жил в Берлине и хорошо помнит, как бурно рукоплескали соотечественники легким победам немецкой армии. Вот его воспоминания о том времени: «До 1941 года у немецкой армии все шло хорошо, были завоеваны Польша, Франция, Норвегия, Балканы. Германская армия все время шла вперед, успешная операция была проведена в Африке. Немецкому народу постоянно сообщали об успехах вермахта. Восхвалялись его победы над англичанами».

Победный марш гитлеровской армии продолжается. Теперь экономический потенциал и ресурсы захваченных стран будут работать на Германию. Париж пал 14 июня 1940 года. Гитлер смотрит на еще не поверженную Европу. Впереди главная цель – достижение мирового господства тысячелетнего рейха.

А в это время в Москве на заводах и в школах, в газетах и по радио об успехах Германии говорят только с одобрением. Никаких резких слов в адрес Гитлера. СССР – надежный союзник. Берлин должен быть уверен в лояльности Москвы.

Анатолий Черняев, в 1941-м – студент исторического факультета МГУ, рассказывает об этом времени так: «Всех восторгали эти пикирующие бомбардировщики – тогда это в новинку было, как они бомбили англичан и французов, – и все эти танковые прорывы. Все это газеты наши постоянно публиковали и напичкивали нас этим».

Вот как преподносит официальную точку зрения Союзкиножурнал № 86 от 13 сентября 1939 г., производство Московской студии кинохроники: «Руководители коммунистической партии и государства, а также рядовые агитаторы разъясняют народу, что гитлеровская партия – все-таки рабочая партия».