Алексей Павлюков - Ежов. Биография Страница 3

Миф о Ежове — борце против империалистической войны — призван был скрыть подлинные обстоятельства его военной биографии, мало соответствующие тому образу революционно настроенного рабочего, который он создавал в своих анкетах и автобиографиях. Несмотря на то, что Ежов тщательно оберегал свой маленький секрет, Минц, из оказавшихся в его распоряжении документов, знал, как обстояло дело в действительности. Однако, будучи опытным советским историком, он правильно понимал свою задачу и писал не о том, что было, а о том, что должно было быть.

Дело в том, что, в отличие от своих сверстников, попавших в армию одновременно с ним, Ежов не был мобилизован, а отправился служить добровольцем (или, как тогда еще говорили, охотником). Из приказа по 76-му запасному пехотному батальону (г. Тула) от 16 июня 1915 г.:

«Прибывшего от Крапивенского уездного воинского начальника охотника Николая Ежова… зачислить в списки батальона в 11 роту и на все виды довольствия с 15 сего июня»{12}.

И везде, в тех частях, где Ежов проходил службу, против его фамилии в списках личного состава всегда указывалось — доброволец.

Добровольцем (охотником), согласно тогдашнему Уставу о воинской повинности, можно было стать, либо изъявив желание послужить отечеству раньше положенного срока (к Ежову это не относилось), либо отказавшись от тех или иных льгот, предусматривающих отсрочку или даже освобождение от призыва. Не вполне ясно, какой из льгот Ежов мог воспользоваться, и уж совсем непонятно, что заставило его отказаться от этого подарка судьбы и самому надеть на себя армейский хомут, тем более что все это происходило, напомним, не в мирное, а в военное время. В той среде, к которой он принадлежал, сколько-нибудь заметных патриотических настроений не наблюдалось, и добровольцы среди солдат практически не встречались — на весь Крапивенский уезд таких в тот призыв оказалось, вместе с Ежовым, всего трое. Но так или иначе летом 1915 г. он очутился в запасном батальоне и в течение последующих шести недель осваивал азы солдатской науки: учил уставы, занимался строевой подготовкой, отрабатывал приемы штыкового боя, изучал оружие и участвовал в боевых стрельбах. Наконец, время, отведенное для превращения новобранца в солдата, закончилось, и в конце июля 1915 г. Ежов с маршевой ротой отправился на русско-германский фронт.

Прибывшее пополнение было использовано для укомплектования 172-го Лидского пехотного полка, входившего в состав 43-й пехотной дивизии 2-го армейского корпуса 10-й армии Северо-Западного фронта и располагавшегося в тот момент на боевых позициях в районе литовского поселка Людвинов. По иронии судьбы, отсюда до родного Ежову Мариамполя было всего несколько километров.

Первые дни пребывания на передовой прошли относительно спокойно, однако затем ситуация изменилась. Взятие немцами в начале августа 1915 г. крепости Ковно, расположенной на правом берегу Немана, значительно осложнило положение русских войск на участке фронта, входящем в зону ответственности 10-й армии. В этих условиях командование армии вынуждено было начать отвод к Неману частей и соединений, держащих оборону южнее Ковно.

В ночь на 6 августа, получив приказ на отход, 172-й полк скрытно снялся с занимаемых позиций и после ночного двадцати километрового перехода закрепился на новом рубеже. Однако уже к вечеру передовые отряды немцев подошли вплотную к его позициям и начали окапываться в нескольких сотнях метров от них. В течение последующих трех дней полк подвергался периодическому обстрелу немецкой артиллерии и время от времени отбивал попытки пехоты противника нащупать слабое место в его обороне.

Утром 10 августа полк переводится в корпусной резерв. Не участвуя непосредственно в боевых действиях, он перебрасывается из одного опасного района в другой, готовый в любой момент прийти на выручку отступающим частям 2-го корпуса.

Вечером 13 августа был получен приказ выдвинуться на позиции в семи километрах восточнее поселка Олита и оказать боевое содействие одному из полков 26-й дивизии, на участке которого обозначилось стремление немцев крупными силами прорвать оборону русских войск.

И в этот опасный момент Ежову сильно повезло. Почти две недели, проведенные на передовой, жизнь в окопах, ночные марш-броски, обстрелы и прочие тяготы фронтовой жизни весьма неблагоприятно отразились на его здоровье… и он заболел. Приказом по полку от 14 августа вместе с несколькими другими заболевшими солдатами его отправляют в госпиталь. И очень вовремя, поскольку в ходе начавшихся 14 августа тяжелых боев, продолжавшихся четыре дня, полк потерял убитыми, ранеными и пропавшими без вести свыше тысячи человек, в том числе 16-я рота, куда был зачислен Ежов, — 50 человек.

Не исключено, правда, что немного досталось и Ежову. Поскольку его отправка в госпиталь происходила в день начала боев, возможно, при артобстреле позиций русских войск Ежов, не успевший еще эвакуироваться в тыл, был легко ранен. Во всяком случае, в одной из анкет он упоминает о ранении, полученном под Олитой{13}, хотя в официальных списках раненных за эти дни его фамилия не значится. Если, однако, Ежов действительно был ранен, то можно предположить, что ясно различимый на всех не-отретушированных фотографиях неровный шрам на его правой щеке как раз и является результатом этого ранения.

После 14 августа 1915 года следы Ежова на некоторое время теряются. До конца сентября он из госпиталя не вернулся, а за последующий период штабные документы 172-го полка в архиве не сохранились. Возможно, после госпиталя Ежов был направлен в какую-то другую часть, во всяком случае, летом 1916 года он обнаруживается уже в нестроевой команде при штабе Двинского военного округа в Витебске. Нестроевая команда представляла собой своего рода распределительный пункт для тех солдат, которых врачебные комиссии признали непригодными к строевой службе. Отсюда их отправляли во временные командировки или на постоянную работу в тыловые части и подразделения округа (госпитали, хлебопекарни, склады, мастерские и т. д.).

Дошла очередь и до Ежова, и в начале июня 1916 года его в составе группы из 135 человек направляют в находящуюся здесь же в Витебске 5-ю подвижную починочную мастерскую.

5-я мастерская, занимавшаяся ремонтом артиллерийского вооружения и изготовлением запасных частей к нему, была сформирована летом 1914 года и первое время действительно использовалась в подвижном варианте. После нескольких месяцев работы в Витебске она в начале 1915 года передислоцировалась в Вильно, затем в августе того же года была направлена в Бобруйск, но с полпути переадресована снова в Витебск, где с тех пор и находилась. В сентябре 1916 г. ее переименовали в 5-ю тыловую артиллерийскую мастерскую Северного фронта.

В мастерской Ежова ни к какой серьезной работе не приставили, а определили в группу, называвшуюся «рядовые для хозяйственных надобностей». Первые полгода он исполнял эти надобности главным образом в нарядах, заступая чуть ли не через день то дневальным, то в караул. Но наконец ему нашли более подходящее применение.

В отличие от большинства своих сослуживцев, Ежов считался грамотным (это специально отмечалось в документах части), и, когда в конце 1916 года в канцелярии мастерской освободилось место писаря, взяли его. Прошло немного времени, и 1 апреля 1917-го Ежову, в числе других солдат, исполнявших в канцелярии обязанности писарей, литографов и переплетчиков, «за отлично-усердную службу при хорошем поведении» было присвоено звание младшего мастерового{14}.

Четыре месяца спустя — новое повышение. 27 июля 1917 г. с той же, что и прежде, формулировкой ему присваивается звание старшего писаря среднего оклада{15}. (Позднее, стесняясь этой своей писарской должности, малоподходящей для большевика с пролетарским прошлым, Ежов укажет в анкете, что работал в 5-й мастерской сначала мастеровым, а затем старшим мастеровым{16}.)

Не следует, однако, думать, что круг интересов Ежова ограничивался в это время лишь прилежным исполнением служебных обязанностей. За воротами казармы происходили события, к которым трудно было остаться равнодушным.

Глава 3

Ежов становится большевиком

Падение самодержавия встречено было в Витебске, как и во всей стране, с воодушевлением. В ночь на 5 марта 1917 года власть в городе перешла в руки общественного комитета, куда вошли представители от всех основных социальных групп населения. Были приняты решения о разоружении полиции, аресте некоторых должностных лиц прежней администрации, о создании народной милиции и т. д. За сравнительно короткое время официально оформились и развернули бурную деятельность всевозможные партии и движения.

18 марта в газетах было помещено объявление организационного комитета Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), извещавшее о предстоящем собрании, на которое приглашались рабочие, солдаты и все прочие граждане. «Товарищи рабочие! — говорилось в обращении. — Ваша старая партия, стоявшая всегда на страже ваших интересов, приглашает вас встать в ее ряды. После долгой борьбы наше красное знамя было наконец выкинуто и в нашем городе, стать под это знамя зовет вас организационный комитет»{17}.