Анатолий Елкин - Арбатская повесть Страница 3

Не фотографии тогда поразили меня (что на них изображено, я не знал) — книги. Откуда здесь, в Кенигсберге, неплохо подобранная библиотечка русских книг? Как они попали сюда? Кто их хозяин?..

Ответы на эти вопросы найти в мертвом, безлюдном городе, где и старожил не узнал бы ни одной из улиц, было явно невозможно. Фотографии я взял на память и вскоре забыл бы о них, если бы не один разговор, произошедший через три месяца совсем в другом городе и имевший для меня совсем неожиданные последствия.

Родители мои жили тогда в Мурманске. Соседом их по лестничной клетке был известный в Заполярье инженер-корабел Ареф Сергеевич Романов, человек, бесконечно влюбленный в «свой Севастополь», ибо, по его словам, «только такие города способны вырастить из мальчишек сто́ящих парней».

Романов строил на Севере мосты, ремонтировал корабли, был, по-моему, счастлив и каждый отпуск отправлялся в свой Севастополь, откуда однажды и привез похожую на гречанку очаровательную женщину — Марию Ивановну, человека столь же доброго, сколь и беспомощного в элементарных житейских вопросах.

Дом их подчас походил на бивак, но дышалось в нем легко и радостно. Атмосфера эта была не только следствием характера хозяев: постоянными гостями Романова были боцманы, капитаны, полярники, морской люд всех званий и сословий. Знаменитый водолаз-эпроновец Золотовский как-то надписал на титуле книги «Подводные мастера», до сих пор популярной и переиздающейся:

«Дорогому Арефу на память о «Марии», давней мечте и нашей подводной молодости».

Прилетев из Кенигсберга к своим, я часто бывал у Романова. Не только ради интереснейших людей, приносивших с собой в его квартиру ветры всех широт. Ареф Сергеевич имел небольшую библиотеку. Но, во всяком случае для Дальнего Севера, исключительную: старые «Морские сборники», издания «Эпрон», книги о море. Перелистывая как-то их, я и наткнулся на надпись Золотовского.

— Это о какой же «Марии» идет здесь речь? — спросил я Романова.

— О линкоре «Императрица Мария». Не слышал?..

— Очень немногое…

— Это темная история… Если хочешь, я дам тебе кое-что почитать. — Он порылся на книжных полках и протянул мне томик сборника «Эпрон» со статьей академика Крылова. — Посмотри, а потом я тебе кое-что расскажу. Как-никак я поднимал «Марию». Вернее — снова ее топил…

Тогда я впервые узнал об этой действительно таинственной и загадочной истории. Возвращая Романову сборник, вспомнил надпись Золотовского:

— А о какой мечте он говорит?

— Я мечтал разгадать тайну «Марии» и потратил на это многие годы. Но… пока все так же в этой истории темно, как было и в самом начале…

По какой-то ассоциации я рассказал ему о Калининграде и снимках, найденных у Королевского Замка.

— Они с тобой?

— Сейчас принесу.

Взглянув на снимки, Романов воскликнул:

— Но это же «Мария»! — И, еще раз посмотрев карточки, тихо добавил: — Это она… Одного только я не могу понять… Кто и как умудрился все это снять? Ничего не понимаю… Насколько я знаю, взрыв произошел рано утром. Мгновенно… Значит, тот, кто снимал, знал, когда произойдет взрыв…

5. ФОРМУЛА, ГДЕ ВСЕ СОСТАВНЫЕ — НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Более двадцати лет шел поиск. В Севастополе и Мурманске, Калининграде и Одессе, Ленинграде и Москве. В государственных и частных архивах. В книгохранилищах, старых и новейших изданиях, в следственных делах и докладных записках. Более двадцати лет прошло, прежде чем туман начал рассеиваться, и, хотя на карте случившегося в далеком 1916 году на Севастопольском рейде еще и оставались белые пятна, трагедия и ее истоки стали проясняться в документальных и достоверных подробностях. Картины давно минувшего оживали, наполнялись голосами, красками, движением.

Признаюсь, велико было искушение написать на таком удивительно-неповторимом материале приключенческий роман. И тогда, убежден, многое, о чем рассказывается здесь, показалось бы читателю фантазией автора, его склонностью к запутанным, остросюжетным построениям.

Между тем в основе все так и было. И герои, и характеры, и драматизм событий в реальности оказались ярче выдумки. Но не только поэтому я отказался от нее: рассказ о трагедии и подвиге не мог быть забытым. Это наш долг — рассказать о людях возвращенных из небытия, и воскресить историческую правду во всех ее обстоятельствах и подробностях. Долг перед теми, кого уже нет. И кто никогда не сможет сам рассказать о себе…

Есть тайны, упорно не желающие раскрываться. Вроде бы и события, составляющие их, общеизвестны. Но скрытый механизм, подготовка и само свершение событий по тем или иным причинам долго и тщательно оберегаются от посторонних глаз. Свидетели и участники произошедшего уходят из жизни. Ниточка догадки обрывается, когда цель поиска, казалось бы, уже совсем близка, и ты вновь и вновь блуждаешь неверными, путаными тропками. Уже вроде бы нащупываются долгожданные кончики правды в клубке обстоятельств. Но клубок не только не разматывается, несмотря на все твои старания и помощь многих людей, но еще более запутывается.

Так было и с тайной гибели самого мощного линейного корабля российского императорского флота — «Императрица Мария», — взорвавшегося по неведомым причинам и затонувшего на рейде Севастополя ранним утром 7 октября 1916 года.

С тех пор и до сего дня было выдвинуто немало взаимоисключающих друг друга версий и гипотез относительно этой трагедии. Но туман не рассеивался. И даже в самом последнем издании научного труда «Черноморский флот», выпущенном недавно, констатировалось: «Причина катастрофы осталась неизвестной…»

Мир, как известно, делится на скептиков и оптимистов. Вероятно, я, как и многочисленные мои друзья — моряки, ученые, писатели, помогавшие мне в поиске, принадлежал к числу последних. Потому что через четверть века тайна наконец сдалась.

Я счастлив, что мне удалось пройти путь до конца.

В этой книге такую же роль, как и авторское повествование, играют документы. Извлеченные из архивных хранилищ, они не только помогают нам ощутить атмосферу времени, в котором происходили события. Прежде всего они — свидетельство в пользу истины. А потому их нельзя не обнародовать. Многие из них публикуются здесь впервые.

Поиск этот неожиданно приоткрыл для меня и другую тайну. Тайну рождения многих подвигов, книг, картин, тайну разного рода исторических событий и судеб. Старый Арбат предстал передо мной в срезе удивительном и неожиданном: словно долгие годы знал друга и неожиданно обнаружил, что не имел ни малейшего понятия, какая легендарная жизнь за его плечами.

В таком поиске, какой я вел, нельзя было пренебрегать никакими данными. Даже кажущимися на первый взгляд несущественными. И нужно было пройти этот путь до конца: каждый из писателей, касавшихся гибели «Марии», изучал огромный материал, и кто знает, к какому источнику, может быть неизвестному мне, он прикасался.

Именно поэтому, хотя повесть С. Сергеева-Ценского «Утренний взрыв» и не дала ответа ни на один мой вопрос, она была мною заново перечитана. В гибели «Марии» писатель увидел символ разложения, краха самого государственного корабля самодержавной российской государственности. Один из главных героев повести размышляет:

«Корабль государственности российской перевернулся килем кверху — вот что мы видели с тобой в Севастополе!.. Взрыв, а не демонстрация, вот что должно быть и что будет!.. Не вымаливать идти, даже и не кричать: «Долой!», как это принято, а взорвать — вот что и просто и ясно!.. Корабль государственности российской, а? И ведь какой корабль! Вполне соответствующий мощи огромной державы!..»

Вероятно, Сергеев-Ценский изучил весь доступный ему материал, но ввиду его противоречивости остановиться на какой-либо определенной версии взрыва не мог. Несомненно, он был знаком и с выводами академика А. Н. Крылова, о которых мы еще расскажем. Однако картина взрыва, как и психологическое состояние людей в эти мгновения, восстановлены писателем достоверно и убедительно:

«— Взрывы должны были произойти от детонации, — сказал кто-то из офицеров, но Кузнецов ответил на это:

— Я сам ждал детонации после первого же взрыва — я говорю о том, когда свет потух, — но-о… прошло ведь порядочно, как вы знаете, времени, пока новый взрыв раздался. Так вот — детонация ли это?.. Пусть определяют эксперты, а мне это было неясно… Можно ведь было думать и о нападении подлодки… Так ведь и вы думали, Николай Семенович, — обратился он к старшему офицеру. — Теперь эта версия отпала: и сеть при входе на рейд совершенно цела, и водолазы осмотрели весь корпус «Марии» снаружи, — об этом я получил сообщение… Все взрывы произошли внутри корабля, в трюмной части, и от неизвестных пока причин, — вот и все, что и я знаю и вы знаете…»