Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том первый Страница 3

Введение истории военного искусства в программы всех академий в первой половине XIX века состоялось под давлением авторитетного требования Наполеона I: «ведите наступательную войну, как Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав-Адольф, Тюренн, принц Евгений и Фридрих; читайте и вновь перечитывайте историю их 83 походов — и формируйте на них свое мышление; это единственное средство стать великим полководцем и разгадать тайны искусства; ваше сознание, просвещенное таким путем, отбросит правила, противные началам, которых держались великие люди»[4].

К началу XX века история военного искусства безусловно переросла Наполеоновскую программу. История военного искусства не стремится ныне открыть общий неписаный кодекс — тайну великих полководцев, — а выдвигает перед нами диалектику истории, в свете которой все правила и принципы военного искусства получают условный и временный характер.

Программа 1-го тома. Изучение античного мира дает цельную, законченную картину зарождения милиционных армий, их перерождения в армии профессиональные, расцвет военного искусства Александра Македонского, Ганнибала и Цезаря, причем в особенности последний опирался на высшие экономические достижения классических народов. Понять римский легион и Сципиона Африканского очень желательно, чтобы получить возможность здравого суждения о милиционной системе и великих проблемах современности. Экономический распад древнего мира привел к натуральному хозяйству и связанным с ним феодальным формам военного искусства. На первый план выдвинулись рыцари, их искусство — это болезнь индивидуализма, возникающая каждый раз на почве, лишенной необходимых военному делу экономических и политических предпосылок. На темном фоне средневековья резко выделяются проявления азиатского военного искусства у арабов и монголов, базирующиеся на высших достижениях техники, экономике и политике, на тесной спайке широких масс с задачами войны.

Переход к новому времени в военном искусстве знаменуется высоким подъемом духа масс, который позволил фламандской и гуситской пехоте сплотиться в единицы, достаточно прочные для оборонительного боя, а швейцарцам — создать пехоту, вооруженную исключительно холодным оружием и образовавшую тактические единицы, развивавшие неотразимый удар. Новое время — XVI, XVII и XVIII столетия — в высокой степени развило эту технику сплочения в тактическую единицу. Все внимание было устремлено на крепость связывающего цемента, к самому материалу, из которого создавалась армия, предъявлялись все меньшие требования. В век Фридриха Великого мы увидим армии, составленные из отбросов общества, но настолько крепко цементированные, что на полях сражений они выдерживали иногда до 50 % потерь. И новейшие страницы в истории начнутся с великой французской революции, которая ввела в армию подлинный народ и значительно повысила качество подлежащего сплочению в тактических единицах материала.

Дорогу к этому развитию открыло возрождение пехоты в Швейцарии. Пехота возродилась в новой истории в форме милиции в крошечных государствах, подобно тому, как в античном мире мы впервые знакомимся с пехотой в виде милиции Рима и Афин, государств с территорией в 40 верст в поперечнике и с населением, равным Берну. Эта начальная форма развития пехоты — милиция — оказалась боеспособной, при условии отсутствия слишком острых противоречий между интересами городского и сельского населения.

Опасность атаки рыцарей заставила возродившуюся пехоту строиться в глубокие баталии — по 50-100 шеренг в глубину. По мере преодоления кавалерийской опасности пехота новой истории начала постепенно переходить к более тонким построениям и, получив сама конницу для прикрытия своих флангов, вытянулась в стенку линейного боевого порядка.

К концу средних веков, когда появляется проблеск какого-либо луча — в виде начинающих поступать налогов, образования запасов, воскрешения денежного обращения или крупного социального движения, — каждый раз мы наблюдаем зарождение в военном искусстве здоровых и энергичных ростков. Возрождение капитализма в XVI веке направляет развитие военного искусства в русло постоянных армий. Уроки Морица Оранского в XVII столетии усваиваются всей Европой; Лувуа реформирует в соответствии с ними французскую армию, а Петр Великий, спустя сорок лет — русскую армию. Идеи Морица, Лувуа и Петра Великого — это идеи реформации, перенесенные в область военного искусства.

Линия военного развития XVI–XVIII веков уперлась в тупик военных достижений Фридриха Великого. Прусская армия являлась сложной машиной на глиняном фундаменте, грозившем ежеминутным развалом. Россия, конца XVIII века, имевшая армию, укомплектованную крестьянством по воинской повинности, выдвинувшая в снаряжении и воспитании армии идеи рационализма и демократизма, временно обогнала Запад, с его вербованными армиями, в развитии военного искусства. Фридриховские увлечения мы пережили под влиянием аракчеевщины, позднее; Иена пробудила от них Пруссию, а Севастополь, через 50 лет, — Россию.

Семилетняя война (1756–1763 гг.), совпадавшая с началом промышленного переворота, явилась уже не только европейской, но и первой мировой войной. Потеря французами Канады (падение Монреаля в 1760 г.) и ослабление французского влияния в Индии (падение Пондишери в 1761 г.) явились существенным моментом в захвате Англией мировой гегемонии. С войной за независимость Соединенных Штатов (1777–1783 гг.) мировая история окончательно перестает быть только европейской историей. Враждебная развитию европейского материка роль английской буржуазии в XX веке уже будет дублироваться Соединенными Штатами. Перед самой Европой откроется ужасная перспектива обращения в колонию…

В конце XVIII века путь дальнейшего развития заграждался массой феодальных пережитков, которые больнее всего воспринимались в наиболее культурной и экономически развитой стране континента Европы — во Франции; отсюда ряд неудач французской армии в XVIII столетии. Но Франция являлась и наиболее подготовленной к тому, чтобы сказать новое слово. Великая революция смела феодальные пережитки, открыла перед военным искусством новые широкие возможности. Европейская цивилизация сделала сразу огромный скачок, и в XIX веке ни в военном искусстве, ни в других областях культуры не приходится уже изучать античный мир, как недосягаемый предмет подражания.

Громадный сдвиг, произведенный французской революцией во всех проявлениях государственной жизни, в военном искусстве не привел ни к продолжению той линия, которой держалась до сих пор его эволюция, ни к во возвращению назад. Вопросы развития военного искусства были поставлены в новую плоскость — новые задачи явились на очередь. Исходным пунктом этого развития стало военное искусство французской революции, отнюдь не являющееся производный усовершенствованием военного искусства эпохи Семилетней войны, а представляющее синтез всей предыдущей трехвековой эволюции. Солдат наполеоновской армии имел, несомненно, национальную идеологию, чем резко отличался от наемников XVI века, но по своей внутренней свободе, по своему соучастию в войне, носившему принудительный характер, по отношению к местному населению, по своему корпоративному духу полка — многое в нем напоминало отживших наемников. Внимая успехам революционных войск и их вождя, Бонапарта, Шиллер написал Европе предостережение — свой знаменитый «Лагерь Валленштейна», и литературное сопоставление солдат Валленштейна и Наполеона частично отвечает действительности.

Путь, открытый французской революцией для включения массовых призывов в состав армии, для обращения армии в вооруженный народ, создал новую арену для развития и военного искусства в XIX и XX веках. Шествуя по этому пути, неспокойные и воинственные расы Европы дошли до призыва в армию в эпоху мировой войны свыше 10 % всего населения; во многих государствах, таким образом, проявилось напряжение, превосходившее напряжение Рима во вторую Пуническую войну.

Изучая судьбы военного искусства на протяжении древних, средних и новых веков, мы одновременно познакомимся с решением полководческих задач рядом талантливых военных вождей и рассмотрим те основы, во многом отличные от современных, на которых зиждились победы Наполеона, великого мастера военного искусства. Это изучение создаст нам надежный фундамент для продолжения нашего исследования — на новейшую эпоху, до текущих вопросов включительно. Если для приступающего к изучению военного искусства наиболее трудным рисуется ознакомление с событиями, имевшими место много веков тому назад, то для исследователя наибольшие трудности анализа рисуются при подходе к явлениям последней войны, которые так трудно рассмотреть в исторической перспективе; отсюда заботы автора о том, чтобы создать твердые сходные пункты в историческом прошлом для суждения о современности. И читатель не разойдется с автором, только проделав тот же длинный путь рассмотрения эволюции военного искусства. И греки, и рыцари, и ландскнехты, и суворовские солдаты, в конечном счете, нам нужны, чтобы критиковать операции мировой и гражданской войн, чтобы давать оценку различным мероприятиям усилению нашей вооруженной мощи, чтобы верно понимать и расценивать армии наших соседей и происходящие в них сдвиги.