Роман Пономаренко - 32-я добровольческая гренадерская дивизия СС «30 января» Страница 3

Забавно, что на этом чехарда с командными кадрами для дивизии СС «30 января» не закончилась. Всего через 12 дней, 17 февраля, в должность командира дивизии вступил 39-летний оберфюрер СС Адольф Акс, отозванный с поста командира 15-й гренадерской дивизии войск СС (латышской № 1), который в итоге и продолжил формирование дивизии СС «30 января», одновременно руководя ее боевыми действиями на Одерском фронте.

Начальником оперативного отдела дивизии (первый офицер Генерального штаба, отдел Ia) был назначен штурмбаннфюрер СС Карл-Хорст Ленц[10]. Пост квартирмейстера (отдел Ib) занимал сначала оберштурмфюрер СС Ханс Клингсохр, а после его перевода в формирующийся штаб румынских частей СС[11] – штурмбаннфюрер СС Вильгельм Бюте[12]. Бюте находился на этом посту до 1 марта 1945 года, а затем был переведен в формирующуюся 35-ю полицейскую гренадерскую дивизию СС. По данным Д. Мура, после Бюте квартирмейстером дивизии стал гауптштурмфюрер СС Фридрих Шауб[13]. Начальником разведывательного отдела дивизии (отдел Ic) был гауптшутрмфюрер СС доктор Вальтер Лахер[14].

Ответственную должность адъютанта дивизии (отдел IIa) занимал гауптштурмфюрер СС Густав Браун. Это был один из самых опытных офицеров в 32-й дивизии СС. Браун родился 16 сентября 1918 года в австрийском городе Гаминг. Член СС (билет № 309 090). Выпускник 2-го юнкерского класса для офицеров резерва в юнкерской школе СС в Бад-Тёльце; впоследствии Браун из офицеров резерва был переведен в офицеры активной службы. В 1941 году он командовал минометным взводом 12-й роты полка СС «Дер Фюрер». В феврале 1943 года был командиром 9-й роты полка СС «Дер Фюрер», на этом посту был дважды ранен. 24 апреля 1943 года Густав Браун был награжден Германским крестом в золоте. После выздоровления от последствий тяжелого ранения служил инструктором в панцер-гренадерской школе СС «Киншлаг» в Чехии (эта школа также известна как «Прозетшниц»). Зимой 1945 года часть персонала школы включили в состав формирующейся дивизии СС «30 января», и Браун занял пост дивизионного адъютанта.

Эмблемой дивизии стала руна «Тюр» («Тейваз»). Эта руна считалась символом древнескандинавского бога Тюра (а не Тора, как часто утверждается). Тюр был богом-воином, но воином не силы (в отличие от Тора), а, скорее, воином-стратегом и тактиком. Использование этой руны в символике СС имело давнюю традицию. Например, иногда надгробный знак в виде руны «Тюр» устанавливался на могилах эсэсовцев в виде креста. Также эта руна татуировалась под левым плечевым сгибом членов СС вместе с условным обозначением группы крови. Кроме этого, до 1934 года нашивку руны «Тюр» на левом рукаве мундира носили выпускники «Спецшколы СА рейхсфюрера СС». Впоследствии она трансформировалась в специальный нагрудный знак сотрудников Главного оперативного управления СС[15].

В заключение отметим, что иногда в литературе проскакивает информация о существовании специальной дивизионной нарукавной ленты с надписью «30 января». Следует помнить, что подобной нарукавной ленты никогда не было, хотя и есть данные, что дизайн подобной ленты был все же разработан, но производство этих лент по вполне понятным причинам наладить не сумели. Каких-либо других специальных знаков отличия дивизия не имела.

Организация и боевое расписание дивизии

Дивизия СС «30 января» представляла собой типичную «сборную солянку» из различных запасных и учебных частей и подразделений войск СС. Подобные соединения, в процессе формирования которых присутствует элемент импровизации, в конце войны немецкое командование создавало (так и хочется сказать – штамповало) десятками, если не сотнями. В целом, значительное количество подобных формирований германской армии имело крайне низкую боеспособность. На этом общем сером фоне 32-я дивизия СС несколько выделялась в лучшую сторону, что, впрочем, в основном объяснялось ее эсэсовским статусом.

Итак, кроме оставшейся части персонала учебного полигона СС «Курмарк», на формирование дивизии в основном были направлены солдаты подразделений СС из Либерозе, Грунова, Губен-Нойцелле, а также часть курсантов и инструкторского персонала унтер-офицерской школы СС в Лауэнбурге[16] (Померания) и отпускники войск СС, следующие транзитом в свои части. Все эти части и подразделения были очень разношерстными[17]. Интересно отметить, что один штаб гренадерского полка и одна противотанковая рота были присланы из резерва Главного оперативного управления СС[18]. Также на укомплектование дивизии была направлена некоторая часть персонала панцер-гренадерской школы СС «Киншлаг»[19], часть личного состава учебно-запасных батальонов 3-й, 6-й и 9-й дивизий СС (а по некоторым данным – и 16-й), запасные подразделения горных частей СС из Халлейна и Предаццо[20] и многих других учебно-запасных частей и подразделений СС. Отдельную группу составляли бывшие чины охранного персонала концлагерей[21]. Общее количество всех частей и подразделений войск СС, переданных на формирование дивизии, установить трудно, тем более что многие из них оказались включенными в состав дивизии в период хаотичных боев на Одере в феврале 1945 года, и полной информации по ним нет.

Йоханн Муленкамп, первый командир дивизии

Кроме военнослужащих войск СС на формирование дивизии были направлены солдаты, переведенные в войска СС из люфтваффе[22], кригсмарине, а также служащие РАД[23]. Как правило, в этих случаях это был превосходный «человеческий материал», но имевший один существенный недостаток – эти солдаты не были обучены как пехотинцы и поэтому сразу пускать их в бой особого смысла не имело, так как это могло привести к неоправданным и бессмысленным потерям.

Первое официальное боевое расписание дивизии было составлено уже 4 февраля 1945 года[24]. По этому расписанию дивизия должна была состоять из двух гренадерских полков, артиллерийского полка, противотанкового батальона, батальонов связи, саперного и учебно-полевого, плюс стандартные части снабжения. Интересно, что формировать зенитный дивизион не предусматривалось – вместо него рассчитывали ввести в состав дивизии два зенитных дивизиона люфтваффе со своими собственными штатами, однако этого так и не случилось. Подробнее каждую составляющую дивизии мы обрисуем ниже.

Штурманн войск СС

Как бы странно это ни выглядело на данном этапе, но большое количество военнослужащих войск СС вступало в новую дивизию добровольно, несмотря на, казалось бы, уже предрешенный для Германии неудачный исход войны. Солдаты понимали, что в этот трагический для Третьего рейха момент многое зависит от того, сумеют ли они удержать фронт и остановить вражеские армии. Одна из типичнейших ситуаций произошла в танково-разведывательном учебно-запасном батальоне СС, который дислоцировался в учебном лагере СС в Штаунмюле[25]. Проходивший в нем службу роттенфюрер СС Эбергард Баумгарт[26] вспоминал о том, как он и его сослуживцы оказались в рядах 32-й дивизии СС: «В феврале 1945 года я находился в лагере Штаунмюле. Здесь я числился в тыловой роте[27] и ждал отправки назад в свою часть, в «Лейбштандарт», хотя до сих пор и не был готов к активной фронтовой службе из-за последствий моего последнего ранения. В батальоне я добровольно служил в роте подвоза. Одним февральским вечером после дежурного осмотра комнаты в казарме, мы выключили свет и улеглись спать. В комнате было двенадцать кроватей, а посреди комнаты стояла железная печь, в которой догорали остатки дневной нормы угля. Многие из моих сослуживцев уже засыпали, а некоторые еще перешептывались друг с другом. Комната все более погружалась в тишину. Вдруг неожиданно раздался свист и крик: «Подъем, вы, ублюдки! Немедленно собраться возле учебного барака. Быстрее, быстрее!» Повсюду раздавался шум. Быстро, через снег, к указанному месту сбора. Здесь полутьма из-за того, что соблюдается затемнение, наши товарищи уже столпились на плацу. Командиры прерывают любое замешательство или размышления, пока идет построение, царит суматоха, но затем порядок восстанавливается. Командир роты обращается к нам: «Солдаты! Русские атаковали по льду через Одер и создали плацдарм. До столицы Рейха им осталось не более пятидесяти километров.

Камрады, солдаты! В этой ситуации фюрер приказал сформировать новую дивизию СС, дивизию «30 января». Я знаю, что ни я, ни кто-либо другой не может отдать вам приказ касательно выполнения боевой задачи (большинство чинов батальона были выздоравливающими ранеными, не годными к активной боевой службе.. – Р.П.). В этой критической ситуации я могу только взывать к вашей солдатской совести. Это для Рейха, для фюрера, для Берлина и для конечной победы – в последней битве! Для этой новой и молодой дивизии СС фюрер нуждается в личном составе, в опытных, закаленных боями солдатах. Я знаю, что эти солдаты – это вы! Вы знаете это сами! Я призываю вас последовать призыву фюрера; добровольцы, просто сделайте шаг вперед!». После этих слов строй солдат нарушился, это было, как если бы рухнула дамба, сдерживающая напор воды. Все шагнули вперед… «Я не ожидал от вас ничего другого!» – раздался голос оберштурмфюрера. – Наша честь зовется верностью, камрады!». Он позволил тем, у кого были вопросы, требования и или соображения подойти к нему для доклада. В течение ночи нами были получены оружие, преимущественно карабины, боеприпасы, сухие пайки и снаряжение. Вскоре после того как рассвело, мы сели в грузовики, проехали через ворота Штаунмюле, оставив позади этот вшивый лагерь (так в тексте. – Р.П.), и уже вскоре прибыли на товарную станцию и погрузились в вагоны. Неожиданно поезд остановился. Приглушенный шум голосов все возрастал, затем до нас донесся звук быстрых шагов по гравию, приближавшихся к нашему вагону. Затем дверь вагона распахнулась. Крик: «Маршевая рота, шаг вперед!». Мы вскочили на ноги. Хаос и неразбериха, толчея и давка. Мы построились. Затем ночной марш, спотыкаясь о перевернутые железнодорожные вагоны и цепляясь за провода. Каменные дома слева и справа от нашего пути выглядят покинутыми. Мы повернули на площадь, огражденную этими домами; за площадью начинались мрачные ряды бараков (судя по всему, это был полигон СС «Курмарк». – Р.П.). Стояла мертвая тишина, только шаги нашего марша нарушали ее. Не было никакой охраны. Казалось, никто не заметил нашего прибытия. Было очень холодно, а униформа от мороза не спасала. Мы просто стоим и переминаемся с ноги на ногу. Командир подозвал к себе унтер-офицера и что-то прошептал ему. Тот куда-то побежал, а мы все стоим в нерешительности. Наконец, мы двинулись к ближайшим баракам. Ни замков на дверях, ни соломы, на которой можно спать, просто прямые доски. Ранец служил нам подушкой, а шинель и чехол – постельными принадлежностями. Было так холодно, что я дрожал»[28].