Анатолий Левандовский - Триумвиры революции Страница 3

Тем удивительнее показались обывателям квартала события, происшедшие в это памятное утро.

Некий дом, хорошо знакомый многим, подвергся настоящей осаде. Пестрая толпа охватила его со всех сторон. Прорвавшиеся вперед колотили в закрытые ставни и старались выбить дверь. Они бы, вероятно, преуспели в своем намерении, если бы на пороге вдруг не появился худощавый бледный человек весьма растерянного вида. Его узнали, и общий галдеж уступил место недоуменным вопросам и требованиям.

- Эй, господин Филасье, объясните-ка, что происходит?

- Вы забыли, ведь сегодня вторник!

- Какого черта нас маринуют уже добрых два часа?

- Пропустите!

- Пропустите, мы все записаны на прием!

Бледный человек ответил не тихо, не громко, но так, что все его услышали:

- Приема не будет, господа!

На мгновение воцарилась гробовая тишина. Затем кто-то снова напомнил:

- Но сегодня же вторник!

- Вторник или среда, - парировал Филасье, - это не имеет никакого значения. Я сказал, приема не будет, не будет вообще.

Тогда опять заговорили все разом:

- Доктора нам!

- Пусть выйдет сам доктор!

- Мы требуем доктора Марата!

Филасье отрицательно покачал головой.

- Доктор Марат не проживает больше здесь. Он выехал вчера вечером. Прошу вас, господа, успокоиться и разойтись, потому что вскоре сюда прибудет новый владелец дома.

Среди общего оцепенения раздался пронзительный выкрик:

- А доктор? Где же нам искать его теперь?..

Филасье развел руками:

- Увы, не знаю. Ничего не знаю. Доктор Марат не оставил нам адреса. Да и вообще, по-видимому, он прекращает практику...

Этим же утром на другом конце Парижа доктор Марат осматривал свои новые владения. И пришел к выводу, что улица, на которой он снял квартиру, не зря называлась Вье-Коломбье*. Его каморка под самой крышей ветхого доходного дома выглядела подлинной голубятней. Со вздохом вспомнил он апартаменты на улице Бургонь: восемь комнат с отличной лабораторией, приемной и рабочим кабинетом...

_______________

* Старая голубятня (франц.).

Доктор присел на колченогий табурет и тронул рукой доску стола. Стол заскрипел и пошатнулся. Марат снова вздохнул.

Прощай, старая жизнь. Теперь, на пятом десятке, он снова так же беден и свободен, как в пятнадцать лет. Теперь он все начнет снова, от нуля... Не безумие ли это? Не бред ли усталого мозга?..

Марат быстро поднялся и подошел к окну.

Он увидел двор, зажатый соседними домами, типичный для рабочих предместий Парижа двор-колодезь. Внизу копошились люди, похожие на призраки. Тощая женщина стирала в лохани какие-то тряпки. Маленькая девочка, одетая в лохмотья, тащила за руку еще меньшего мальчика, с трудом переваливавшегося на кривых ножках.

Марат отпрянул от окна. Губы его плотно сжались, в глазах вспыхнул огонь. Прочь сомнения! Он поступил правильно. Здесь, а не на фешенебельной улице Бургонь его место. Этим людям, и только им, он отдаст силу своего сердца. И ради них сделает то, что ему еще осталось сделать.

Жан Поль Марат мог бы жить обеспеченно. Его путь не был легким, но к сорока пяти годам, соединив талант с редким упорством, он добился всего, о чем когда-то мечтал. Диплом доктора медицины, полученный им в Эдинбургском университете, не был пустой бумагой. Об этом свидетельствовал неизменный успех Марата в Лондоне и Париже. Недаром парижане прозвали его "врачом неисцелимых" и осаждали приемную доктора, недаром сам брат Людовика XVI, граф д'Артуа, пригласил его на выгодную должность своего придворного врача. А его труды в области физики? Открытия о природе огня, в сфере оптики и электричества, составившие не один том научных исследований, разве не вызвали бурных откликов прессы, а также приглашений в Петербург и Мадрид? Мало того. Испанское правительство даже предложило Марату организовать Мадридскую академию наук и самому стать во главе ее!..

Да, много было разного. А в целом - преуспевание, сказочный взлет. Дом Марата был поставлен на широкую ногу, аристократы допустили доктора в свой круг, он пользовался благосклонностью самых знатных дам столицы.

И вдруг... Вдруг все радикально изменилось.

Собственно, это произошло не вдруг. Давно уже совесть и ум Марата находились в разладе с его образом жизни. Иногда в разгар веселого пира или среди дружеской беседы в аристократическом салоне он мрачнел, терял нить разговора и уходил в себя. Его одолевали тяжелые раздумья.

Чего только не повидал на своем веку Жан Поль Марат! Он прошел тяжелую школу жизни, но эта школа раскрыла ему глаза на мир. И если с ранних лет будущий доктор зачитывался сочинениями просветителей, если Монтескье и Руссо были его любимыми авторами, то это стало возможным лишь потому, что их слова и мысли наиболее полно выражали пережитое и прочувствованное впечатлительным юношей. Он, как и его великий соотечественник Жан Жак, в молодые годы много скитался. Пройдя вдоль и поперек свою родину - Швейцарию, Марат долгое время прожил в Англии и Шотландии, побывал в Нидерландах и, наконец, прочно осел во Франции, ставшей для него новой отчизной. Чем только он не занимался в годы странствий! Он был и бездомным бродягой, и нищим студентом, и воспитателем детей в богатых домах, и литератором, едва зарабатывающим на хлеб насущный, пока со всем жаром сердца не отдался медицине, позволявшей излиться главной страсти его души - неутолимой любви к людям. Впрочем, став известным врачом, Марат не только облегчал физические страдания своих пациентов. Он получил средства, давшие широкую возможность заниматься наукой, прежде всего физикой. А в науке доктор Марат видел путь к освобождению человечества.

Но вскоре его стали посещать первые сомнения. Мало-помалу он начал понимать, что в этом скверном мире, разделенном на богатых и бедных, в этом порочном обществе, где ценятся только привилегии рода и место на ступеньках лестницы, ведущей к трону, едва ли наука поможет обездоленным и угнетенным. Конечно, он, как врач, побеждает недуги, а иной раз спасает жизнь человека. Но кто они, эти спасенные? Большей частью привилегированные, а значит, тунеядцы и негодяи, сильные мира, тиранящие простых людей. Следовательно, продляя жизнь злодею, он, хочет того или нет, потворствует злодейству! Не лучше обстоит и с любимой физикой. Любое его, Марата, научное открытие (в области ли оптики, в области ли электричества) в этом подлом обществе будет использовано теми, кто наверху, в чьих руках власть, кто превращает в рабов миллионы тружеников. Следовательно, сильные используют плоды его ума, чтобы еще полнее душить слабых. Его открытие, сделанное ради человечества, может обратиться против человечества...

Эти мысли и убеждения прочно овладели доктором Маратом. Нет, полагал он, наука не освободит людей от рабства. И наука не нужна порочному обществу, ибо она лишь углубляет его пороки. Прежде чем лечить отдельного человека, нужно исцелить человечество. А излечить его может лишь социальная медицина, о которой говорили великие просветители Монтескье и Руссо. Именно она-то и нужна сейчас в первую очередь!..

И доктор Марат наносит неожиданный удар тем, среди которых еще недавно был своим и чью дружбу, казалось, считал для себя весьма лестной.

В 1780 - 1785 годах появились две новые работы известного ученого, врача и физика, господина Марата, весьма далекие как от медицины, так и от физики. Это были "Похвала Монтескье" и "План уголовного законодательства".

Первая из них при жизни Марата опубликована не была и распространялась в списках, вторая вышла в свет под именем автора и произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Следуя примеру Руссо, Марат написал обе работы как конкурсные сочинения. В "Похвале Монтескье" он продемонстрировал основные идеи создателя "Духа законов", чтобы еще раз напомнить современному читателю о животрепещущих общественных проблемах; в "Плане уголовного законодательства" раскрыл эти проблемы по-своему.

Если бы некий слишком уж любопытный читатель стал докапываться до истоков этого произведения, он, быть может, обнаружил бы другое сочинение, изданное в Англии шесть лет назад под заглавием "Цепи рабства". Впрочем, докопаться до этого было не легко. "Цепи рабства", написанные на английском языке, были изданы анонимно - лишь много позднее стало известно, что произведение это также принадлежало перу Марата. Кроме того, "План уголовного законодательства" был гораздо радикальнее по своему существу и развивал до конца некоторые взгляды автора, едва лишь намеченные в его более раннем произведении.

Марат, трактуя государство в духе Руссо, как результат добровольного соглашения между людьми, вместе с тем, в отличие от своего знаменитого предшественника, значительно энергичнее подчеркивает роль насилия на всех стадиях общественного развития. Он рисует историю человечества как цепь непрерывных беззаконий со стороны сильных по отношению к слабым, богатых по отношению к бедным, родовитых - по отношению к безродным. Однако, систематически нарушая естественные права народа, тираны и плутократы, сами того не ведая, логически подводят народ к идее возмездия; ведь всякое действие порождает соответствующее противодействие, и если у людей было силой отнято их законное достояние, то только силой же его можно и вернуть.