Александр Мосякин - Третья русская революция Страница 3

Вот как его описывает Гейтс: "Поездка Ельцина в Соединенные Штаты в том сентябре отрицательно сказалась на его репутации. Он много пил, плохо справлялся с собой и с речью во время выступления в университете Джонса Хопкинса и держался в целом довольно по-хамски. Так же он вел себя и в Белом доме 12 сентября. Ему сказали, что, вероятно, он встретится с президентом. Но поскольку мы хотели, чтобы эта встреча прошла без шумихи, прямых обещаний ему не давали. Ельцина привезли в Белый дом с боковой улицы, где его не могла видеть пресса. Гостя встретила Конди Райс и провела через западное крыло к Белому дому. Однако, войдя, гость заартачился и отказался идти вперед, пока ему не дадут обещание, что он точно встретится с президентом. После короткого и очень оживленного спора Конди Райс - молодая, изящная женщина - подхватила его под локоть и буквально потащила вверх по ступеням в комнату Скоукрофта. Там Ельцин опять заупрямился, поскольку не смог взять с собой всех своих помощников. Когда и эта проблема была решена, Брент, Райс и я приступили к разговору".

Ельцин начал с мучительно монотонной речи, содержавшей 10 пунктов о том, как США могли бы помочь советской экономике. По мере того как он бубнил, Брент Скоукрофт становился все более сонным и, наконец, уснул в кресле. Скоукрофт посапывал, Гейтс и Райс едва держались, чтобы не уснуть, а Ельцин описывал, как надо управлять Советским Союзом. Поглощенный собой, он не замечал, какую реакцию вызывает у аудитории. "Однако его поведение резко изменилось, - пишет Гейтс, - когда в комнату вошел президент. Ельцин, как хамелеон, поменял цвет. Он ожил, заговорил с энтузиазмом, его стало интересно слушать. Явно, с его точки зрения, пришел кто-то, с кем стоит говорить. Кто-то, у кого на самом деле власть".

Это очень характерно для Ельцина, не общавшегося ни с кем ниже себя по рангу. Когда позднее Билл Клинтон назначил Строба Тэлбота своим доверенным лицом в отношениях с Кремлем, Ельцин перепоручил его чиновникам МИДа, желая разговаривать только с президентом. "Царь Борис" был убежден, что только на встречах с другом Гельмутом, другом Жаком и другом Биллом можно решить все проблемы. И эта замашка проявилась уже во время его первого визита за океан. Однако это не улучшило имиджа московского гостя. Скорее наоборот. На президента Буша Ельцин произвел впечатление политика, которого "по масштабам неуместно было рассматривать в общей с Горбачевым лиге". Буш увидел в нем "политика второго разряда, без перспективы на заметное место в будущем".

Между тем сигналы, что Вашингтон ставит не на ту лошадку, поступали и из Москвы. И первым критическим голосом был голос Владимира Крючкова на "шпионском саммите" в Maison Blanc в декабре 1987 года. Вот что говорит Фриц Эрмарт: "Колин Пауэлл, Боб Гейтц, Александр Бессмертных (Юрий Дубинин. - А.М.) и я - мы все вместе ужинали в "Белом доме". Это было вскоре после того, как Ельцина исключили из членов Политбюро осенью 1987-го. За ужином американская сторона отметила, что этот жест - исключение из Политбюро - выглядит довольно неприглядно. А Крючков сказал: "Он - не демократ".

Так что уже с осени 1987 года московские противники Ельцина на всех уровнях и при любой возможности лоббировали против него. Главным режиссером спектакля был КГБ. "Владимир Крючков, - говорит Эрмарт, - странным образом показывал своим американским коллегам, что на самом деле происходит в Москве". Заострялось внимание на пьянстве и сумасбродстве Ельцина. Например, Госдепартаменту США стала известна в деталях история с падением пьяного "отца русской демократии" в реку с моста. Западу внушалась мысль, что если этот человек придет к власти в Москве, то судьба советского ядерного потенциала будет непредсказуемой. Семь раз Ельцин попадал в странные истории, едва не стоившие ему жизни. По меньшей мере три из них были явно подстроены.

Эти усилия в значительной мере оправдались. Вплоть до августовского путча Европа отворачивалась от Ельцина. Но в США с течением времени его все больше воспринимали всерьез. "До 1991 года мы спорили о том, как относиться к основному сопернику Горбачева, - пишет Гейтс. - Я написал Бушу меморандум о новом российском лидере. В короткой записке, датированной 6 июня 1990 года, я предупреждал, что по результатам встречи в 1989-м мы, возможно, недооцениваем Ельцина. Я закончил свой меморандум словами: "Он будет основным игроком, по крайней мере, на какое-то время. И нам стоит избегать публичных негативных высказываний в его адрес. Может получиться, что однажды мы сядем за стол переговоров напротив него". Буш написал на полях меморандума: "Я согласен".

Когда в конце 1970-х годов при больном Генсеке КПСС началась подковерная схватка за власть, на правительственной даче в Кисловодске состоялось знакомство грузинского партийного босса Эдуарда Шеварднадзе с главой Ставропольского обкома партии Михаилом Горбачевым - земляком Юрия Андропова и его протеже. Они сдружились. И став в 1985 году первым лицом СССР, Горбачев неожиданно сделал министром иностранных дел своего грузинского друга, не имевшего дипломатического опыта.

Чтобы понять, каких взглядов поначалу придерживался Шеварднадзе, приведу такой факт. 14 апреля 1988 года в Женеве был подписан договор, предусматривавший вывод советских войск из Афганистана к 15 февраля 1989 года. Через неделю договор утверждался на заседании Политбюро ЦК КПСС. Большинство членов Политбюро его одобрили. Категорически против вывода войск высказались трое, и в их числе министр иностранных дел Шеварднадзе, который мотивировал это опасностью усиления американского влияния в регионе.

Но затем его взгляды радикально переменились. Достаточно вспомнить договор о скоротечном выводе Западной группы войск, бесплатное объединение Германии, односторонний роспуск Варшавского пакта, соглашение о передаче США части акватории Берингова моря, где ныне красуется "линия Шеварднадзе" и пр. Эту метаморфозу объясняют дружбой Шеварднадзе с министром иностранных дел ФРГ Хансом-Дитрихом Геншером и госсекретарем США Джеймсом Бейкером. Но суть, полагаю, глубже.

Московскую правящую элиту и партийные элиты национальных республик СССР разделяли взаимные фобии. Москвичи презирали "националов", а те ненавидели "москалей". Шеварднадзе метил на первые роли в советском государстве, но, несмотря на все угодничество и преданность Москве, был только кандидатом в члены Политбюро.

Выше его не пускали, потому что московская правящая элита, пережив на веку двух "железных грузинов", боялась пускать в Кремль третьего. А Шеварднадзе списал это на счет "пятой графы", глубоко обиделся и сознательно мстил не принявшей его Москве. Но это лишь половина правды. Есть и другая. Мемуары бывшего директора ЦРУ проливают на нее свет.

"В пятницу 9 февраля 1990 года, после вечернего раунда переговоров с Шеварднадзе, - пишет Роберт Гейтс, - министр иностранных дел попросил поговорить со мной лично. Шеварднадзе сказал мне, что его бывший коллега пишет о нем грязную книжку, в которой много лжи и измышлений, и что книга должна быть опубликована в Соединенных Штатах. Не мог бы я сделать что-то, чтобы остановить ее выход в свет? Удивляясь советскому убеждению, что ЦРУ всесильно, вероятно, основанному на том, какую роль в СССР играл КГБ, я сказал Шеварднадзе, что сделаю, что смогу, хотя знал, что помочь ему не смогу ничем. Во время следующей встречи в мае Шеварднадзе подошел ко мне и рассыпался в благодарностях за то, что я для него сделал. Явно: либо автор оставил идею, либо издатель решил не издавать книгу, а Шеварднадзе приписал это решение мне. Я улыбнулся и принял его теплую признательность".

Гейтс, конечно, лукавит. Рукопись "грязной книжки" оказалась в руках аналитиков ЦРУ, а агенты этой организации, полагаю, встретились с ее автором и за определенную плату узнали еще много интересного. В результате в руках ЦРУ оказался мощный компрометирующий материал и рычаг воздействия на советского министра иностранных дел, который к тому же считал себя лично обязанным Гейтсу - тогда первому заместителю директора ЦРУ и помощнику президента США по национальной безопасности. А на Кавказе принято благодарить за оказанную услугу. И Шеварднадзе щедро благодарил с весны 1990 года и благодарит поныне.

Но это еще не все. Во время того визита в Москву состоялась третья по счету секретная встреча Роберта Гейтса с уже главой КГБ Владимиром Крючковым. "Она была очень тревожной, даже с точки зрения такого пессимиста на ход внутреннего развития Советского Союза, как я, - пишет Гейтс. - На этот раз не было ни укромного домика, ни роскошного ужина. Мы встретились в его кабинете - бывшем кабинете Андропова в штабквартире КГБ. Разговора о том, что надо поддерживать реформы и перестройку, больше не шло. Крючков долго говорил о проблемах СССР в национальных окраинах, о неприглядном положении России. Он сказал: "У людей от перемен кружится голова, а, значит, надо замедлить темп, восстановить порядок и стабильность".