Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 2 - Коллектив авторов Страница 3

верно рассчитал, что ни Лондон, ни Париж не будут вмешиваться. Так и произошло. Однако, оккупировав Чехословакию, он перешагнул черту. Общественное мнение в Великобритании и Франции стало быстро меняться. Даже поклонники Н. Чемберлена и Э. Даладье требовали более жестких мер против Берлина. Поэтому союзники решили дать Польше необходимые гарантии в случае ее конфликта с Третьим рейхом. 31 марта 1938 г. британский премьер-министр выступил по радио с соответствующим обращением.

А. Гитлер на параде. Берлин, 1939 г. РГАКФД

Речь Н. Чемберлена и англо-французские гарантии Варшаве привели фюрера в бешенство. В марте у него еще не было ясного плана. Он предполагал, что после «урегулирования Данцигского вопроса» Польша останется под влиянием Германии и будет ее союзницей в будущей войне с большевизмом. Упрямство поляков и возрастающая неуступчивость Запада делали эту альтернативу малореальной. 3 апреля Гитлер подписывает директиву «Вайс», которая в кратчайший срок, через девять дней, превращается в план войны против Польши. Меняется и дипломатическая стратегия. Ставится задача по максимальной изоляции Польши с одновременным давлением на англичан и французов, чтобы те не смогли выполнить заявленные гарантии. Другая, не менее важная цель, — это нейтрализация потенциального участия СССР в войне на стороне поляков.

Факельное шествие нацистов в день рождения А. Гитлера. Берлин, 1939 г. РГАКФД

Как это часто бывало у фюрера, деликатные поручения вменялись лицам из его ближайшего окружения. В конце апреля 1938 г. бывший вице-канцлер в правительстве Гитлера Ф. фон Папен отправляется послом в Турцию. Там он под благовидным предлогом встречается с советским посланником А. В. Терентьевым и, отбросив дипломатические формальности, заявляет ему то, что потом на разном уровне будут повторять слово в слово почти все немецкие чиновники. «Между нашими странами нет принципиальных расхождений», «различие идеологий не должно служить препятствием к сближению», «идеологии надо оставить в стороне и вернуться к бисмарковским временам дружбы». Эти предложения заинтересовали Кремль. Со второй половины мая начинаются первые регулярные обсуждения, а летом 1939 г. темп встреч и дискуссий нарастает с каждой неделей.

Англичане и французы получали по каналам разведки, а также и от американцев (на них «работал» один из сотрудников посольства Германии в Москве) оперативную информацию о советско-немецких контактах. Всем было понятно, что единственный эффективный способ предотвратить сближение Москвы и Берлина — это заключить союз между Англией, Францией и СССР. Французы были более сговорчивы. Их не отделял от Германии морской пролив. Однако англичане не проявляли большого желания иметь дело с Москвой. 20 мая Н. Чемберлен заявил, что «он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами». Затем он несколько раз повторял, что нужды в «русской помощи» нет; без них «наше положение не сильно ухудшится». Позиция премьера противоречила здравому смыслу. Лорд Галифакс с трудом и не без давления парламентской оппозиции убедил его продолжать переговоры, дабы влиять на советско-германские контакты и держать «дверь открытой» для немецких предложений. Но кого послать в Москву? Лорд Галифакс уверял себя и других, что его личное присутствие будет воспринято русскими как слабость, что в Москве могут подумать, будто бы Британия слишком заинтересована в союзном договоре. К ужасу Н. Чемберлена, бывший премьер-министр Д. Ллойд Джордж предложил послать У. Черчилля, а Э. Иден, ранее министр иностранных дел, выдвинул себя сам. Командировка в Москву конструктивно мыслящих людей, готовых договариваться, не входила в планы «умиротворителей». Поэтому, когда в июле встал вопрос о главе союзнической военной миссии на переговорах в Москве, опять был выбран наименее значимый кандидат. Даже по прошествии лет дискуссии в британском правительстве о способе посылки миссии в Москву выглядят весьма забавно. На самолетах нельзя, слишком быстро. На крейсере? Но тогда «русские» могут воспринять величие флота Его Величества как слабость, что «нам это соглашение нужно больше, чем им». После язвительного предложения одного из генералов послать миссию «на велосипедах» выбрали медленный пароход. Разумеется, все это вписывалось в общую тактику затягивания переговоров. Членам кабинета казалось, что они таким образом выигрывают время и в нужный момент смогут договориться с А. Гитлером. Время, однако, работало уже против них.

Пока англо-французская миссия неспешно плыла в сторону России, в Берлине разворачивалась самая важная фаза переговоров. Там обсуждались те же вопросы, что и с англо-французской миссией, но в начале августа немцы отбросили все эвфемизмы. Разговоры шли предельно откровенно. 2 августа министр иностранных дел И. фон Риббентроп прямо заявил, что очень скоро Германия «побреет» Польшу. Не удовлетворившись осторожной реакцией Москвы, немцы усилили нажим и в течение нескольких дней доносили одну и ту же мысль — в ближайшее время начнется война с Польшей, что вы хотите за ваш нейтралитет? Германские дипломаты неоднократно повторяли любимое изречение фюрера: «В нашей лавке много товаров. Выбирайте все, что вы хотите». Все деликатные вопросы немцы предлагали зафиксировать в секретном протоколе. Напор Берлина ошеломлял. Никогда ранее ни одно государство не предлагало большевикам такого союза при таких уступках. И все же И.В. Сталин колебался. Он мыслил прагматично и не мог не понимать, что антикоммунизм нацистов и их неприязнь к России никуда не исчезнут. Как и англичане, он попытался потянуть время, но тут вмешался лично А. Гитлер. Он послал ему письмо, в котором еще раз напомнил о войне с Польшей и попросил срочно принять И. фон Риббентропа. Кремлевский лидер согласился. Так, в течение буквально двух-трех недель совершился переворот в советской внешней политике.

В литературе часто встречается утверждение о двойной игре московского руководства. С одной стороны, переговоры с англичанами и французами, а с другой — тайные контакты с немцами. История часто преподносится таким образом, что Кремль вонзил нож в спину возможных союзников и принял предложение нацистов о сотрудничестве. В действительности ситуация была значительно более противоречивой и не все зависело лично от И.В. Сталина. Приезд военных миссий Франции и Англии и длительные беседы с ними стали своеобразным камнем преткновения. Несмотря на разногласия, главное, и это принципиально с точки зрения Москвы, — западные союзники не проявляли готовности к оказанию существенной военной помощи СССР в случае его войны с Германией. Тень Мюнхена витала над переговорами. Поэтому нацисты удачно били в самое больное место, повторяя с начала августа практически одно и