Руслан Скрынников - Россия накануне смутного времени Страница 30

Одно из первых мест в думе занял бывший опричник Д. И. Годунов. Боярство получили троюродные братья Бориса — Степан, Григорий и Иван, начинавшие свою карьеру в качестве рядовых новгородских помещиков[366]. В чине окольничего в думе стал заседать Я. М. Годунов. За Годуновыми потянулись в думу их однородцы — «великие» Сабуровы и вовсе худородные Вельяминовы. Боярский чин был возвращен Б. Ю. Сабурову, долгие годы находившемуся в казанской ссылке. С титулом окольничего в думу вошли И. И. Сабуров (к 1585 г.), С. Ф. Сабуров (в 1591 г.), Д. И. Обиняков-Вельяминов (к 1593 г.)[367]. В ведение семьи Годуновых перешли некоторые важнейшие приказные ведомства: Б. Ф. Годунов возглавил Конюшенный приказ, Г. В. Годунов — Большой дворец.

Положение Годунова в качестве правителя государства подкреплялось громадным личным состоянием. Вместе с должностью конюшего Борис получил от казны крупные земельные и денежные пожалования. Несколько позже царь Федор пожаловал шурину в кормление («в путь») Важскую землю. В конце XVI в. русское Поморье относилось к числу самых процветающих областей России. Этим и объяснялся выбор Годунова. Уже в феврале 1585 г. в Важской земле распоряжался слуга Б. Годунова М. Косов. По словам Горсея, Важская земля перешла в наследственное владение Бориса и его семьи. Помимо земельной ренты Годунов получал разнообразные доходы с Твери, Рязани, Торжка, с московских бань и т. д. Сказочные богатства правителя ослепили современников. Согласно сведениям, опубликованным Горсеем в 1589 г., ежегодные доходы Годуновых составляли 175 тыс. руб., они могли выставить в поле 100 тыс. вооруженных воинов. Более осторожный и трезвый наблюдатель Джильс Флетчер исчислял доход правителя в 100 тыс. руб.[368] Как бы ни были преувеличены эти сведения, остается непреложным факт, что всего за несколько лет Борис, обладавший посредственным состоянием, превратился в неслыханно богатого человека.

Свой успех Борис Годунов старался закрепить с помощью множества титулов. В феодальном обществе титулы весьма точно отражали положение того или иного лица в системе феодальной иерархии. Титулатура Бориса Годунова воспроизвела всю историю его восхождения к власти.

В Российском государстве дворяне незнатного происхождения не могли претендовать на высокие чины и звания. Бояре открыто противились притязаниям Бориса. Чтобы преодолеть аристократические препоны, Годунов решил добиться признания сначала за рубежом, а потом на родине. Жившие в Москве иноземцы помогли правителю осуществить его замыслы. Горсей постарался внушить английскому двору мысль о необыкновенном могуществе Годунова. Так, он ознакомил Елизавету с частными письмами Бориса, лично ему адресованными. В вольном переводе услужливого англичанина титул Годунова звучал следующим образом: «От Бориса Федоровича, волей божьею правителя знаменитой державы всея России», «от наместника всея России и царств Казанского и Астраханского, главного советника (канцлера)». Накануне решительного столкновения с Испанией Елизавета была заинтересована в союзе с Россией, поэтому ее ответ правителю мог удовлетворить самое пылкое честолюбие. Королева назвала Бориса «пресветлым княже и любимым кузеном»[369].

В Вене тайная дипломатия принесла Борису не меньший успех, чем в Лондоне. Доверенный эмиссар Лука Паули помог ему вступить в личную переписку с Габсбургами и подсказал австрийцам титулатуру правителя. Братья императора адресовали свои письма «навышнему тайному думному всея Руские земли, навышнему моршалку тому светлейшему (!), нашему оприченному любительному Борису Федоровичу Годунову». Годунов постарался узаконить свои личные переговоры с австрийским двором и придать им официальное значение. Прибывший в Москву австрийский посол Н. Варкоч в апреле 1589 г. получил приглашение посетить его дворец. Церемония приема как две капли воды походила на царскую аудиенцию. Во дворе, от ворот до крыльца, стояла стража, в зале собрались дворяне Бориса «в платье золотном и в чепях золотных». Послы Н. Варкоч и Л. Паули целовали руку Борису и вручили ему послания императора[370]. После аудиенции Годунов запросил царя и думу, следует ли ему ответить на обращение австрийцев. Боярская дума подтвердила принятое годом ранее решение, санкционировавшее право Годунова на самостоятельные сношения с окрестными государствами. 7 августа 1588 г. царь Федор приговорил «с бояры», что Б. Ф. Годунову в Крым «грамоты писати пригоже, то его царскому имени к чести и к прибавлению»[371]. Приговоры 1588 и 1589 гг. установили круг «великих государей», с которым мог поддерживать переписку Борис. В числе их значились «цесарь и шпанский король» (австрийские и испанские Габсбурги), английская королева Елизавета, персидский шах, бухарский эмир и крымский хан. «Против их грамот, — гласил приговор, — от конюшего и боярина Бориса Федоровича Годунова — писати грамоты в Посольском приказе», и все его «ссылки» с теми великими государями заносить в посольские книги с государевыми грамотами[372]. Примечательно, что Борису не дозволялось вести личную переписку лишь со Швецией и Речью Посполитой, стоявшими в то время на пороге войны с Россией.

Решение Боярской думы по поводу внешнеполитических сношений Бориса подтверждало его значение в качестве фактического главы правительства.

Борис давно добивался титула «высшего содержателя всего царства» — соправителя царя. Но его претензии, по-видимому, не встречали сочувствия в стенах Посольского приказа, где по поводу титула Бориса шла скрытая борьба. В 1591 г. в приказ поступили две грамоты к Годунову от Н. Варкоча. Титул Годунова был переведен следующим образом:

«Пресветлову и многомужному милостивому пану Борису Федоровичу», великого государя «шурину и навышнему справце всех великих государств»[373].

ГРАМОТА ОТ МАРТА 1591 г.

«Тому пресветлову и высокородному государю, Борису Федоровичу Годунову, вельможнейшего государя… шурину и навышнему здержателю и наместнику царств Казанского и Астраханского»[374].

Первый перевод, судя по особенностям стиля, вероятнее всего, принадлежал толмачу-поляку. Обычно при ведении австрийских дел Посольский приказ прибегал к услугам бывшего шляхтича Я. Заборовского, который, как известно, пользовался доверием и покровительством Годунова[375]. Если Заборовский точно перевел титул, сочиненный Н. Варкочем, то переводчики А. Я. Щелкалова, исказив текст Варкоча, отнесли титул «содержателя» не ко всему царству, а лишь к Казани и Астрахани.

Как бы ни величали Бориса иноземные государи, Посольский приказ строго, без малейших отклонений придерживался его официального титула[376]. Изгнание из Боярской думы открытых противников Годунова и крупные внешнеполитические успехи изменили ситуацию. По случаю поражения татар под стенами Москвы в 1591 г. Борис был возведен в ранг царского слуги. Царские дипломаты за рубежом так разъясняли значение этого титула: «То имя честнее всех бояр, а дается то имя от государя за многие службы». Со времени Ивана III только три лица удостоились этого титула: князь С. И. Ряполовский и двое удельных князей Воротынских. Согласно заявлению Посольского приказа, Борис получил титул слуги «за многие его службы и землестроенья и за летошний царев (ханский. — Р. С.) приход»[377].

Хотя Борису удалось объединить два высших боярских чина — конюшего и царского слуги, знать по-прежнему не считала его ровней себе. Во время татарского нашествия в 1591 г. царь адресовал указы в армию боярам Ф. И. Мстиславскому и Б. Ф. Годунову с товарищами. Но главные воеводы заявили протест против предоставления правителю такого местнического преимущества. Они настаивали на том, чтобы донесения царю шли от имени Мстиславского «с товарыщи», без упоминания имени Бориса, «глухо»[378]. За подобную строптивость Федор наложил на бояр словесную опалу. На большее он был неспособен. Претензии Годуновых не нашли поддержки даже у ближайших их соратников по дворовой службе — князей Трубецких, которые сами не могли претендовать на первые места. Боярин Ф. М. Трубецкой заместничал с Годуновыми в период войны со шведами в 1592 г., за что после возвращения в Москву был посажен под домашний арест[379].

Отставка А. Я. Щелкалова окончательно упрочила единоличную власть Бориса Годунова. Никто не мог более противиться его домогательствам. Новый «печатник»

В. Я. Щелкалов в феврале 1595 г., во время аудиенции в Кремле в честь персидских послов, обнародовал окончательный титул Бориса: «По милосердию бог ему, государю (царю Федору. — Р. С.), дал такова ж дородна и разумна шюрина и правителя, слугу и конюшего боярина, и дворового воеводу, и содержателя великих государств царства Казанского и Астраханского Бориса Федоровича»[380].