Владимир Хрусталев - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова Страница 30

Генерал-адъютант Максимович просил Дмитрия приехать к нему, что, надо сознаться, крайне некорректно. Дмитрий поехал в сопровождении генерала Лайминга, и генерал-адъютант Максимович передал ему Высочайшее повеление, которое заключалось в том, что в 2 ч. утра экстренный поезд отвезет его через Кавказ в наш отряд генерала Баратова в Персию, где он будет иметь пребывание. Генерал Баратов получил специальные инструкции. Сопровождать же Дмитрия будет флигель-адъютант граф Кутайсов, в виде тюремщика. Когда Дмитрий вернулся, к нему приехал градоначальник Б[алк] и сообщил о времени ухода поезда.

В 1 1/2 ч. мы простились с Дмитрием. Тут были Сандро и Мари ( сестра Дмитрия Павловича – В.Х. ). Его адъютанта Шагубатова не пустили с ним, и он бедный был в отчаянии.

Вернулись мы ко мне. Кирилл завтракал. Мама и Диску пили чай. Около 3-х [часов] разъехались» [163] .

Последовало «монаршее» наказание за совершенное уголовное преступление и другого участника покушения: сначала князя Юсупова поместили под домашний арест, а затем выслали в родовое имение Ракитное Курской губернии, где он до Февральской революции 1917 г. жил под негласным надзором полиции.

Рассерженное большое “семейство” продолжало интриговать и плести сети заговоров против Николая II, что в конечном итоге грозило дворцовым переворотом. Особенно этим отличались великий князь Николай Михайлович и великая княгиня Мария Павловна-старшая, поддерживаемая своими тремя сыновьями Кириллом, Борисом и Андреем Владимировичами. Последние по старшинству в роду Романовых, после Николая II, цесаревича Алексея и брата императора великого князя Михаила Александровича, являлись, в случае изменения династической ветви, реальными претендентами на российский престол. Князь В. Шаховской в своих воспоминаниях прямо писал: «Заветной мечтой великой княгини Марии Павловны являлось видеть одного из своих сыновей на Российском Престоле». Это становилось тем более опасным, что великая княгиня Мария Павловна имела крепкие связи с влиятельным М.В. Родзянко. Вспомним, что именно к нему за советом 23 декабря 1916 г. обращались по телефону члены великокняжеского семейства Марии Павловны. Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко писал об этих событиях следующее:

«На другой день на завтраке у великой княгини я застал ее вместе с ее сыновьями, как будто бы они собрались для семейного совета…

Великая княгиня стала говорить о создавшемся внутреннем положении, о бездарности правительства, о Протопопове и об императрице. При упоминании ее имени она стала более волноваться, находила вредным ее влияние и вмешательство во все дела, говорила, что она губит страну, что, благодаря ей, создается угроза царю и всей царской фамилии, что такое положение дольше терпеть невозможно, что надо изменить, устранить, уничтожить.

Желая уяснить себе более точно, что она хочет сказать, я спросил:

– То есть, как устранить?

– Да я не знаю… Надо что-нибудь предпринять, придумать… Вы сами понимаете… Дума должна что-нибудь сделать… Надо ее уничтожить…

– Кого?

– Императрицу.

– Ваше Высочество, – сказал я, – позвольте мне считать этот наш разговор как бы не бывшим, потому что если вы обращаетесь ко мне, как к председателю Думы, то я по долгу присяги должен сейчас же явиться к Государю императору и доложить ему, что великая княгиня Мария Павловна заявила мне, что надо уничтожить императрицу» [164] .

Конечно, трудно поверить, что искушенный царедворец М.В. Родзянко вдруг вспомнил о долге присяги и напомнил о нем членам Императорской фамилии. Все было гораздо проще. Зная о более жестком курсе императора, предполагаемых с его стороны репрессивных мерах, Родзянко готовил себе алиби, не желая раньше времени подставляться под удар в семейных передрягах Императорского Дома. Лишний раз это предположение подтверждают дневниковые записи великого князя Андрея Владимировича, который об этой встрече записал следующее:

«24 декабря. В 2 1/2 [часа] у мама был Родзянко, Кирилл и я. Мы приехали к этому времени. Наша беседа была очень интересная. Родзянко стоял на той точке зрения, что непосредственно он нам в этом деле помочь не может, но морально он, безусловно, на нашей стороне.

12 января будет созвана Дума. Он предвидит, что заседание будет бурное, и во что выльется, он предусмотреть не может, но, во всяком случае, ему необходимо сперва видеть Ники, который до сих пор его еще не принял, и он просил нас оказать ему содействие в скорейшем приеме, без чего открытие Думы может быть катастрофой.

Назначение Протопопова и Добровольского вызвало ужас, и в Думе будут реагировать очень серьезно на все это. В заключении он обещал моральную нам поддержку» [165] .

Несмотря на словесное хитросплетение пересказа своих разговоров с семейством великой княгини Марии Павловны-старшей председатель Государственной Думы М.В. Родзянко все же общую атмосферу, господствующую в столице, в своих воспоминаниях передает достаточно достоверно: «Мысль о принудительном отречении царя упорно проводилась в Петрограде в конце 1916 и начале 1917 года» [166] . Всем стало ясно, что после убийства Григория Распутина ничего существенно не переменилось, как и не прекратились разговоры о “темных силах”, только эти силы стали искать уже выше.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна, обеспокоенная складывающимися тревожными обстоятельствами обострения взаимоотношений в императорском семействе, пытаясь урезонить царствующего сына и тем сгладить конфликтную ситуацию, написала ему из Киева: «Прости, я уверена, что ты отдаешь себе отчет, как глубоко ты возмутил всю семью своим резким ответом, бросив им ужасное и полностью необоснованное обвинение. Я надеюсь, что смягчишь участь бедного Дмитрия, не отсылая его в Персию… Бедный дядя Павел ( отец Дмитрия, великий князь Павел Александрович – В.Х. ) написал мне в отчаянии, что он не имел возможности даже попрощаться с сыном… Не подобает тебе вести себя таким образом… Это меня очень расстраивает».

Позднее, после революции, оказавшись в эмиграции, младшая сестра императора великая княгиня Ольга Александровна в своих воспоминаниях пыталась анализировать сложившуюся обстановку в большом семействе в последние годы перед всеобщей катастрофой: «Михаил был единственным братом, который у него остался. Он мог бы оказать Ники большую помощь. Снова повторяю, виноваты мы все. Из троих сыновей дяди Владимира один был выслан за границу, второй, Борис, открыто жил с любовницей, а от третьего, Андрея, не было никакого проку. А ведь они были сыновьями старшего великого князя и по закону о престолонаследии стояли на третьем месте – после Алексея и Михаила. Не было никого из членов нашей фамилии, которые могли оказать поддержку Ники, за исключением, может быть, Сандро, моего зятя, да и там со временем начались нелады: между Сандро и Ксенией появились серьезные разногласия. Какой пример мы могли дать своим соотечественникам? Ничего удивительного в том, что Ники, не находя нигде поддержки, стал фаталистом. Нередко, обнимая меня за плечи, он говорил: “Я родился в день Иова Многострадального. Я готов принять свою судьбу”» [167] .

Сохранилось письмо Феликса-младшего из ссылки (имения Ракитное) от 2 января 1917 г. великой княгине Ксении Александровне, которое позднее было опубликовано в советской печати. Опальный молодой князь сообщал своей теще:

«Дорогая Мамаша!

Очень благодарю тебя за письмо. Мне запрещено писать, поэтому не мог этого сделать раньше. Боялся, что перехватят по дороге. Меня ужасно мучает мысль, что императрица Мария Федоровна и ты будете считать того человека, который это сделал, за убийцу и преступника, и что это чувство у вас возьмет верх над всеми другими.

Как бы вы ни сознавали правоту этого поступка и причины, побудившие совершать его, у вас в глубине души будет чувство – “а все-таки он убийца!”

Зная хорошо все то, что этот человек чувствовал до, во время и после, и то, что он продолжает чувствовать, я могу совершенно определенно сказать, что он не убийца, а был только орудием провидения, которое дало ему ту непонятную, нечеловеческую силу и спокойствие духа, которые помогли ему исполнить свой долг перед родиной и царем, уничтожив ту злую дьявольскую силу, бывшую позором для России и всего мира, и перед которой до сих пор все были бессильны.

Ирина [Александровна] на это смотрит так же, как и я. Это большое утешение. Мы живем тут тихой деревенской жизнью, и если бы те, кто нас сюда сослал, знали бы, как нам тут хорошо, то наверное бы не оставили.

Конечно, Ирина уже успела простудиться и лежала несколько дней в кровати. Я нашел, что она очень поправилась и несмотря, что очень худа, имеет здоровый вид.

Погода довольно… ( далее отточие и сокращение редактора журнала – В.Х. ).

Мама ( княгиня З.Н. Юсупова – В.Х. ) простудилась и лежит уже второй день. Ужасно скучно без Беби ( имеется в виду маленькая дочь Ирина Феликсовна Юсупова – В.Х. ), говорят, она все время болтает. Так хотелось бы ее послушать и вас всех повидать. Бог знает, когда попаду в Крым. Мы много читаем, я пишу свои записки и теперь ими совсем поглощен.