Сергей Парамонов - История руссов. Держава Владимира Великого Страница 30

Историки если и видели развитие, то только с поверхности. Для них история России — только история земельных успехов или потерь государства Рюрика. Внутренних процессов становления государства они не замечают, как не замечают главного: развития народа, нации. Но именно народ, нация определяет ход истории, а не та или иная династия. Представитель династии — часто ничего не значащая вывеска, и только, пружины действия скрыты в народе. Мы видим яркие примеры, как Россию развивали, «распасали» не цари Иваны, но и Ермаки, по своей инициативе осваивавшие просторы Северной Азии.

Изменения в самой массе народа — это есть история, именно от этих изменений проистекает все дальнейшее: развитие государства (наружное), его успехи и т. д. Если нет внутреннего роста народа или он весьма незначителен, — нет и прогресса. Поэтому кочующее племя в степях или племя рыболовов вдоль побережья Ледовитого океана никогда не выдвинется на сцену истории. Такие племена будут поглощены высшими культурами[133], то ли с применением силы, то ли естественным ходом ассимиляции.

Историки, начиная с довольно наивного русского летописца, совершенно упустили или, вернее, намеренно просмотрели сквозь пальцы изменения во взаимоотношениях между князем и народом.

Зависимость народа от князя и князя от народа были в разные эпохи совершенно различными, функция управителя государства во времена Рюрика, Владимира, татарщины или во времена Петра I была разной. Об этом наши историки не сказали ни полслова, а если и говорили, то только между собой.

Далее, не только государства прошлого, но и люди древности были иными: иначе думали, иначе чувствовали, иными были и социальные, и другие отношения между людьми.

Возьмем мелкую, но много говорящую деталь: гостеприимство на Руси особенно культивировалось в древности. И вот в своде законов Древней Руси есть пункт, что хозяин, напоивший гостя до тошноты, отвечает перед законом! Вдумайтесь, как далеко это постановление по своему духу от современности, кому теперь может прийти в голову карать хозяина за такой «проступок»? Скорее наоборот, теперь вменяется в обязанность «уложить» гостя… И так во многом. Значит, думали и чувствовали иначе.

Совершенно иным было отношение человека к государству, он был почти совершенно свободен от пут государства, ибо государства, в сущности, не существовало. Самое большее существовала сила, заставлявшая платить дань. Стоило ее уплатить, и все связи с этой силой были прерваны, — человек жил только в своем узком кругу семьи и был зависим только от общины. Никакой центральной власти, контролирующей жизнь каждого, не существовало. Зато, как мы можем догадываться, необыкновенно сильно влияла патриархальная семья и родовая община. Чем сильнее становилась центральная власть, тем сильнее падало значение рода.

Не было понятий «государство», «отечество» и т. д., были географические понятия областей: «поляне», «бужане», «полочане» и т. д., главным образом получавшие названия от рек, вдоль которых сидело то или иное племя.

Право собственности на землю было иным, ибо земля подавляла человека своими размерами и не могла быть освоена им во всем ее объеме. Существовали только островки, занятые человеческой культурой. Леса, болота, луга, степи были в значительной мере свободны от влияния человека. В особенности это касалось южной, степной части Руси, которая была освоена человеческой культурой вплоть до берегов Черного и Азовского морей только к концу XIX в. В этом веке еще существовали целинные, никогда не паханные земли. Наконец, тип хозяйства был иным: лес выпаливали, на несколько лет площадь служила пашней, затем ее бросали, и она вновь зарастала лесом.

Оседлость населения была оседлостью иного типа, нежели теперь. Целые племена часто бросали в силу разных причин насиженные места и переходили на новые: вокруг было достаточно свободной, никем еще не занятой земли. Достаточно прочесть «Детские годы Багрова-внука»[134], чтобы понять отношение к земле, которое существовало даже в начале XIX в. в некоторых частях России и было характерным для Древней Руси. Земля не была еще распределена до последнего квадратного метра от одного межевого столба до другого; если столбы, или межевые деревья, или камни существовали, то только по ограниченной площади, непроходимые же дебри лесов и болот никому не принадлежали, вернее, принадлежали тому, кто их первый брал.

Природа не была покорена. Количество рабочих рук было ничтожно по сравнению с необъятными, еще не окультуренными пространствами. Люди не сидели сотнями на одном квадратном километре, а на каждого человека приходилось по многу их.

Если свободу человека зажимали так, что жизнь становилась нестерпимой, он уходил из-под власти в дебри. Этим способом еще много столетий спустя заселялись Украина, Дон, просторы Севера, а впоследствии и Сибири. Держались принципа: «Уходи от зла и сотвориши благо».

Существовали не государства, а города-области. Города первоначально служили убежищем от врага, но вскоре к этой функции присоединились и другие — быть средоточием для торговли и ремесел окрестного населения.

Все это вызвало приток постоянного населения, и в конце концов города без силы и принуждения сделались сперва экономическими, а затем и административно-политическими центрами областей. Окружающее разбросанное население силою вещей втягивалось в сферу влияния городов, которые являлись зародышами будущих областей, княжеств, государств и наций.

Достаточно было искусственного толчка — «рубки» нового города, например Владимира-на-Клязьме, как окрестное население немедленно входило в сферу его влияния, и город нередко вырастал в столицу того или иного государства.

Наша писаная история застает Русь именно в тот момент развития, когда города-области начинали делаться государствами, т. е. сосредоточивать в себе и административную власть.

Даже такой гениальный ученый (конечно, в фарсовом значении этого слова), как Иосиф Джугашвили, понимал это и назвал эти образования «полугосударствами», и назвал довольно верно.

К сожалению, то, что было понятно недоучившемуся семинаристу, оказалось выше понимания дипломированных историков. Для них Русь Рюрика — это та же Русь Николая II, с той только разницей, что там был Рюрик, а здесь Николай. Историки вообще проглядели историю становления государства.

В истории становления Руси Владимир Великий сыграл колоссальную, но правильно не понятую роль, роль основоположника Русского государства. Именно об этом наши учебники истории молчат или говорят весьма невнятно. Все подчеркивают значение введения христианства Владимиром, но роль Владимира как консолидатора племен Руси в единое целое оставлена совершенно в тени.

Именно с него начинается действительная история Руси как государства. До него существовала чрезвычайно пестрая и в национальном, и в религиозном отношении группа городов-государств-областей, объединенная только тем, что платила дань одному и тому же лицу. С Владимира начинается их консолидация в единый государственный организм, начинается центростремительный процесс.

В этой консолидации огромную роль сыграла в первую очередь религия, именно она и связала Русь в одно целое. До сих пор к каким-нибудь вятичам приходил Светослав и спрашивал: «Кому платите дань?» — «Хозарам!» — «Платите мне, я буду им противен!» И все. Ничего не изменялось для вятичей, — менялось только лицо, к которому текла дань.

В государстве же Владимира настал крутой, принципиальный перелом: дань стали брать не только с тела, но и с души народа. Принцип «Cujus regio, ejus religio»[135] стал ведущим фактором в образовании государства. Властитель государства навязывал свою религию всем подчиненным ему народам.

Мы не знаем, к глубокому сожалению, в чем состояла религия древних славян, особенно восточных[136], но мы имеем достаточно данных утверждать, что языческая религия племен, подчиненных Владимиру, т. е. славян, финнов, литовцев и т. д., была чрезвычайно разнообразной. Здесь было и идолопоклонство с человеческими жертвоприношениями, и более светлый пантеизм, обожествление природы без идолопоклонства, и шаманство финнов и литовцев, и поклонение солнцу иранских племен — кочевников и т. д. Каждый верил в то, во что хотел, вернее, к чему привык через своих отцов и дедов.

Владимир посягнул на свободу совести народа. Причины, побудившие его сделать это, покрыты полным мраком. Исторических следов нет. Мы можем только догадываться.

Как могло случиться, что Владимир, будучи совсем юношей, взялся за осуществление столь важного шага? Можно предполагать, что в этом деле сыграл важную роль Добрыня, дядя Владимира, ибо летопись оставила следы того, что многие ответственные шаги были сделаны по почину Добрыни (хотя бы подкуп воевод Ярополка в тот момент, когда Владимир уже пал духом и собирался без битвы бежать в Новгород).