Фёдор Успенский - Очерки истории Трапезундской империи Страница 30

Переходя к описанию положения дел по смерти Василия, мы находим у Панарета следующее. Ближайшие к престолу члены царской семьи были: царица-вдова Ирина Палеолог, дочь императора Андроника Палеолога (внебрачная). Непосредственной семьи от этого брака не было, но была побочная семья от сожительницы Василия, местной уроженки, именем также Ирина, которая дала ему четверых детей: двоих мужеского и двоих женского пола. Вместе с царицей, принадлежавшей к константинопольской династии, на время утвердилось в Трапезунде палеологовское влияние, выразившееся прежде всего в том, что супруга Василия завладела царством[106], мужское же поколение покойного императора, дабы обезопасить от его притязаний императрицу-вдову, сослано в лице царевичей Алексея и Иоанна, вместе с матерью их, в Константинополь, пока в почетное изгнание и под верное наблюдение. Казалось бы, кризис благополучно миновал. Но вот начинает развиваться внутренняя драма, весьма характерная для истории Трапезунда, которую и предстоит нам разъяснить.

Обнаружилась борьба между партиями, которые по этому случаю в первый раз историк называет своим именем, хотя о признаках ожесточенной вражды между высшими сановниками можно судить уже и по тому, что происходило при вступлении на царство Василия, т. е. в 1333 г. Партии недостаточно охарактеризованы, но названы главные вожди, и прежде всего антиправительственной партии, т. е. враждебной Ирине Палеолог и иностранному византийскому элементу. Во главе стоял великий стратопедарх кир Севаст Цанихит; с ним заодно были члены рода Схолариев и Мизоматов, кир Константин Доранит, могущественный род Каваситов, представитель рода Камахинов, несколько членов городского сената и царской гвардии[107]. Повстанцы организовались в вооруженную силу, но не овладели ни акрополем, ни средним городом, а заняли укрепленный монастырь Евгения, находящийся против кремля и отделенный от него глубоким скалистым рвом, служившим естественной защитой города. Противоположная, т. е. правительственная, партия, поддерживавшая Ирину Палеолог, организовалась в городе; она описана еще более слабыми чертами. Во главе партии стояли члены служилого рода Амичаранты[108], несколько гражданских и военных чинов и часть гвардии; и вместе с правительницей они удержались на акрополе[109]. Нечего и говорить, что сюда же должна была примкнуть константинопольская свита Ирины. Она могла долго держаться в стенах кремля, но, очевидно, не была в состоянии начать осаду монастыря Евгения. Дела оставались в неопределенном положении около двух месяцев, пока партия Ирины Палеолог не получила возможности выступить против своих соперников. Это произошло в начале июля 1340 г. В первый раз тогда выступает значение в политической и военной истории Трапезунда пограничной западной крепости и морской гавани Лимний, которая приобрела первостепенное положение по важности интересов, защищаемых ею на восточной границе империи. В описываемое время крепостью командовал, с титулом великого дуки, один из представителей знатных служилых родов, не названных, впрочем, у Панарета; дука, примкнув к правительству Ирины Палеолог, дал ему перевес над партией, засевшей в монастыре Евгения. В отношении к дуке у Панарета, называющего его просто евнух (ο εκτομιας) Иоанн, сквозит некоторая доля пренебрежения. По его словам, этот Иоанн пришел в Трапезунд с большим войском (и, несомненно, на кораблях), снял орудия с судов и направил их против обители, чем и решено было дело в пользу Ирины Палеолог. Следует отметить два обстоятельства, сопровождавшие вступление великого дуки, коменданта Лимний: почти полное разрушение от огня и осады знаменитого монастыря, утратившего при этом свои богатства и украшения[110], и громадный удар, нанесенный партии противников Ирины Палеолог, которые были, по всей вероятности, поголовно захвачены в плен, отправлены в заточение в Лимнии и там перебиты[111]. Историк даже не называет их поименно, но холодно обозначает самый факт, хотя все же у него больше реальности и живости, чем у Никифора Григоры, который сообщает следующее[112]: «Между тем, так как Трапезундское государство не могло управляться хорошо и твердо под женским управлением, которое начало производить смуту и волновать народ, Ирина, царица Трапезундская, нашлась вынужденной послать быстроходную триеру с другими послами (о первом посольстве писатель говорит ранее), с коими был и митрополит, чтобы ускорить исполнение первой просьбы к царю[113]. Носился слух, что царица находится в тайной связи с великим доместиком. Когда слух стал распространяться шире, это возбудило движение в народе и особенно в высшем классе (τους ευγένεια προύχοντας). Одни пристали к Цанихиту, тогда могущественному богатством и славой, другие стали на сторону великого доместика. Так произошла смута; город Трапезунд разделился на два лагеря, и началась усобица, в которой, по слухам, погибло много и других лиц из обеих партий, и с ними Цанихит».

К характеристике политического положения в 1333 г. и для выяснения сталкивавшихся в Трапезунде противоположных влияний любопытно еще обратить внимание на особое движение, в котором выступают грузинские политические интересы. Оказывается, что сестра умершего Василия, царевна Анна, принявшая монашеский обет, бежала в Грузию и там организовала военный отряд с целью борьбы с приверженцами константинопольской партии. Пожар в монастыре Евгения, жестокая расправа с побежденной партией и неудачи в борьбе с турецкими отрядами из Амиды — все это дало в распоряжение царевны Анны значительные преимущества над Ириной, которая должна была уступить свое место сопернице в июле 1341 г.

Между тем в Константинополе внимательно следили за трапезундскими делами. Там жили некоторые члены из дома трапезундских Комнинов, в которых константинопольские Палеологи всегда имели пригодное орудие для проведения своих агентов и для достижения своих планов в Трапезунде; туда же, как сейчас будет видно, бежали некоторые лица из разгромленной евнухом Иоанном партии. 30 июля 1341 г. прибыл в Трапезунд, сопровождаемый тремя военными судами, кир Михаил, брат царя Алексея II. С ним были Никита Схоларий и Григорий Мизомат, игравшие важную роль в движении прошедшего года и спасшиеся в Константинополь после разгрома их партии. Этот именно момент смуты отмечен в известии Никифора Григоры, которое приведено выше. Из него вытекает с несомненной ясностью, что константинопольские притязания поддерживаемы были в Трапезунде не партией сенаторского сословия и не местными чинами служилой аристократии, а преимущественно опирались, в смысле военной силы, на латинский отряд, пришедший на наемных кораблях, и на городской дим.

Чтобы понять, кто пытался овладеть движением и в чью пользу оно направлялось, необходимо заглянуть несколько вперед и посмотреть, кто в нем в конце концов выиграл. Никифор Григора выставляет как один из главных мотивов, почему трапезундские дела в то время дошли до крайней степени напряжения, политику великого доместика Иоанна Кантакузина, который далеко не питал расположения поддерживать в Трапезунде Ирину Палеолог[114]. По этому случаю мы обязаны ему очень важным сообщением, справедливость которого подтверждается всей историей Трапезунда, ни разу не испытавшей династического переворота, несмотря на крайне настойчивые стремления придворной аристократии ограничить царскую власть. Кантакузин потому считал непрактичным слишком резко вмешиваться в трапезундские дела, что не находил там между различными течениями ни одного такого, которое могло бы возобладать над другими; даже могущественная партия Схолариев раскололась на части. Что было прочно и против чего было опасно идти, это — основное государственное законоположение о несменяемости на престоле Великих Комнинов. «У них был закон, — говорит Григора[115], — имевший ненарушимую силу, не допускать к царской власти никого из родовой аристократии, за исключением прямого потомства Комнинов». В этом был для Трапезунда очень важный корректив против Константинополя, где партийная борьба часто имела своей целью стремление к свержению династии и достижению царской власти. Так как Ирина Палеолог думала поддержать свои притязания на власть браком с одним из константинопольских царедворцев, о чем и вела уже переговоры, то нужно понимать отрицательное отношение Кантакузина к ее планам именно в этом смысле.

Тем не менее, как мы видим, из Константинополя прибыла военная эскадра и при ней представитель законной династии в лице Михаила, имевшего уже около 60 лет от роду. В Трапезунде была разыграна комедия, как она изложена у Никифора Григоры, сопровождавшаяся взятием под стражу принца Михаила и заключением его в крепости Лимнии. Партия константинопольского влияния с наемными отрядами из итальянцев и из греков была ослаблена и разбежалась. Перевес оказался на стороне туземной, т. е. национальной партии.