Андрей Иванов - Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага Страница 30

Важным являлся и вопрос об уровне подготовки чекистов. До июля 1919 года инструкторские курсы при ВЧК обучали будущих работников комиссий всего за 3 недели, а контрразведка отсутствовала в учебном плане до окончания Гражданской войны. При этом штатная численность Особых отделов постоянно повышалась, и они испытывали дефицит опытных сотрудников. К примеру, кадровый состав Особого отдела армии за годы Гражданской войны вырос с 32 до 67 человек, что вынуждало чекистское руководство прибегать к методу партийных мобилизаций для укомплектования отделов согласно штатам[489]. Схожие проблемы испытывали не только чекисты Юга России, но даже их столичные коллеги[490].

В результате, по утверждению делегатов съезда начальников Особых отделов, прошедшего в декабре 1919 года, в чекистские органы в армии и на флоте попали люди, не способные в них работать[491]. Отсутствие у них знаний и опыта в области агентурной деятельности привело к использованию в повседневной работе единственного доступного им метода выявления и пресечения преступлений — репрессий.

Подобная ситуация наблюдалась и в контрразведывательных органах повстанческой армии Н. И. Махно. Сотрудники службы по борьбе со шпионажем набирались согласно их политическим воззрениям, а не опыту соответствующей работы. К тому же должности начальников военно-контрольных учреждений были выборными: так, на службе в контрразведке оказались токарь Л. Голик, кузнец Н. Воробьев, парикмахер М. Чередняк, рабочий Ф. Глущенко, крестьянин Г. Василевский и др.

Однако такие исследователи, как В. Азаров, полагают, что эти лица обладали определенными познаниями в области контрразведывательной работы, полученными в период их участия в дореволюционном анархическом терроре, апеллируя к наличию в махновщине террористическо-экспроприаторских традиций[492]. То есть сведение контрразведывательной деятельности в рядах повстанцев к физическому устранению вражеских агентов и реквизициям денежных средств у буржуазии вовсе не требовало наличия у сотрудников военно-контрольных органов глубоких познаний в сфере агентурной работы. Контрразведчикам-анархистам было достаточно владеть простейшими навыками обнаружения и выявления идеологических противников Н. И. Махно. По свидетельству бессменного начальника штаба махновцев В. Ф. Белаша, контрразведке оставалось только аккуратно выполнять любые поручения батьки[493].

Именно подобное отношение к контрразведывательным органам позволило привлекать к столь важной деятельности упомянутых лиц, которых украинский исследователь В. Н. Чоп называл «личностями социального дна». Эти люди не имели ни малейшего представления о тонкостях агентурной и контрразведывательной работы и, обладая беспрецедентно широкими полномочиями, сосредоточились не на противодействии шпионажу и диверсиям, а на грабеже.

К тому же сотрудникам контрразведки часто приходилось выполнять задачи, никак не связанные с их обязанностями: организовывать диверсионные акты в тылу противника, закупать медикаменты для армии и т. д. В остальном работа КРО по большей части сводилась к насильственным действиям по отношению как к прямым противникам, так и к местному населению. В таких условиях вряд ли можно говорить о систематической борьбе с вражеским шпионажем.

Одним из редких случаев исполнения контрразведчиками-анархистами своих непосредственных задач являлся арест и расстрел коммуниста Е. Полонского и нескольких его сообщников, готовивших покушение на Н. И. Махно[494]. Вот как это случай описан в документах партизанского военного контроля: «По постановлению военно-полевой контрразведки, утвержденному командирами Донецкого и 3-го Екатеринославского корпусов, расстреляны приехавшие под видом болезни из Никополя: 1) командир 3-го Крымского повстанческого полка, ныне Стального кавалерийского, Полонский; 2) бывший большевистский инспектор, засевший в упомянутый полк и разлагающий движение, адъютант Полонского, подпоручик Семенченко; 3) бывший председатель трибунала при Екатеринославском полку Вайнер и 4) сожительница Полонского — актриса, взявшая на себя отравить батьку Махно. Основание расстрела: протокол контрразведки от 2 декабря 4 часа дня 1919 года»[495].

Немаловажно, что исполнение приговора прошло в форме ночного убийства, а это, безусловно, не добавило контрразведчикам популярности. Подобные акции обычно угнетающе действуют на войска и население, внушая страх и недоверие к органам безопасности, а значит, лишая их поддержки агентов-добровольцев. Профессиональные работники военного контроля, конечно, учли бы эту ошибку, но таких сотрудников в распоряжении Н. И. Махно попросту не было. В результате негативный опыт «дела Полонского» был повторен в ноябре 1920 года, когда контрразведкой были расстреляны семеро чекистов под руководством Ф. Мартынова, посланные из Харькова с целью «разложить махновщину изнутри, а в случае неудачи — террористическими актами снять отдельных ее руководителей»[496].

При этом, по данным О. И. Капчинского, в рядах сторонников Н. И. Махно в течение 1919 и 1920 годов действовали по меньшей мере 2 глубоко законспирированных советских агента: М. Спектор (Бойченко) и П. Сидоров-Шестеркин. Оба не были обнаружены органами безопасности анархистов и сыграли немаловажную роль в конечном разгроме партизанского движения. Так непрофессионализм контрразведчиков и скатывание к «черному» террору оказались одной из причин поражения махновцев.

Немаловажную роль в нарастании репрессивной составляющей в работе контрразведок сыграла и психологическая подоплека данного вида деятельности.

В частности, многие работники местных ЧК отличались мессианским самосознанием: «У нас новая мораль. Наша гуманность абсолютна, ибо в ее основе славные идеалы разрушения всякого насилия и гнета. Нам все дозволено, ибо мы первые в мире подняли меч не ради закрепощения и подавления, но во имя всеобщей свободы и освобождения от рабства»[497]. Такая точка зрения далеко не одобрялась чекистским руководством. К примеру, вот высказывание М. Я. Лациса по данному поводу: «Как бы честен ни был человек и каким бы кристально чистым сердцем он ни обладал, работа Чрезвычайных комиссий, производящаяся при почти неограниченных правах и протекавшая в условиях, исключительно действующих на нервную систему, дает себя знать»[498]. Ощущение безнаказанности открывало в чекистах низменные стороны натуры, поэтому к мирному населению в годы Гражданской войны ими часто применялись жестокие карательные меры.

Схожие проблемы испытывали и контрразведчики в белогвардейском лагере: усталость от мировой войны, бытовая изнанка боевого героизма и внутренние противоречия антибольшевистского лагеря выразились в так называемом белом терроре на Юге[499]. Кроме того, свою роль сыграло и желание отомстить большевикам и махновцам за расстрелы своих сослуживцев… К примеру, в одной только Одессе летом 1919 года «за службу в добровольческой контрразведке» были казнены 7 человек[500]. По словам историка Н. А. Почешхова, «для многих определяющим стал принцип „кровь за кровь“, „око за око“. […] Достаточно было произвести плохое впечатление на офицера, агента контрразведки, какого-нибудь члена государственной стражи, как судьба этого человека была решена»[501].

Заключение

События 1917 года разделили не только российское общество и государство, но и внесли раскол в каждый конкретный элемент этих структур. Как следствие революционные потрясения открыли новую страницу в истории отечественных органов государственной безопасности.

Даже поверхностное сравнение спецслужб России до и после 1917 года демонстрирует серьезные различия, а при их детальном сопоставлении напрашивается вывод о коренной внутренней и внешней перестройке силовых ведомств по борьбе со шпионажем. Главный вопрос в данном случае состоит в том, оказала ли эта реорганизация позитивное или негативное влияние на отечественные органы госбезопасности.

Проведенное исследование позволяет прийти к заключению, что раскол страны на несколько противоборствующих лагерей, каждый из которых представлял собой самодостаточный военно-политический конструкт, дал спецслужбам возможность на практике проверить эффективность различных методов и средств противодействия агентурной разведке. То есть противостояние контрразведывательных органов антибольшевистского движения и советской власти представляло собой не что иное, как борьбу конкурирующих между собой тенденций развития контршпионских ведомств, в различной степени реализованных по разные стороны фронта.