Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант Страница 30

Когда Никколо де Никколи разорился на покупке древних рукописей, Козимо открыл для него неограниченный кредит в банке Медичи и поддерживал его до самой смерти. Он нанял сорок пять переписчиков под руководством книготорговца-энтузиаста Веспасиано да Бистиччи для переписывания тех рукописей, которые нельзя было купить. Все эти «драгоценные миниатюры» он разместил в комнатах монастыря Сан-Марко, в аббатстве Фьезоле или в своей собственной библиотеке. Когда Никколи умер (1437), оставив восемьсот рукописей стоимостью 6000 флоринов (150 000 долларов), а также множество долгов и назначив шестнадцать доверенных лиц, которые должны были распорядиться книгами, Козимо предложил взять на себя долги, если он сможет распределить тома. Так и было решено, и Козимо разделил коллекцию между библиотекой Сан-Марко и своей собственной. Все эти коллекции были открыты для учителей и студентов без взимания платы. Флорентийский историк Варчи с патриотическим преувеличением сказал:

То, что греческие буквы не были полностью забыты, к огромному ущербу для человечества, и то, что латинские буквы были возрождены к безграничному благу людей, — этим вся Италия, да и весь мир, обязаны исключительно высокой мудрости и дружелюбию дома Медичи.21

Конечно, великая работа по возрождению была начата переводчиками в XII и XIII веках, арабскими комментаторами, Петраркой и Боккаччо. До Козимо его продолжали такие ученые и коллекционеры, как Салутати, Траверсари, Бруни и Валла; независимо от него его продолжали Никколи, Поджо, Филельфо, король Неаполя Альфонсо Великодушный и сотни других современников Козимо, даже его изгнанный соперник, Палла Строцци. Но если мы включим в наше суждение не только Козимо-патриция, но и его потомков Лоренцо Великолепного, Льва X и Климента VII, мы можем признать, что в покровительстве образованию и искусству Медичи не было равных ни одной другой семье за всю известную историю человечества.

IV. ГУМАНИСТЫ

Именно при Медичи или в их время гуманисты захватили умы Италии, обратили их от религии к философии, от неба к земле и открыли изумленному поколению богатства языческой мысли и искусства. Эти люди, помешанные на учености, получили, еще Ариосто,22 имя umanisti, потому что они называли изучение классической культуры umanità — «гуманитарными науками», или literae humaniores — не «более человечными», а более человечными буквами. Теперь надлежащим предметом изучения человечества должен был стать человек, во всей потенциальной силе и красоте его тела, во всей радости и боли его чувств и ощущений, во всем хрупком величии его разума; и в них наиболее обильно и совершенно раскрыт в литературе и искусстве Древней Греции и Рима. Это и был гуманизм.

Почти все латинские и многие греческие классики, дошедшие до наших дней, были известны средневековым ученым то тут, то там; а тринадцатый век был знаком с крупнейшими языческими философами. Но тот век почти не обращал внимания на греческую поэзию, и многие древние достойные произведения, почитаемые нами сегодня, лежали заброшенными в монастырских или соборных библиотеках. Именно в таких забытых уголках Петрарка и его последователи нашли «потерянных» классиков, «нежных пленников», как он их называл, «удерживаемых в плену варварскими тюремщиками». Боккаччо, посетив Монте-Кассино, был потрясен, обнаружив драгоценные манускрипты, гниющие в пыли или изуродованные для изготовления псалтырей или амулетов. Поджио, посетив швейцарский монастырь Сен-Галл во время заседания Констанцского собора, нашел «Институции» Квинтилиана в мрачном подземелье и, возвращая свитки, почувствовал, что старый педагог протягивает руки, умоляя спасти его от «варваров», ибо этим именем культурные итальянцы, как древние греки и римляне, называли своих мужественных завоевателей за Альпами. Только Поджио, которого не остановили ни зимние холода, ни снег, эксгумировал из таких могил тексты Лукреция, Колумеллы, Фронтина, Витрувия, Валерия Флакка, Тертуллиана, Плавта, Петрония, Аммиана Марцеллина и несколько главных речей Цицерона. Колуччо Салютати раскопал письма Цицерона ad familiares в Верчелли (1389); Герардо Ландриани нашел трактаты Цицерона по риторике в старом сундуке в Лоди (1422); Амброджио Траверсари спас Корнелия Непоса от забвения в Падуе (1434); Агрикола, Германия и Диалоги Тацита были обнаружены в Германии (1455); первые шесть книг «Анналов» Тацита и полная рукопись писем младшего Плиния были найдены в монастыре Корвей (1508) и стали достоянием Льва X.

За полвека до взятия турками Константинополя дюжина гуманистов училась или путешествовала по Греции; один из них, Джованни Ауриспа, привез в Италию 238 рукописей, включая пьесы Эсхила и Софокла; другой, Франческо Филельфо, спас из Константинополя (1427) тексты Геродота, Фукидида, Полибия, Демосфена, Эсхина и Аристотеля, а также семь драм Еврипида. Когда такие литературные исследователи возвращались в Италию со своими находками, их встречали как победоносных генералов, а князья и прелаты хорошо платили за долю трофеев. Падение Константинополя привело к потере многих классических произведений, ранее упоминавшихся византийскими писателями как хранившиеся в библиотеках этого города; тем не менее тысячи томов были спасены, и большинство из них попало в Италию; по сей день лучшие рукописи греческих классиков находятся в Италии. На протяжении трех столетий, от Петрарки до Тассо, люди собирали рукописи с филателистической страстью. Никколо де Никколи тратил на это больше, чем имел; Андреоло де Очи был готов пожертвовать домом, женой, жизнью, чтобы пополнить свою библиотеку; Поджио страдал, когда видел, что деньги тратятся на что-то еще, кроме книг.

Последовала редакционная революция. Восстановленные тексты изучались, сравнивались, исправлялись и объяснялись в ходе научной кампании, развернувшейся от Лоренцо Валлы в Неаполе до сэра Томаса Мора в Лондоне. Поскольку во многих случаях эти труды требовали знания греческого языка, Италия — а позже Франция, Англия и Германия — обратилась с призывом искать учителей греческого. Ауриспа и Филельфо изучали язык в самой Греции. После того как Мануил Хрисолорас прибыл в Италию (1397) в качестве византийского посланника, Флорентийский университет уговорил его присоединиться к своему факультету в качестве профессора греческого языка и литературы. Среди его учеников были Поджио, Палла Строцци, Марсуппини и Манетти. Леонардо Бруни, изучавший право, под влиянием Хризолораса бросил это занятие ради изучения греческого; «Я отдался его учению с таким рвением, — рассказывает он, — что мои сны по ночам были наполнены тем, что я узнал от него днем».23 Кто сейчас может представить, что когда-то греческая грамматика была приключением и романтикой?

В 1439 году греки встретились с итальянцами на Флорентийском соборе, и уроки языка, которыми они обменивались, принесли гораздо больше результатов, чем кропотливые