Владимир Прибытков - Тверской гость Страница 31

Никитин усмехнулся, слушая этот рассказ. Видно, гонец напутал что-нибудь или шах не понял толком, но выходило, что напирал Фаррух-Ясар наипервейшим образом на везущиеся к нему товары, якобы разграбленные кайтаками. Шах просил купцов освободить и прислать в Дербент, а товар их собрать и отдать, обещая Халиль-беку свою помощь в любом деле.

Халиль-бек купцов отпустил, а насчет товаров ответил прямо, что их и не было, даже пожаловался: прокормить эту ватагу стоило денег, напрасно захватил, один убыток.

Купцов пешими привели в Дербент. Митька Микешин еле доплелся. Он кряхтел, стонал, но сразу пронюхал, что Папин дал денег на прокорм, и стал требовать свою долю.

- Ничего не получишь! - отрезал Никитин. - Все в общем котле.

- Скотина! Спасибо сказал бы, что выручили его! - выругался Копылов.

- И так бы отпустили! - огрызнулся Микешин. - Я вас не просил за меня печаловаться. А боярину пожалюсь, что голодом морите! Спрятали деньги, знаю!

- Ну и ехидна! - сжимая кулаки, процедил Копылов. - Вот если от шаха что получим, то разрази меня гром, когда тебе хоть грош ломаный дам!

Все-таки они жили надеждами на шахскую милость. Для получения ее и поехали купцы с Хасан-беком и Папиным на гору Фит-даг, в летний стан ширванского шаха. Коней удалось выпросить у Хасан-бека. И то, что он дал их, окрыляло: значит, думает, что шах поможет русским.

Тезики остались в Дербенте. Али, разыскавший знакомых купцов, сказал Никитину на прощанье:

- Неделю жду тебя здесь.

Койтул - укрепленное становище шаха - лежал на юго-запад от Дербента. Дорога уходила в горы, минуя виноградники и рощи миндаля. По обеим сторонам ее курчавился плотный орешник, низкий дубняк. Знакомо дрожали осинки, роняли листья-вертуны клены. Попадались леса с огромными дикими яблонями и грушами. Плотный подлесок пестрел желтой и черной алычой, оранжевыми, в кулак, плодами айвы. С треском, с ужасающим шумом взлетали в нем, путаясь в цепких нитях обвойника, напуганные птицы.

Чем выше уходила дорога, тем скучнее делалось вокруг. Копыта коней стучали по голышам пересохших ручьев, топтали сухую траву. Леса сменились кустами, кусты - серыми голыми скалами.

Горы - зеленые, синие, дымчатые - громоздились вокруг, словно хотели отрезать дорогу обратно.

Угрюмый Матвей Рябов подъехал к Никитину. На узкой дороге всадники касались друг друга стременами. Несколько сажен проехали молча.

- Говорил о тебе Папину, - тихо сказал Рябов. - Толковал, что хотел тебя на подмогу за Хвалынь звать.

Никитин не отвечал, разглядывая дорожные камешки.

- И про ладью брошенную толковал, и про схватку... - махнул рукой Рябов. - Слышь, Афанасий, подавайся со мной на Москву. Чего-нибудь придумаем. .

- Иль не пойдете дальше? - искоса глянул Никитин на Рябова. - Не будете дороги искать?

- Не велел боярин. Да и самим охоты нету. Какие уж тут дороги! Так и великому князю доведем. Нельзя, мол, за Хвалынь подаваться. Грабят. А за морем, слышь, еще больше неурядиц... Ну, как? На Москву?

- Посмотрю, - неопределенно ответил Никитин. - Подожду, что шах ответит.

...К великому правителю Шемахи купцов не допустили. Боярин Папин взялся передать Фаррух-Ясару написанное русскими гостями челобитье и, верно, передал его, но, прождав ответа целых три дня, купцы остались ни с чем.

Шах велел ответить, что помощи не даст: очень-де купцов много.

Гора Фит-даг с ее башенками, каменной крепостью, садами и шахской стражей сразу стала унылой, гнетущей. Рухнула последняя надежда.

Боярин Папин через Матвея Рябова передал, что вскорости едет обратно. Кто хочет, пусть идет с ним. Матвей Рябов, глядя под ноги Афанасию, говорил:

- Похоже, и у боярина дела плохи. Шах недоволен, что подарков не довезли, сам в ответ ничего не посылает. Видно, не сладился посол с шемаханцами.

Это походило на правду. Шахская челядь глядела на русских с издевкой, близко к крепости не подпускала.

Наступал час расставания. Рябов, Микешин и еще один московский решили ждать Папина. Двое москвичей надумали идти в Шемаху.

Узнав ответ шаха, Копылов разыскал Никитина, ушедшего в горы, и удивился: никитинское лицо было спокойно. Он улыбался, лежа на земле и покусывая травинку.

- Пойдем! - позвал Копылов.

Никитин отрицательно покачал головой, похлопал ладонью по траве:

- Садись... Ну что, погибли вконец, а?

Копылов присел не отвечая.

- Не помог шах. Прав я был.

- Много ль толку от правоты твоей? - возразил Копылов. - Утешает она, что ли?

Выплюнув травинку, Афанасий оглядел удрученного товарища.

- Утешает, - сказал он. - Теперь, по крайности, все кончено, в ноги тыкаться никому не надо.

- Легко тебе так говорить! - с сердцем кинул Серега. - Ты один, как перст. А меня баба и ребята ждут.

- Броннику хуже пришлось! - напомнил Афанасий.

- Илье все равно не помочь, так и поминать про него нечего! - отрезал Серега. - Не стыди меня попусту. Лучше сказал бы, что делать теперь?

Он поднял на Афанасия измученные, ожидающие глаза, и Никитину стало горько, что обидел товарища.

- Слушай, Серега, - Афанасий тронул колено друга. - Я не стыдить хотел тебя. Думка одна появилась...

Копылов ждал, но узкие черные глаза его выдавали недоверие.

- Есть для нас путь, - медленно начал Афанасий.

- С боярином на Русь?

- На Русь? Не... Нам с тобой Русь заказана. Нищим быть не хочу, помирать под кнутом - не для того жил я... Нет, не на Русь. За море.

Копылов только рукой махнул.

- С Али? А наторгуешь ли? Да вернешься ль? Говорю ведь - ждут меня!

- Меня тоже... ждут... - поглядел в глаза товарищу Никитин, и Копылов понял, о ком он говорит. - Ты сам мои думы знаешь. Хотелось и мне в Тверь поскорее. Но как приду, с чем? Да если Кашин и простит, все равно доли не будет. В долг уж не дадут - не подо что. Так велишь мне в холопы идти иль в монастырь? На Оленину беду со стороны глядеть да пальцы грызть? Опять перед каждым шапку ломить? Не хочу! Не стану!

Копылов впервые увидел Никитина таким. Знал, что и смел он и скор на решения, видел его в бою, но такого взбешенного лица ни разу еще у Афанасия не было. Подбородок выдался, скулы ходят, глаза - как будто самого заклятого врага выцелил.

Никитин рванул ворот халата.

- Должна доля каждому человеку быть! На Руси не нашел - поищу за морем. Али! Что Али? Он мне на первых порах поможет. Я дальше пойду. В Индию.

Копылов не сразу нашелся, что ответить. Потом забормотал, отводя глаза:

- Бог с тобой! Афоня! Друг! Не ведаешь, что говоришь...

- Сиди, - твердо ответил Никитин. - И не отводи глаза. Я в своем уме. Не рехнулся. Тебя что, Индия испугала? А ты что знаешь про нее? А? Сказки слыхал? А я не токмо слыхал - читал. Но ведь везут товары оттуда? Не помирают? Нет, не помирают. Только через двадцать рук продают, и пока товар до нас дойдет, он золота дороже. Да. И какие бы сказки ни писали и ни сказывали - одно все твердят: страна дивная. Все есть. Я вот с Али говорил, с другими тезиками. До Твери не ближе, чем до Индии. У них в Мазендаране купцы встречаются, которые почти до самой Индии доходили, с индийскими народами торговали. Море переплыть оставалось. Ну, я перед морем не остановлюсь. И разумею: если индийцы обычный товар берут, то пугаться их нечего. Такие же люди, как мы.

Копылов растерянно помаргивал, открывал рот, чтобы вставить слово, но Никитин говорить не давал:

- Молчи!.. Вот, скажи, знал ты шемаханцев раньше? Нет, не знал. Опасался к ним идти? Было такое. Ну и что? Люди как люди. Есть хорошие вроде Юсуфа, есть сволочь вроде Магомедки... Думаю, и Индия такова.

- Да ты всерьез, что ли? - улучил, наконец, миг Копылов.

- Всерьез. И скажу еще: кроме как туда, некуда нам идти больше. Всем рискнуть, а еще раз удачи попытать. А уж коли повезет - в первые люди выйдешь. Забудешь, как другим кланяться.

- Боже, боже! На кой дьявол тебе Индия сдалась?.. Ну, не хочешь на Русь идти, тут как-нибудь приторгуй. Зачем же сразу - в Индию. И дорог туда нет... И даль... Да и есть ли она, Индия-то?.. А, Афанасий... Или ты мне голову морочишь?

Серега испытующе заглядывал в никитинское лицо.

- Эх-ма! - поднялся Афанасий. - Вижу, не укладывается ничего в голове твоей. Пошли.

- Когда ты хоть надумал про тую Индию? - растерянно спросил Копылов.

- Давно надумал! - спокойно ответил Никитин. - Больно много слышу про нее. Повидать захотелось!

- Говоришь так, будто в рыбную слободу собрался.

Никитин поглядел на Копылова сверху вниз:

- Не все ж возле дома топтаться! Одному и в слободу от посада - далеко, другому и в Индию - близко. Идем со мной. Доберемся.

- Помилуй тебя господь, Афанасий. Москвичи за Хвалынь боятся, а ты...

...Когда это было? Неужели так недавно? Да, недавно. И вот последняя ночь вместе. Завтра расставанье. Весь путь из Койтула, все часы в Дербенте и потом, когда ушли из Дербента в Баку, Копылов не отставал от Никитина. Тот видел беспокойство товарища и то посмеивался, то сердился.

В этом отчаянном положении, когда никакого выхода не находилось, мысль о походе в Индию, как ни странно, окончательно укрепилась в Никитине.