Айан Гейтли - Дива Никотина. История о том, как табак соблазнил мир Страница 31

В период регентства Принни в британском обществе произошла революция, хотя и совершенно иная, чем на континенте, в ходе которой все ограничения, которые «старый порядок» накладывал на нюхание табака, были отвергнуты. Вождем этой революции был Джордж Брайен Браммель по прозвищу Красавчик, о котором говорили, что оп «самозабвенно посвятил себя одной-единственной цели: носить одежду с пониманием и изяществом: если другие одевались, чтобы жить, то он жил, чтобы одеваться». Красавчик Браммель был английским вариантом Казановы, разве что домогался он своим обаянием не женщин, а мужчин. Во многом известность Красавчика проистекала из его исключительной преданности личной гигиене, которая поражала его современников, хотя в наше время едва ли показалась бы чрезмерной. Красавчик ежедневно мылся, каждый день менял одежду, регулярно стригся, придерживался диеты и ради стройной фигуры делал физические упражнения. Он вызвал сенсацию при королевском дворе, где никогда прежде не видели такого опрятного человека и где уже к тридцати годам люди нередко переставав следить за своей внешностью. Революция Красавчика Браммеля коснулась мужской одежды, париков, воротников, украшений и брюк, отменила моду, около двухсот лет существовавшую при дворах коронованных особ и стала предшественником современной одежды. Новшествам Браммеля отчасти помог налог на пудру для волос, что привело к отказу от париков и к демонстративной сгрижке в Палате общин. Короткие волосы вполне соответствовали новому облику Красавчика: темный строгий фрак, безупречно белый воротничок, длинные брюки со штрипками, продетыми под каблуками ботинок из черной кожи. Браммель придерживался минимализма: простота линий, качественный материал, идеальный покрой. У новой моды были свои недостатки: «денди», как называли последователей Браммеля, порой до крови ранили себе уши о накрахмаленный воротничок, когда поворачивали голову в сторону. Сосредоточенный на чистоте Красавчик стал по-особому нюхать табак. И его привязанности к табаку и жеманной манере нюхать широко подражали. Лондонцы стали такими же модными, как парижане, по словам Казановы, пятьдесят лет тому назад. Любимый сорт Браммеля — «Мартиника», легкая смесь без запаха — продавался в самом старом и дорогом магазине нюхательного табака в Лондоне «Фрибург и Трейер», основанном в 1720 году. Красавчик приобщил Принни, Принца Уэльского, к нюханью табака, и тот стал покровительствовать фирме «Фрибург и Трейер» (первое королевское одобрение табачного изделия), о чем она сообщала на этикетках.

Не только короткие волосы и опрятная одежда оказывали влияние на британское общество во времена регентства. Простота мужской одежды нашла отражение в георгианской архитектуре и в довольно простой, если разобраться, женской моде, отказавшейся от многочисленных юбок прошлого века, а заодно и от нижнего белья. Женщины продолжали нюхать табак, следуя примеру королевы Шарлотты, которая предпочитала «Марокко» и приобретала его по двенадцать фунтов за раз там же, где покупал табак ее сын и наследник.

Это видимое единство породило контркультуру в виде «романтизма». Принадлежавшие к нему литераторы и художники поклонялись природе и призывали человека к взаимодействию с ней. Первые романтики, Сэмюэль Колридж и Уильям Вордсворт, оба курильщики трубок, очаровывали общество своей поэзией, которую оно толковало (к их раздражению) как буколическую лирику. Романтики призывали общество к такой простой, псевдо-сельской деятельности, как строительство загородных домов, провождение времени на природе и курение.

Вторая волна романтиков продвинула курение в восприятии общества еще дальше. На ее гребне оказался Джордж Гордон, лорд Байрон, отважившийся вернуть секс в любовную историю, чей титул, равно как и гениальность, предоставили ему беспрепятственный доступ в высшее общество. Когда лорд Байрон прибыл в Лондон, его остроумие, обаяние и экстравагантная внешность вызвали сенсацию, а поведение — несколько скандалов. Появление Байрона в обществе стало мощным стимулятором привычки нюхать табак. Герцог Сассекский, женившись на Августе Ли (первой любви Байрона, к тому же его единокровной сестре), открыл счет в «Фрибург и Трейер» во время своего сумбурного бракоразводного дела (которое по причине его общественного положения требовало специального разрешения Палаты лордов). Его привязанность к нюхательному табаку росла по мере продвижения дела.

Байрон был заядлым курильщиком. Он приобрел эту привычку во время своих многочисленных зарубежных поездок, где наблюдал за тем, как табак влияет на разные народы и религии. Его поэтический гений вызывал восхищение, а когда Байрон блистательно прославил свое любимое курение, в зубах его лондонских почитателей стали появляться сигары:

...О табак, табак!С востока до страны, где гаснет день.Равно ты услаждаешь турка леньИ труд матроса. В негах мусульманеСоперник ты гаремного диванаИ опиума. Чтит тебя Стамбул;Но люб тебе и Страида спертый гул(Хоть ты там хуже). Сладостны кальяны.Но и янтарь струит твои туманыПленительно. К тебе идут уборы;Но все ж краса нагая тешит взорыМилей: и твой божественный угарВполне изведал лишь знаток сигар![6]

Хотя романтизм и Пиренейская война проложили путь к повторному появлению курения в британских высших кругах, общество в целом его по-прежнему не принимало. Курение допускалось только вне помещений и не стало еще характерной особенностью многолюдных приемов, раутов и прочих общественных собраний. Общество по-настоящему приняло курение сигар только после того, как курить стали офицеры-кавалеристы. Курить в седле было гораздо удобнее, чем пользоваться табакеркой. С сигарой во рту можно было держать в руках пику или саблю, и к тому же, по счастливому совпадению, она хорошо подходила к пышной растительности на лице: борода и усы были очень популярны у драгунов того времени.

 После военных успехов Англии на континенте и последовавших за ними великолепных лондонских празднеств возникло повальное стремление вооружаться и сражаться с французами. Денди бросились покупать патенты в конные полки, где их ожидала красивая форма и породистые лошади. Они создавали новые эталоны галантного поведения и остроумия и учились курить сигары. Все три умения представлены в следующем отрывке из «Ярмарки тщеславия», где ставший кавалеристом денди обращается к впечатлительной и жизнерадостной Бекки Шарп:

— Вам не мешает моя сигара, мисс Шарп?

Напротив, мисс Шарп больше всего на свете любила запах сигары на свежем воздухе и как-то даже попробовала покурить — с прелестнейшими ужимками выпустила облачко дыма, слегка вскрикнула, залилась тихим смехом и вернула деликатес капитану. Тот, покручивая ус, тотчас же раскурил сигару так, что на конце ее появился яркий огонек, пылавший в темных зарослях красной точкой.

— Черт!.. Э-э!.. Ей-богу… э-э, — божился капитан, — в жизни не курил такой чудесной сигары! — Его умственное развитие и умение вести беседу были одинаково блестящими и вполне подобали тяжеловесному молодому драгуну.[7]

Британским кавалеристам вскоре представился случай проявить свои военные, а заодно и светские навыки, когда Наполеон бежал с Эльбы и, призвав к себе ветеранов, попытался вновь вернуть господство в Европе. Союзники поспешили созвать армии, и противоборствующие стороны встретились под бельгийской деревней Ватерлоо.

Очевидная одержимость англичан внешним видом маскировала их небрежение личной опасностью. Английские кавалеристы были известны своей храбростью, красотой и глупостью. Их тактика состояла из одного-единственного маневра — стремительной атаки, которая совершалась таким образом, словно они преследовали лису. Первый бой с французами у Катр-Бра, накануне сражения при Ватерлоо, впечатлил ветерана Пиренейской войны: «Сердце радовалось, видя, с каким азартом лейб-гвардейцы вступили в дело; они без колебаний ринулись в бой и раскидали противника по сторонам». Пехотинцы были поражены, когда увидели, что английские кавалеристы покинули поле боя, чтобы переодеться, — они не хотели сражаться в грязных мундирах.

 Репутация кавалерии была подтверждена и преумножена два дня спустя в сражении под Ватерлоо. Отряд союзников внезапно контратаковал подразделение французской конницы и последовал за ним мимо французских орудий и нескольких линий пехоты, и лишь когда до Наполеона оставалось не более ста ярдов, уланы повернули своих обессиленных лошадей назад. Остатки отряда союзников, возвратившись к расположенным в лесу тыловым частям, чтобы перегруппироваться, были удивлены, обнаружив там бельгийские отряды, отступившие при первом же натиске французов: «Я заглянул в глубь леса и изумился; здесь были целые роты, по порядку расставлены ружья, на кострах кипят котелки, а солдаты лежат вокруг и курят так хладнокровно, как будто никакого врага в пределах дневного перехода нет». Атакующие французы, курение в лесу... но, так или иначе, союзники победили, и Наполеон был сослан на остров Святой Елены в Южной Атлантике, где и закончил свои дни, нюхая табак, которым бесплатно снабжали его победители. По возвращении в Лондон героям Ватерлоо устроили торжественную встречу. Виконт Веллингтон получил титул герцога Веллингтонского. Как и при Елизавете, победу за границей в Великобритании праздновали с табачным дымом.