Жорж Блон - Флибустьерское море Страница 31

Но судьба не наделила сиятельного головореза даром ясновидения. Лицо Моргана покрылось багровыми пятнами: совет на палубе, который он считал простой формальностью, поставил под сомнение его авторитет стратега! Решив более не спорить с нахальным голландцем, он сухо потребовал, чтобы присутствующие проголосовали, согласны ли они штурмовать Гавану. Лишь несколько человек подняли руку. Морган отчетливо услыхал, как стоявший рядом Моррис выругался и сплюнул на палубу.

В такие-то минуты и проявляется мастерство человека, желающего удержать власть.

– Ну что же, – добродушно заключил Морган, – я снимаю свое предложение. Мы не станем штурмовать Гавану в этот раз. Но мы ведь собрались, чтобы найти цель, устраивающую всех. Давайте подумаем. Лучше будет, если я оставлю вас одних. Посоветуйтесь. Через час я вернусь и выслушаю предложения.

Засим валлиец встал из-за стола и с достоинством прошествовал в каюту. Моррис двинулся было за ним, но адмирал даже не взглянул в его сторону. Капитан остался на палубе, бросая на делегатов гневные взоры.

Мысли Моргана во время этой паузы не были окрашены в радужные тона. Уметь сохранять достоинство при плохой игре – вещь похвальная, но столь явный афронт его престижу перенести было трудно. В дальнейшем мы увидим, что подобные выходки дорого обходились строптивцам. Сидя в золоченом кресле из гранадского дворца или меряя широкими шагами каюту, он чутко прислушивался к разноголосому говору флибустьеров. Больше всего Морган злился на себя – почему он с самого начала не поставил этот сброд на место?! Однако дело приняло иной оборот, и теперь следовало срочно брать бразды правления в железные руки, пока пиратская вольница слишком не возомнила о себе.

Когда адмирал вновь появился на палубе, Моррис изложил предложение, на котором сошлись все делегаты. Морган, не дослушав его, согласился – так, словно это было намерение, которое он собирался высказать сам. Главным для него в тот момент было избежать нового спора.

Целью нападения был выбран Пуэрто-дель-Принсипе, город, расположенный в глубине острова, примерно в пятнадцати лье от побережья. Один из флибустьеров, человек с хорошо подвешенным языком и побывавший, подобно голландцу, в плену у испанцев на Кубе, утверждал, что в Пуэрто-дель-Принсипе «есть чем поживиться». Город этот ни разу еще не пострадал от нападений, жители его не опасались флибустьеров, дозорные обленились.

– Они ведут большую торговлю шкурами с Гаваной. Сундуки у купцов ломятся от золота и серебра. Мы стоим как раз недалеко от бухты Санта-Мария, там надо выгрузиться и идти на Пуэрто-дель-Принсипе.

Забегая вперед, скажем, что лишь последняя деталь соответствовала истине, во всем остальном не было ни грана правды. Пуэрто-дель-Принсипе, как явствует из его названия, был поначалу построен как морской порт. Но пираты настолько часто нападали и грабили его, что жители решили переселиться в глубь острова, сохранив прежнее наименование города. Впрочем, город – слишком сильное слово для поселения, насчитывавшего в 1668 году от силы сотню домов. А набитые серебром и золотом сундуки существовали лишь в воображении информатора. «Большая торговля» с Гаваной заключалась в натуральном обмене: жители Пуэрто-дель-Принсипе доставляли туда на мулах шкуры, солонину и куриные яйца, а назад везли одежду, хозяйственные и бытовые предметы. Безусловно, бывшему пленнику испанцев не было никакой выгоды врать, более того, это было сопряжено для него с известным риском. Но мифоман чужд всякого расчета. Главным для него было «показать себя» и произвести на коллег столь же сильное впечатление, как голландец. Чтобы покончить с ним, скажем, что ему удалось избежать наказания, поскольку он успел погибнуть в бою.

Небольшая армада Моргана двинулась к рифам, адмиральский корабль шел первым. Предстояло пройти меньше двадцати морских лье до бухты Санта-Мария, где была намечена высадка. Нет сомнений, что на судах было произнесено немало отборных ругательств, когда флибустьеры увидели, что трехмачтовик Моргана, обогнув рифы с запада, двинулся не на север, к кубинскому побережью, а продолжал идти курсом на запад, пока не скрылся из виду. Участники экспедиции Мансфельта-Моргана против Кюрасао, возможно, припомнили необъяснимое поведение командующего перед голландским островом. Однако, как и тогда, армада, несмотря на проклятия и ругань экипажей, продолжала в полном порядке следовать за адмиралом.

Не потеряв по дороге ни одного судна, Морган обогнул мыс Сан-Антонио, западную оконечность Кубы, и, повернув на восток, оказался в виду Гаваны. Да-да, именно так: он появился перед Гаваной весьма близко от берега и средь бела дня! «Береговые братья» в восхищении хлопали себя по ляжкам и перебрасывались восторженными восклицаниями, глядя, как купеческие суда на всех парусах мчатся в гавань под защиту пушек крепости Морро. Раздался орудийный гром, крепость окуталась дымом, но ядра плюхнулись в воду с большим недолетом впереди флибустьерской армады. Ни один галион не осмелился выйти из порта навстречу противнику. Возможность подразнить грозного врага наполнила сердца этих отъявленных головорезов поистине детской радостью. Они были сильнее! Те же самые люди, что отказались идти к Гаване и проклинали своего предводителя, теперь дружно вопили: «Да здравствует адмирал Морган!», словно он уже привел их к победе.

Демонстрация закончилась. Морган так и не объяснил, зачем она понадобилась. Скорее всего, он продефилировал перед Гаваной, чтобы взять реванш за недавнее унижение и заставить строптивую вольницу почувствовать его железную десницу. Мы видели, что ему воздалось сторицей. С другой стороны, как мы убедимся, эта акция имела самые неожиданные последствия.

Итак, покрасовавшись на виду у всей Гаваны, флибустьерский флот повернул назад, вновь обогнул остров и вошел в бухту Санта-Мария, где бросил якорь.

Едва выгрузившись на берег, пираты поняли, что о внезапном нападении надо забыть: поперек дороги были устроены завалы из бревен, из чащи леса летели пули. Пока Морган крейсировал подле Гаваны, какой-то шпион или предатель успел предупредить жителей Пуэрто-дель-Принсипе. Но препятствия не были столь серьезны, чтобы остановить колонну: флибустьеры обходили завалы, неуклонно двигаясь вперед.

Дорогой Морган распорядился о порядке действий в Пуэрто-дель-Принсипе. С именитых горожан и богатых купцов брать выкуп, а если замешкаются, немедля пытать. При надобности предавать их публичной казни в назидание остальным. Если пленных окажется слишком много, часть тут же перебить, чтобы не вздумали бунтовать. Но если ситуация неожиданно осложнится, перебить всех без разбора.

Позже Морган станет отрицать, что отдавал подобные приказания. Но в целом отношения пиратов с испанцами резко ухудшились со времени взятия Гранады, где валлиец проявил известное милосердие и снисходительность. Все объясняется тем, что за это время на Ямайку поступили тревожные вести.

Испанцы, вновь овладев Санта-Каталиной, перебили там оставленных Мансфельтом колонистов; пойманных англичан отправили на перуанские рудники, где даже крепкие и привычные к тяжелому труду индейцы мерли как мухи. В Картахене и иных местах английских пленников предавали суду святейшей инквизиции:

– Отрекитесь от своей еретической веры, иначе пойдете на костер!

Инквизиторы безжалостно жгли индейцев, которые не выказывали горячего желания креститься или же, будучи окрещенными, втайне поклонялись своим древним божествам. Но англичан! Эти мрачные сообщения не могли не вызвать ответной реакции.

Продвижение колонны слегка замедлилось у последних завалов, но вскоре флибустьеры вышли на зеленую пампу, посреди которой стоял странного вида город Пуэрто-дель-Принсипе.

Казалось, его жители мобилизовали все свои возможности, чтобы сложить из крупных желтых камней маленькую крепость и две церкви; на большее у них не хватило сил – остальные дома представляли собой жалкие халупы.

Другая странность заключалась в том, что испанцы не заперлись в крепости и не разбежались по окрестным лесам. Алькальд выстроил свое войско в чистом поле, прямо перед городом. На первый взгляд там было человек восемьсот, не менее, что намного превосходило численность населения Пуэрто-дель-Принсипе. Власти успели собрать по окрестным асьендам и деревням дополнительные резервы.

Наконец – что еще более удивительно – миниатюрное войско было выстроено в пампе, согласно армейским уставам того времени: пехота – в центре, кавалерия – на флангах. Мундиры пестрели не густо, преобладало гражданское платье, зато в центре реяло огромное испанское знамя.

Флибустьеры двигались прежним шагом. Раздалась барабанная дробь, и слева и справа от каре пехоты взвилась пыль: алькальд бросил вперед кавалерию.

О разыгравшемся сражении Эксмелин оставил весьма недостоверную запись – как всегда, когда он описывает дела, в которых сам не принимал участия: «Пираты двигались строем под барабанный бой и с развевающимися флагами». У пиратов не было ни барабанов, ни знамен, а их тактика заключалась как раз в том, чтобы не маршировать строем, а рассыпаться цепью, уклониться от лобовой атаки кавалерии, постараться забежать с тыла, вспороть лошади брюхо или подрезать сзади сухожилия, упасть ничком наземь и затаиться, как труп, а затем, вскочив, выстрелить в упор или действовать клинком. Это были люди храбрые, знающие толк в военных хитростях и вовсе не стреноженные артикулом уставов или традицией – короче, умелые воины.