Михаил Вострышев - Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы Страница 31

Далее пристав просил судью возвратить ему протокол о Громове, «произведшем шум ночью», необходимый ему «для представления к имеющейся уже о Громове переписке». Так как разбирательство по протоколу уже было назначено, то судья выдал полиции копию с него.

Судья (поверенному Громова дворянину Поганько). Признаете ли вы вашего доверителя виновным в возводимом на него полицией обвинении?

ПОГАНЬКО. Нет, напротив, я прошу наказать уголовным порядком околоточного надзирателя за насилие, самоуправство и обиды, какие он сделал Громову.

СУДЬЯ. Так расскажите, как это случилось?

ПОГАНЬКО. Громов зашел поздно вечером случайно в квартиру Целес…

СУДЬЯ. Он — ее знакомый или родственник?

ПОГАНЬКО. Нет, в ее квартире живет, в комнате, женщина, которая пригласила Громова к себе. Некоторое время спустя женщина отпросилась у Громова разменять двадцатипятирублевку. Ушла, а он остался в ее комнате один. Вдруг входит околоточный и грозно обращается к Громову с вопросом: «Кто ты такой?» Громов ответил ему: «Второй гильдии купец Иван Федоров Громов». — «А зачем ты здесь?» — «За тем же, за чем, я полагаю, и вы пришли, — ответил он, думая, что господин Гротинг за тою же, как и он, надобностью. — Будьте повежливее, а не тыкайтесь», — добавил Громов. «Как ты, бородач ты этакий, смеешь мне так говорить? Я — околоточный надзиратель». «Не знаю, — сказал Громов, — но не ругайтесь». — «Так одевайся же, поганый купчишка, и пойдем в участок». — «Нечего мне там делать». — «Ты не рассуждай, а одевайся скорей». Он схватил Громова за рукав и стал тормошить. «Позвольте получить хоть сдачу; дайте одеться да скажите, наконец, за что вы меня тащите?» — «Удостовериться в звании. Ты, может, поляк какой!» — ответил Гротинг и, ничего не слушая, кликнул дворников и приказал им тащить Громова. Те взяли его, кто за руки, кто за ноги, и понесли раздетого по улицам. Кроме того, когда он не хотел идти, его связали веревками. Но он не буянил, не шумел. Немного выпивши, точно был.

СУДЬЯ. Он, значит, барахтался, если его связали?

ПОГАНЬКО. Да, не желал идти. Он говорил господину Гротингу: «Мой дом виден отсюда, ведите меня туда и узнаете, что я говорю правду». В участке он тоже показывал, что живет рядом, и просил отпустить его. Пристав ответил ему: «Вас проводят». Он думал — домой, а его свели в часть, где он и ночевал. По закону же никто не может быть задержанным без постановления суда.

СУДЬЯ. Называл Громов околоточного «городовым»?

ПОГАНЬКО. Нет. Да и ежели бы назвал, так это ничего не значит. Он и есть старший городовой.

ГРОТИНГ. Несправедливо. Я отправляю офицерскую службу, значит, не городовой. Да Громов еще бранил меня.

СУДЬЯ. Говорил Громов, что платит жалованье господину Трепову?

ПОГАНЬКО. Нет, не говорил. Написать они могли после все, что им вздумалось. Громов протокола не подписывал.

СУДЬЯ. Громов вносит подати, поземельные и прочие повинности в Думу и ее член?

ПОГАНЬКО. Да, вносит, как и все купцы.

СУДЬЯ. Может быть, Громов, говоря, что платит господину Трепову жалованье, разумел свои взносы в Думу, которая на городские суммы содержит полицию?

ПОГАНЬКО. Разуметь-то это всякий разумеет, только Громов ничего этого не говорил.

СУДЬЯ. Городовой был в комнате, где был Громов вместе с Гротингом?

ПОГАНЬКО. Не был. Если бы Гротинг вошел с городовым, Громов и знал бы, что они по службе. А как Гротинг взошел один, то иначе нельзя было и думать Громову о нем, как то, что он ему заявил. «Покажи, — говорит Гротинг, — паспорт». А где же было Громову его взять? В Петербурге никто не ходит по улицам с паспортом в кармане, чтобы на всяком месте, в каждом доме показывать его полиции. Да этого, я думаю, нигде в целом свете не требуется. А тут человека, живущего через дом, за углом, потащили раздетого по улице, связали ему руки. Он, разумеется, принужден был кричать, и его развязали по настоянию публики, проходившей мимо. Публики было немало, да никто не захотел идти с ним на суд полиции, это всякому неприятно.

СУДЬЯ. Долго просидел Громов под арестом?

ПОГАНЬКО. До 12 часов другого дня. Из полиции Казанской части его отправили в 3-й участок Спасской части, где он живет, для отдачи, точно на смех, под благонадежное поручительство, как преступника! Там это исполнили, а переписку вернули назад.

СУДЬЯ. И никакого шуму, вы говорите, не было в квартире Целес, когда околоточный пришел?

ПОГАНЬКО. Нет, совершенно тихо было. Когда Громов очутился на свободе, он пришел к приставу, господину Юнгу, спросил, в чем его обвиняют, и просил показать ему протокол. Но господин Юнг сказал ему, что отослал протокол к начальнику секретной полиции господину Жерве. Громов отправился к господину Жерве, который объявил ему, что передал протокол обратно господину Юнгу, от которого все зависит, и велел от себя передать господину Юнгу, чтобы побывал у него. Был ли он или нет — не знаю.

СУДЬЯ. Да о чем же был протокол у господина Жерве?

ПОГАНЬКО. Об оскорблении будто бы Громовым обер-полицмейстера. Громов пошел опять к господину Юнгу, который предложил ему зайти вечером. А вечером смилостивился, сказал, что из снисхождения кончает это дело, и посоветовал извиниться перед околоточным, что Громов и исполнил.

СУДЬЯ. Зачем же он, считая себя не только правым, но и обиженным, хлопотал в полиции об окончании дела?

ПОГАНЬКО. Он — человек несведущий, семейный. Боялся огласки — своего пребывания у женщины и поручительства. Он думал, что находится под домашним арестом, и что его на всю жизнь отдали на поруки. На другое утро он просил господина Юнга снять с него поручительство, и господин Юнг при нем же велел писцу послать об этом бумагу.

СУДЬЯ (Гротингу). А по-вашему, как дело было?

ГРОТИНГ. Я был послан осмотреть некоторые дома, в которых скрываются разные бродяги. Когда я обошел несколько квартир, дворник сказал мне, что нужно осмотреть и эту квартиру, то есть Целес. Я вошел вместе с городовым и дворником в переднюю, осмотрел две комнаты и никого в них не нашел. Дверь в третью комнату была затворена. Я спросил хозяйку Целес: «Кто там?» — «Гость у живущей там женщины», — ответила она. «Вышлите ее сюда, надо посмотреть ее билет». — «Она, — говорит, — ушла, и гость один».

СУДЬЯ. Знали вы, что в квартире Целес живут известные женщины?

ГРОТИНГ. Нет, не знал. Я бы не пошел к ней, если бы дворник не указал.

СУДЬЯ. А дворник заявлял вам, что Целес держит известных женщин на квартире?

ГРОТИНГ. Говорил. Я искал не женщин, а бродяг. Я вошел в комнату, вижу, сидит на постели раздетый мужчина. Я спросил, кто он. «Тебе, — говорит, — какая надобность?» — «Мне нужно убедиться в личности». — «Для чего?» — «Я разыскиваю людей». Я стал просить его одеться и идти со мною в участок, а он возражал, что я за тем же пришел, как и он. Но я человек женатый, семейный…

СУДЬЯ. При хозяйке это было или без нее?

ГРОТИНГ. При хозяйке. Потом, когда я настаивал, чтобы он оделся, он начал ругаться, назвал меня городовым. Я послал дворника за понятыми — дворниками. Я требовал от него удостоверения его звания.

СУДЬЯ. Но чем же мог он удостоверить вас? Вам же известно, что к женщинам легкого поведения ходят ночью всякие мужчины и, конечно, паспортов с собой не носят?

ГРОТИНГ. Это уж не мое дело. Я искал подозрительных людей, исполнял данную нам инструкцию. И дворники уговаривали его одеться, но он ничего не слушал. Дворник хотел надеть ему сюртук, но он не давался, сопротивлялся. Его и свели в участок. Мы полтора часа напрасно уговаривали его идти. Надо же было что-нибудь сделать? В участке он неясно говорил, где живет. Указывал, что торгует на Александровском рынке.

ПОМОЩНИК ПРИСТАВА КАПИТАН МЕЛАРТ (из-за барьера). Это при мне было. (Подходит к судейскому столу.)

СУДЬЯ (Меларту). Говорили вы Громову, что его поведут домой, а вместо того отправили в часть?

МЕЛАРТ. Если бы он жил в нашем участке, мы могли бы послать городового удостовериться. А то он в другой совсем части живет.

СУДЬЯ. Ведь участок, в котором он живет, рядом с вашим?

МЕЛАРТ. К нам ночами много приводят разных людей, и всех рассылать по домам с городовыми нельзя — городовых не хватит.

ПОГАНЬКО. Но по закону нельзя же арестовывать людей без всякой причины.

ГРОТИНГ. Он мною не был арестован, а только доставлен в участок.

ПОГАНЬКО. Несправедливо, посажен в арестантскую почти на сутки, вместе со всякими мошенниками, бродягами. А это ему оскорбление.

МЕЛАРТ. Он был посажен для вытрезвления, а это не может его оскорбить. Выпустили его утром.

СУДЬЯ (Гротингу). Вам говорил господин Юнг, что оканчивает дело у себя?

ГРОТИНГ. Да, Громов и у меня просил извинения, и я ему извинил. Он был не в трезвом виде, и я на него не претендую за то, что он меня оскорбил. В участок привели его под руки.