Александр Бондаренко - Утаенные страницы советской истории. Страница 32

— В книге Уильяма Ширера «Взлет и падение третьего рейха» опубликовано письмо Гитлера к Муссолини от 21 июня 1941-го. Фюрер уведомляет о предстоящем нападении на СССР и пишет: «И если я медлил до настоящего момента, дуче, с отправкой этой информации, то это потому, что окончательное решение не будет принято до семи часов вечера сегодня». А сегодня в литературе создается мнение, что абсолютно все, кроме Сталина, знали, что война начнется 22 июня — Сталин же не знал потому, что не хотел верить.

НИКИФОРОВ: Вопрос о реакции Сталина на информацию разведки перед 22 июня следует рассматривать несколько по-иному. Мы все почему-то повторяем, что он не верил, выкидывал донесения разведчиков в мусорную корзину, и отсюда возникает разговор об ошибке, которую Сталин допустил…

КИРПИЧЕНКО: Это, конечно, не так! Разведка давала реальную картину подготовки Германии к войне — это была информация и устная, и документальная, она шла на протяжении десятка лет. Ведь подготовка Германии к войне началась еще до прихода Гитлера к власти… У нас только в «Красной капелле» насчитывалось до ста источников. Еще более точная информация шла из Англии, где были «Кембриджская пятерка» и другие источники. К сожалению, это вообще парадоксальная вещь, но первая информационная служба разведки была создана только в конце 1943 года. Поэтому поступавшая информация «заглатывалась» Политбюро и Сталиным только «живьем». Направлялся документ: «Источник сообщил…» — и никакого анализа. Если же предположить, что внешнеполитическая разведка изо дня в день давала бы обобщенную систематизированную информацию, то, может, мнение Сталина было бы другим…

— У нашего противника была точно такая же проблема. В книге «Лабиринт» бывший шеф внешнеполитической разведки рейха Вальтер Шелленберг пишет: «Гитлер много раз жаловался Гиммлеру на Канариса: «Военная разведка обычно направляет мне пачки необработанных документов. Конечно, они имеют большую ценность и поступают из надежных источников, но анализировать их приходится мне, что не совсем удобно… «То же самое говорилось и мне вплоть до 1944 г.».

В общем, вопреки всем утверждениям, Сталин о грядущей войне не только знал, но и готовился к ней… В чем же тогда причины катастрофы лета 1941 года?

КИРПИЧЕНКО: Ошибка Сталина была в том, что он верил в силу своей дипломатии, во все заключенные соглашения, в «пакт Молотова — Риббентропа»…

НИКИФОРОВ: А что можно было в той ситуации сделать лучше, чем то, что было сделано? Что мог сделать Сталин, всерьез принимая донесения разведки? Хочу высказать такую мысль: раз мы не можем утверждать, что возможно было сделать что-то лучше, то, наверное, тогда нет и причины говорить об ошибке…

КИРПИЧЕНКО: СССР нужно было хотя бы полтора года для перевооружения и подготовки армии. У нас много говорят о технике, что армия была ослаблена, поскольку был репрессирован высший комсостав, и т. д. Но не это, пожалуй, главное. Недавно «Красная звезда» опубликовала материал западного историка: у нас вообще было недостаточно комсостава! «Штамповали» младших лейтенантов на курсах из более горластых и способных сержантов. Хотя Сталин стремился быстрее решить вопрос с образованием командного состава.

ГРИБАНОВ: Подготовка командиров была слишком уж скоротечной. Когда будущий Герой Советского Союза летчик Василий Барсуков вступил в войну, у него было тринадцать часов налета! Немцы отпускали своих пилотов в воздушные бои, когда у них был налет 200 часов. У французских летчиков из полка «Нормандия — Неман» — 600 часов! Понятно, что это политика… А все ж этот русский мужик завалил двадцать немецких самолетов да еще два в группе.

ЛОБОВ: В 1923 году Вооруженные Силы были сокращены на 5 миллионов — на всю огромную страну оставили полумиллионную армию! А в результате мы потеряли фактически весь квалифицированный офицерский корпус нашей страны. Только перед войной спохватились — довели численность армии до 800 тысяч, потом — до 1 100 000, а в конце 1940 — начале 1941 года вообще как вспышка получилась — четыре с половиной миллиона!

КИРПИЧЕНКО: А некомплект командиров для этой армии составлял 240 тысяч.

ЛОБОВ: Пришлось их тогда брать из народного хозяйства — агрономов, бухгалтеров, учителей… Вот она, реальная жизнь!

КИРПИЧЕНКО: Во время войны, когда я служил солдатом, у меня было два командира дивизиона — один с пятью классами образования, другой — с шестью.

ЛОБОВ: Прошли ускоренные курсы — и все, иди, воюй! Воюй, не понимая в тактике, не овладев как следует оружием, не разбираясь в стратегических или оперативных вопросах. Резкое сокращение армии после Гражданской войны было одной из самых больших наших ошибок… Кстати, после Великой Отечественной войны то же самое повторилось. Но это уже несколько другой вопрос…

НИКИФОРОВ: Если вернуться к нашей теме, то не стоит говорить о том, что Сталин закрывал глаза на реальность… Мы знаем о произведенных перебросках войск, о призыве накануне войны 800 тысяч резервистов, о документе Генштаба от 15 мая, так называемом плане Жукова, в преамбуле которого прямо указывается: на наших границах расположено столько-то и столько-то дивизий. Наш Генштаб видел, что приходится иметь дело с главными силами вермахта, они сосредоточились и Гитлер явно собирается пустить их в ход…

КИРПИЧЕНКО: Сталин знал, что будет война с Германией, готовился. Но он верил, что удастся оттянуть войну года на полтора путем дипломатических маневров. Сталина, кстати, очень волновал вопрос, как начнется война. Будет ли это внезапное нападение или будет предъявлен ультиматум — мол, дайте Украину, дайте нефть, хлеб — и тогда можно вести какие-то переговоры, как-то выиграть время. Или же нас втянут в войну путем провокации…

— Относительно провокаций гитлеровцы были большими специалистами. Достаточно хотя бы вспомнить начало Второй мировой…

КИРПИЧЕНКО: Отсюда и вопли Сталина: не поддавайтесь на провокации! А ведь они все время были — обстрелы, облеты немецких самолетов и так далее. Сталин не хотел, чтобы нас втянули в конфликт и мы таким образом лишились бы потенциальных союзников. К тому же он не верил, что Гитлер решится напасть на СССР, уже ведя войну с Англией. В этом его стратегическая ошибка, хотя, помимо внешнеполитической разведки, ему сообщали и военная разведка, и дипломатия, и разведки приграничных округов…

НИКИФОРОВ: Маршал Василевский впоследствии сказал, что надо было отбросить всякую маскировку и приводить в действия войска, невзирая на то, что будет сказано по этому поводу в мире и удастся ли Гитлеру представить СССР в роли виновника столкновения. Но Сталин действовал как политик, понимая, что стоит только открыто объявить мобилизацию, начать передавать в армию трактора и машины из сельского хозяйства — и весь мир поймет, что Советский Союз готовится к войне. Если бы Гитлеру удалось — а он очень старался — представить нас в роли виновника столкновения, страны, которая собирается напасть на Германию, то не было никакой гарантии, что Рузвельт и его союзники смогли бы оказать нам реальную помощь. В мире было полно сил, которые хотели бы эту войну интерпретировать как конфликт двух кровожадных диктаторов…

— Так что хотя войны избежать не удалось, и она началась для нас слишком рано, зато Германия все-таки выступила в роли агрессора. Гитлер вероломно напал на СССР. Как пишут многие историки, точнее — «исторические публицисты», он пошел по пути Наполеона… Л был ли у немецкой армии иной путь?

КИРПИЧЕНКО: Полной тождественности здесь нет. Разные эпохи, разные возможности, разные задачи… Как известно, наступление немцев началось на всем протяжении фронта, всюду двигалась на нас немецкая армада, так что это не было простым повторением наполеоновского прихода к нам в гости. Хотя и тот, и другой нацеливались на Москву. По мысли агрессоров, ее падение должно было ускорить поражение России, Советского Союза.

ЛОБОВ: Преклонявшийся перед Бонапартом немецкий историк Дельбрюк определил два понятия: «стратегия сокрушения» и «стратегия измора». Наполеон и Гитлер придерживались первой стратегии, заключавшейся в том, чтобы создать группировку, найти группировку противника, определить ее, нанести по ней сокрушительный удар, в обязательном порядке занять столицу государства и предъявить ему ультиматум. У Наполеона и у Гитлера были схожие планы: оба направляли свой главный удар на столицу, оба выбрали лето — июнь, считая этот месяц наиболее благоприятным по погодным и климатическим условиям. Только сухие дороги могли обеспечить блицкриг. В общем, их почерк одинаков…

ГРИБАНОВ: Не могу согласиться по поводу схожести их целей! Наполеон хотел остановиться где-то до Витебска, но, грубо говоря, необходимость заставила его идти на Москву — Русская армия отходила без боя. И если цель Гитлера — действительное завоевание России, то Наполеон хотел принудить Александра к повиновению, поддержанию континентальной блокады. Слова о том, что голова — это Петербург, а Киев — ноги, сказаны были только в Смоленске…