Марк Твен - Жанна дАрк Страница 33

За три дня в лагере был наведен образцовый порядок, - дикие варвары, как благовоспитанные дети, два раза в день являлись к мессе. Гулящих женщин в лагере не стало. Ла Гир удивлялся всему этому и ничего не понимал. Он уходил подальше от лагеря всякий раз, когда хотел отвести душу руганью. Это был грешник по своей натуре и привычкам, питавший, однако, суеверное уважение к священным местам.

Армия преобразилась. Восторженные чувства к Жанне, преданность ей и горячее желание сразиться с врагом, которое она разожгла в солдатах, превзошли все, виденное Ла Гиром за его многолетнюю службу. Он не находил слов, чтобы выразить свое восхищение и удивление перед этим чудом таинственных превращений. Раньше он презирал это войско, теперь же гордился им, уверенный в его мощи и сплоченности. Ла Гир говорил:

- Два дня тому назад они боялись кудахтанья курицы, а теперь с ними можно отправиться штурмовать врата самого ада.

Жанна и Ла Гир были неразлучны. Какой приятный и вместе с тем разительный контраст они представляли! Ла Гир-громадного роста, Жанна маленькая и хрупкая; он - преклонных лет и почти седой, она - в первом цветении юности; его лицо - бронзовое, испещренное шрамами, ее - такое прекрасное, румяное, свежее и чистое; она - такая добродушная, он - такой суровый и строгий; она- воплощение невинности, он - вместилище грехов и пороков. Ее глаза светились милосердием и состраданием; его - метали молнии гнева. Ее взгляд пробуждал в душе человека умиротворение и покой, его же, наоборот, - повергал всех в ужас.

Несколько раз в день они объезжали лагерь, и ничто не ускользало от их внимательного взгляда. Они осматривали каждый уголок, наблюдали, исследовали, давали указания. Их появление вызывало всеобщий восторг. Два всадника, две такие непохожие фигуры: одна - исполинская, полная богатырской мощи; другая - маленькая, грациозная и прелестная; он - крепость из ржавого железа, она - сияющая статуэтка из серебра. При виде их бывшие разбойники и злодеи произносили с благоговейным трепетом:

- Смотрите! - ангел божий в сопровождении дьявола.

В эти три дня, проведенные нами в Блуа, Жанна усердно старалась обратить Ла Гира на путь благочестия, очистить его от грехов, вдохнуть в его мятежное сердце смирение и кротость веры. Она настаивала, убеждала, просила его молиться. Но он не сдавался и все три дня слезно упрашивал оставить его в покое, избавить его только от одного, только от одного, совершенно для него невозможного - от молитвы. Он готов был на все, только не на это. Любой приказ он выполнит. Одно слово Жанны - и он бросится в огонь. Только не это, только не это - он не может молиться, никогда не молился, не знает, как и о чем молиться.

И все-таки - поверьте - ее настойчивость увенчалась полной победой. Она заставила Ла Гира молиться. Мне кажется, это свидетельствует о том, что для Жанны д'Арк не было ничего невозможного. Да, он встал перед ней, сложил перстами вместе свои одетые в железо ручищи и стал молиться. То была своеобразная, ни у кого не заимствованная молитва. Он сочинил ее сам, без посторонней помощи. Вот ее слова: "Боже милосердный, прости Ла Гиру то, что простил бы тебе Ла Гир, если бы ты был Ла Гиром, а Ла Гир богом" [В течение 460 лет эту молитву присваивали себе различные народы. Но первоначальный текст ее принадлежит Ла Гиру. Это подтверждают документы, хранящиеся в национальных архивах Франции. Это подтверждает и Мишле {Прим. стр.153}. (Примечание М.Твена.)].

После чего он надел шлем и, четко отбивая шаг, вышел из шатра Жанны, довольный собой, как будто совершил рискованное и трудное дело к обоюдному удовольствию.

Если бы я знал об этом, мне бы сразу стало понятным его приподнятое настроение, но я не мог и подумать.

В это время я направлялся в шатер и видел, как оттуда размашистым шагом вышел Ла Гир и торжественно удалился прочь. Зрелище поистине великолепное! Но у входа в шатер я остановился и, потрясенный, отступил назад. Я услыхал совершенно явственно рыдания Жанны,-прерывистые рыдания, полные боли и, как мне показалось, смертельного ужаса. Но я ошибся: она хохотала, хохотала до слез над молитвой Ла Гира.

Лишь через тридцать шесть лет мне удалось узнать об этом, и только тогда я мог впервые пролить слезы умиления, вспоминая картину беззаботного веселья юности. Эта картина выплыла, как из тумана, и предстала перед моим взором, возвращая меня в далекое, неповторимое прошлое, ибо вскоре наступил день, когда смех, этот прекрасный дар, посланный нам свыше, навсегда оставил меня.

Глава XIII

Мы выступили объединенными силами, с большой пышностью, и направились к Орлеану. Наконец-то первая заветная мечта Жанны начала сбываться! Впервые в жизни мы, юноши, увидели настоящую армию, и ее вид произвел на нас внушительное, неизгладимое впечатление. Как все это было интересно! Бесконечная колонна войск терялась в необозримой дали, продвигаясь вперед по извилинам дороги, словно исполинская змея. Во главе ехала Жанна со всем своим штабом; далее следовала группа священников, распевающих "Veni Creator" ["Явился господь" (лат.)], несущих хоругвь со знамением креста; а за ними необозримый лес сверкающих копий. Некоторые дивизии возглавлялись прославленными арманьякскими генералами, в число которых входили: Ла Гир, маршал де Буссак {Прим. стр.154}, сьер де Рец {Прим. стр.154}, Флоран д'Илье {Прим. стр.154} и Потон де Сентрайль.

Каждый из них был по-своему смел, дерзок и груб, но Ла Гир превосходил всех. В сущности, это были знаменитые, признанные разбойники; вследствие долгой привычки к беззаконию они совершенно утратили способность повиноваться, да и вряд ли у них была такая способность. Король строго-настрого приказал им "во всем слушаться Жанны, ничего не предпринимать без ее ведома и согласия".

Напрасные усилия! Для этих вольных птиц не существовало законов. Они редко слушались даже самого короля и никогда не подчинялись ему, если это их не устраивало. И теперь повиноваться Деве? Во-первых, они вообще не умели повиноваться ни ей, ни кому-либо другому; во-вторых, разве могли они относиться всерьез к военным способностям этой деревенской семнадцатилетней девчонки, которая училась сложному и кровавому военному ремеслу - где? На пастбищах, присматривая за овцами.

Они и не думали повиноваться ей, за исключением тех случаев, когда собственный опыт и знания подсказывали им, что требования Жанны правильны, разумны и не противоречат логике военного дела. Подлежат ли они осуждению? Думаю, что нет. Закаленные, бывалые воины - люди практичные и сообразительные. Не так-то легко поверить в способность неопытной девушки составлять планы кампаний и командовать войсками. Ни один генерал в мире не мог отнестись к Жанне серьезно (с военной точки зрения) до тех пор, пока она не сняла осаду Орлеана и не отличилась в боях на Луаре.

Быть может они не считались с ней? Далеко не так. Они дорожили Жанной, как плодородная земля дорожит солнцем, и надеялись, что с ее помощью урожай будет богатым, но снимать его надлежит им, а не ей. Они чувствовали к Жанне глубокое, суеверное почтение, полагая, что она в состоянии свершить нечто сверхъестественное, в чем они сами были бессильны. Да, она может вдохнуть жизнь и храбрость в жалкие остатки их поверженных армий и превратить солдат в героев.

По их мнению, с Жанной они были все, без нее - ничто. Конечно, она могла вдохновить солдат и сделать их боеспособными, но сражаться самой? Чепуха! Это уж дело генералов. Будут драться они, генералы, и под водительством Жанны придут к победе. Таковы были их суждения подсознательный вывод из ее ответа доминиканцу.

И они пошли на хитрость. Жанна ясно представляла себе картину будущих военных действий. Она намеревалась смело двинуться на Орлеан по северному берегу Луары. Такой приказ она и отдала генералам. Но они решили про себя: эта мысль - безумие, это грубая ошибка; ничего другого и нельзя было ожидать от ребенка, не разбирающегося в военном искусстве. Они тайком донесли об этом бастарду Орлеанскому. Тот также признал план нелепым - во всяком случае, таково было его мнение - и неофициально посоветовал генералам не подчиняться приказу.

Так они и поступили, обманув Жанну. Она же верила этим людям и не ожидала такого коварства, не была готова к нему. Это было хорошим уроком; она поняла, что доверяться никому не следует.

Почему же с точки зрения генералов ее план казался безумным? Да потому, что она хотела снять осаду немедленно, вступив в открытый бой, между тем как генералы собирались зажать неприятеля в кольцо, перерезать коммуникации и только потом, обессилив противника голодом, освободить город штурмом. Осуществление такого плана заняло бы многие месяцы.

К этому времени англичане возвели вокруг Орлеана несколько грозных фортов, именуемых "бастилиями", которые закрывали собой все городские ворота, кроме одних. Мысль прорваться сквозь эти крепости и ввести войска в Орлеан для французских генералов казалась нелепой, ибо, полагали они, это приведет к гибели всей армии. Несомненно, это было разумно с военной точки зрения, то есть было бы разумно, если бы не одно важное обстоятельство. Дело в том, что английские, солдаты были охвачены суеверным страхом: они верили, что Дева в союзе с самим сатаной. Поэтому мужество покинуло их, а силы иссякли. Солдаты же Девы, наоборот, были сильны, бодры и полны энтузиазма.