Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина Страница 33

Водка не водка, но в концлагерь Кира Павловна все равно угодила. Ее арестовали и, обвинив в шпионаже, сначала упекли в Лефортово, а потом сослали в Шую. Там ей, как родственнице Сталина, выделили камеру, стены которой были выкрашены в веселенький розовый цвет, а полы застелены кокетливыми домоткаными половичками.

Она вспоминала, что любил Сталин застольные песни и романсы. «Пел «Гори, гори, моя звезда», потом хохляцкую «У соседа хата била…». Еще пели абхазские заздравные песни, студенческие прошлых, царских времен, шуточные. Жданов тогда наяривал на гармошке, и под нее плясали «русскую». Анастас Микоян – не в такт – отплясывал лезгинку под граммофон. Сталин ставил любимую пластинку, кажется, это был фокстрот, но сам не танцевал после смерти жены. Еще Жданов, кажется, играл на пианино, «Пианист» у него была кличка, помню…»

Потом наступят иные времена, когда сталинские пьянки станут изощренной пыткой для его соратников. Кстати, зародившийся конфликт Хрущева и Берии, окончившийся много лет спустя расстрелом последнего, как раз на этой почве и произошел.

Никита Сергеевич пытался пить вместо водки воду, в чем и был уличен бдительным главой НКВД.

Хрущев пытался оправдаться: у него больной желудок, на что Берия возразил: и у него больной желудок, но он же пьет, раз Хозяин велит. О диалоге было доложено Сталину, и, кажется, самим Берией, после чего к Хрущеву стали присматриваться и наливать ему стали и больше, и чаще, чем другим.

Кстати, Никита Сергеевич, развенчав культ личности Сталина, сохранил традиции его пышных водочных застолий. Очевидцы утверждают, что были они даже и помпезнее сталинских, и пьянее.

С его знаменитым приемом в Тайницком саду по случаю завершения Всемирного фестиваля молодежи (1957 г.), собравшим за столом 10 тысяч гостей, не идут в сравнение даже пиры Бориса Годунова, большого любителя и умелого устроителя этого дела.

Под открытым небом, осененным рубиновыми звездами Кремля, накрыли сотни столов. За самым большим из них восседал Н.С. Хрущев в окружении членов Политбюро и тогдашних министров – Фурцевой, Жукова, Булганина, Микояна. Тосты следовали один за другим. Протокол был демократичный, поэтому от стола к столу, включая и самый высокий, ходили с бокалами все, кто захочет. Тех, кто сваливался с ног от излишне выпитого, бережно подбирала служба кремлевской охраны.

В отличие от Сталина, Хрущев много ездил по стране и по разным странам. И все его поездки – в колхоз или в США на сессию ООН, сопровождались выпивкой. В Киеве до сих пор вспоминают его пламенное выступление в защиту «царицы полей» – кукурузы на площади Хмельницкого.

Он был так пьян, что, говорят, едва держался на ногах.

Его дачные разносы «творческой интеллигенции» запечатлел В. Тендряков в рассказе «На блаженном острове коммунизма»:

«Хрущев… во время обеда, что называется, стремительно заложил за воротник и… покатил «вдоль по Питерской» со всей русской удалью.

Сначала он просто перебивал выступавших, не считаясь с чинами и авторитетами, мимоходом изрекая сочные сентенции: «Украина – это вам не жук на палочке!..» И острил так, что, кажется, краснел даже вечно бледный до зелени, привыкший ко всему Молотов.

Затем Хрущев огрел мимоходом Мариэтту Шагинян. Никто и не запомнил – за что именно. Просто в ответ на какое-то ее случайное замечание он крикнул в лицо престарелой писательнице: «А хлеб и сало русское едите!» Та строптиво осклабилась: «Я не привыкла, чтоб меня попрекали куском хлеба!» И демонстративно покинула гостеприимный стол, села в пустой автобус, принялась хулить шоферам правительство. Что, однако, никак не отразилось на ходе торжества.

Крепко захмелевший Хрущев оседлал тему идейности в литературе… Хрущев свирепо неистовствовал, все съежились и замерли…

– Прикидываетесь друзьями! Пакостите за спиной!.. Не верю вам!..»

Вот карточка меню на встрече с Хрущевым:

17 июля 1960 года

Икра зернистая

Расстегаи

Судак фаршированный

Сельдь дунайская

Индейка с фруктами

Салат из овощей

Раки в пиве

Окрошка мясная

Бульон с пирожком

Форель в белом вине

Шашлык

Капуста цветная в сухарях

Дыня

Кофе, пирожное, ассорти, фрукты

Как пишет Тендряков, «стеснительно не упомянуты напитки». Водка, например.

Именно водка рассорила Хрущева с Булганиным. Случилось это весной 1957 года на свадьбе еще одного сына Хрущева – Сергея Никитича. Изрядно подвыпив, Хрущев грубо обидел своего Предсовмина. Вспыхнув, тот потребовал впредь «выбирать выражения».

Извинись Хрущев, все бы закончилось миром. Но не таков был Никита Сергеевич, чтобы спускать своим подчиненным. Молотов, Каганович и Маленков покинули праздник, а с ними и Булганин – в достаточно демонстративной форме. Четверка собралась на даче Маленкова, где продолжила застолье, но уже с явно выраженным антихрущевским уклоном.

В их уходе первым почувствовал опасность Кириченко, доверенный человек Хрущева. Именно он кинулся к министру обороны Жукову:

– Георгий Константинович! Надо быть ко всему готовым! Эта компания не случайно демонстративно ушла со свадьбы. Я думаю, нам нужно держать ухо востро. Мы не дадим в обиду Никиту Сергеевича!

Кириченко был пьян, но ситуацию при этом оценивал трезво.

Для святой троицы «Молотов, Маленков, Каганович» и «примкнувшего к ним Шепилова» (Шепилов – член-корр. Академии наук, интеллектуал из ближайшего окружения Сталина, он поплатился карьерой за более чем нелестную характеристику H.С. Хрущева: «Неграмотный человек не может править государством!..» – Прим. А.Н.) дачный свадебный инцидент был сигналом к началу первого – 1957 года – антихрущевского заговора.

Не последнюю скрипку играл в нем и Булганин, затаивший обиду на пьяный выпад Хрущева. В странную паутину сплеталось в советской политике великое и низменное!

(Кстати говоря, незадолго до смерти, будучи пенсионером союзного значения, потребовал Никита Сергеевич крепкого пива и соленый огурец на закуску.)

Кто не знает кавказских обычаев, того покоробит сталинская манера вести деловые беседы в застолье. Но они, эти застолья, помогали Сталину реализовывать его планы.

В разное время – разные планы. В том числе и в международном масштабе.

Как явствует из довоенной фотохроники, Сталин на международных встречах пил водку. Этот крепкий напиток был своеобразным инструментом кремлевской дипломатии эпохи Сталина. Вот и в честь подписания «Пакта о ненападении» с Германией (1939 г.) Сталин чокается водкой с нацистским министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом.

Подписание договора с Японией, по воспоминаниям Молотова, сопровождалось не менее обильным потреблением водки.

«Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку (японский министр иностранных дел) и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать…»

Мацуока, видимо, хорошо уже выпив и в силу этого набравшись нахальства, предложил продать Японии северную часть Сахалина.

Сталин, контроль над собой не терявший, Сахалин ему не отдал:

«– Ведь вы нас тогда «закупорите и задушите»… Зачем вам нужен холодный Сахалин?

– Для спокойствия, – ответил Мацуока».

В беллетризованных воспоминаниях певицы В. Давыдовой, якобы находившейся в интимной близости со Сталиным целых 30 лет, есть про то, как отмечали открытие 7-го Конгресса Коминтерна члены политбюро:

«От коньяка и водки гости развеселились. Наши товарищи умышленно спаивали руководителя итальянских коммунистов и секретаря исполкома Коминтерна… Хрущев и Тольятти (Пальмиро Тольятти – генсек компартии Италии. – Прим. А.Н.) вместе танцевали, зрелище неописуемое, великолепное клоунское антрэ…»

О сталинской «клоунаде» упоминает и шеф польской службы безопасности Берман, участвовавший в сталинских «сатурналиях». У него голова пошла кругом, когда русский нарком Молотов с серьезной миной пригласил его на вальс. Поляк не знал, что Молотов великолепно танцевал и его даже называли тут «наш городской танцор». Стоило Сталину запустить граммофон, он сразу же приглашал на вальс кого-либо из соратников, чем страшно смешил Сталина. «Когда Сталин приказывает танцевать, – говорил Хрущев Микояну, – умный человек всегда танцует…» Интересно, кого он имел в виду?

Хрущева Сталин заставлял танцевать гопак. Пишут, что пляшущий Хрущев был похож на «корову, танцующую на льду». Он потел, но, желая угодить Сталину, плясал до упаду. «Я, как женщина, передвигал ногами в ритм, – писал поляк, – Молотов вел… Я пытался сохранить ритм, но постоянно ловил себя на мысли, что это больше похоже на клоунаду, чем на танец. Не скрою, танцевать с Молотовым было легко, но в танце чувствовалось большое внутреннее напряжение…»