Вадим Эрлихман - Английские короли Страница 33

С детства Эдуард отличался необычайной удачливостью. В девять лет он как-то беседовал с придворными во дворце и вдруг встал и вышел. Через минуту на то место, где он сидел, упал сверху тяжелый камень. В Париже молния ударила совсем рядом с королем, убив одного из слуг. При осаде Стирлинга шотландцы выстрелили в него из арбалета — тяжелая стрела угодила в седельную луку, не причинив Эдуарду никакого вреда. До самой смерти он ничем серьезно не болел и, участвуя в бесчисленных сражениях, ни разу не получил тяжелой раны. Ему, как и его предкам, были присущи приступы «анжуйского гнева», но он быстро отходил и прощал обидчиков. Не раз он щедрой рукой платил за лечение избитых в гневе придворных. Позже не раз отвешивал пощечины сыну, принцу Уэльскому Эдуарду, которого не без оснований считал неспособным к правлению. Как-то в ярости он швырнул в камин свою корону, и ее пришлось ремонтировать. В милостях Эдуард был так же неудержим, как в гневе. Он первым из английских королей начал наложением рук лечить подданных от золотухи и за тридцать лет излечил, по сомнительным подсчетам хронистов, до 20 тысяч человек.

Король был неприхотлив и в пище, и в одежде. Вместо пышных нарядов он всю жизнь носил простую куртку, отороченную мехом. Когда его спросили, почему он так скромно одевается, Эдуард ответил: «Ни разу не слышал, чтобы одежда сделала кого-нибудь лучше». Он был неплохо образован и отличался красноречием, несмотря на заикание. Уважал ученых, особенно юристов, а вот к представителям свободных искусств относился пренебрежительно. Из литературы любил только баллады о рыцарских подвигах. Не жаловал и церковников, хотя был истово религиозен. Его вера была верой воина, сознающего свою правоту и считающего своих врагов врагами Божьими. Вряд ли он раскаивался в своих многочисленных жестокостях, да и обман в интересах дела не считал большим грехом. Современник говорил о нем: «Когда он в затруднении, то пообещает все, что угодно, но после победы сразу забывает обещания». Власть была для Эдуарда превыше всего. Поразительная целеустремленность и сила воли позволили ему достичь более прочных и значительных результатов, чем Генриху II, с которым его часто сравнивали. Он впервые создал в Англии национальное государство, более прочное, чем лоскутная империя Генриха. Новые законы, завоевание Уэльса и Шотландии, перестройка армии — все это служило звеньями единого плана, в осуществлении которого Эдуард I преуспел больше всех других Плантагенетов.

Он родился 17 июня 1239 года в Вестминстере. Его появление на свет было радостным событием, поскольку королева Элеонора три года не могла произвести на свет наследника. В Лондоне и других городах были устроены праздники, и народу раздали столько подарков, что современники говорили: «Бог подарил нам этого младенца, но наш господин король выкупил его у нас». Через четыре дня после рождения младенец был крещен папским легатом Одо и получил имя в честь Эдуарда Исповедника — любимого персонажа своего рыцарственного и богомольного отца. Это подчеркнуло новые веяния: короли Англии все больше гордились английским прошлым и английской кровью. Окончательно исчезло отчуждение между англосаксами и потомками Завоевателя, и они постепенно слились в единый народ. Вскоре это вылилось во вспышки шовинизма, направленного против шотландцев, французов и всех врагов «доброй старой Англии».

Одним из восприемников Эдуарда стал его будущий враг Симон де Монфор, граф Лестерский, чья жена была теткой новорожденного. Принц воспитывался в Виндзоре под опекой Хью Джильярда, старого воина, который с четырех лет научил его владеть мечом. Наукам его учил капеллан Роберт Барнелл — став королем, Эдуард не раз пытался сделать его главой английской церкви. В пять лет мать, Элеонора Прованская, впервые вывезла сына в Европу, на открытие построенной ей по обету церкви в Болье. После морского путешествия Эдуард занемог и три недели пролежал больной; мать была вынуждена на это время поселиться в соседнем цистерцианском монастыре вместе со своими менестрелями и сокольничими. В Провансе дамы очень любили соколиную охоту, но в Англии это казалось диким. Элеонору вообще не любили в ее королевстве, считая легкомысленной и заносчивой чужестранкой; кстати, говорить по-английски она так и не выучилась. Принц не питал особой любви к матери, да и от отца был достаточно далек. Он рано осознал, что Генрих — слабый король, а сам он хотел быть сильным.

В 1247 году король попытался устроить брак Эдуарда с одной из дочерей брабантского герцога Генриха, но тот тянул время, справедливо указывая на болезненность принца. И в самом деле — в сентябре Эдуард опять слег, и король даже велел всем монахам Лондона и окрестностей молиться о его выздоровлении. После этого пять лет о принце ничего не было слышно. По-видимому, он продолжал постигать науки в Виндзоре и достиг кое-каких успехов. Во всяком случае, в 1252 году, когда Генрих назначил его графом Гаскони, перед новыми подданными предстал совсем не тот Эдуард, что прежде вечно болел и прятался за мамину юбку. Теперь это был настоящий Плантагенет — сильный, уверенный в себе, хорошо владеющий как мечом, там и словом. Воспитатели внушили принцу любовь к настоящим мужским занятиям и неприязнь к трубадурам и разряженным щеголям, которых было так много в свите матери. Эдуард питал почтение к наукам, но изящные искусства всегда были чужды ему — поэтому он после так гневался, обнаружив тягу к ним в своем сыне.

Ему самому было всего тринадцать лет, когда отец назначил его управлять чужой беспокойной страной. Правда, сначала Генрих решил посетить Гасконь сам и добиться клятвы верности сыну от переменчивых местных баронов. Когда его корабль отплывал из Портсмута в августе 1253 года, Эдуард стоял на берегу и горько плакал. Опекать его остались мать и дядя Ричард, граф Корнуолла. Чтобы обезопасить владения Эдуарда от нападений короля Кастилии Альфонса X, Генрих решил женить сына на сестре Альфонса Элеоноре. Он обещал молодым не только Гасконь, но и Ирландию с Уэльсом, однако недоверчивый испанец пожелал лично увидеть будущего свояка. В мае 1254 года Эдуард покинул Англию, посетил Гасконь, где ему устроили торжественную встречу, и прибыл в Бургос. В конце октября он женился на Элеоноре в монастыре Лас-Уэльгас и был торжественно посвящен королем Альфонсом в рыцари. Отец со своей стороны дал ему Гасконь, Ирландию, Уэльс, Бристоль, Стэмфорд и графство Честер и поклялся, что, если доход от всех этих владений не превысит 15 тысяч фунтов, он будет доплачивать сыну остальное.

Однако скоро безмятежные отношения Эдуарда с его отцом ушли в прошлое. В ноябре 1255 года принц вернулся в Англию, где уже находилась его молодая жена, сразу полюбившаяся лондонцам. Череда торжественных приемов и балов прервалась известием, что в Бордо королевские чиновники незаконно конфисковали у гасконских купцов обоз с вином. Эдуард тут же заявил, что не допустит в отношении своих подданных несправедливости, «от кого бы они ни исходили». Король был очень расстроен и даже воскликнул, что вернулись времена Генриха II, когда сын шел против отца. Принц был настроен так решительно, что Генриху пришлось уступить и возместить ущерб обиженным торговцам. К счастью, вскоре боевой дух Эдуарда устремился в иное русло — в июне 1256 года он бился на турнире в Блайте, причем в легких латах, что считалось очень опасным. Однако ничье копье так и не смогло пробить латы принца, поскольку он сам вышибал всех противников из седла своим тяжелым копьем, подаренным Альфонсом Кастильским. В августе того же года он вместе с отцом участвовал в турнире в Лондоне, устроенном в честь короля Шотландии Александра III и его молодой супруги Маргариты — дочери Генриха.

Развлекаясь на турнирах и пирах, принц не особенно заботился об управлении своими многочисленными поместьями. Он слишком доверял слугам и управляющим, которые допускали многочисленные злоупотребления. Еще худшие дела творили привезенные им из-за моря гасконские и испанские дворяне, привыкшие на родине к разбойному образу жизни. Под их влиянием и сам принц вел себя с англичанами как французский сеньор с крепостными, забыв о давних традициях свободы и достоинства, существующих в Англии. Во главе шайки «золотой молодежи», в которую входили его кузен Алмейн и четыре сына Монфора, Эдуард наводил ужас на окрестности. Как-то они даже ограбили аббатство Уоллинг-форд, а монахов избили. Хронист Матвей Парижский сообщает, что однажды Эдуард велел отрезать уши прохожему, который недостаточно быстро снял перед ним шапку. Такие случаи быстро убавили любовь англичан к принцу и заставили их задуматься о том, каким он будет королем. Он настроил против себя и могущественных баронов, открыто говоря, что на месте отца не стал бы уступать их давлению.

В это время внимание Эдуарда отвлек Уэльс. В числе других даров отца он получил в этой области так называемые «четыре сотни» — земли между реками Конвей и Ди, завоеванные англичанами. Подданные короля в этом районе постоянно подвергались набегам валлийцев, покончить с которыми не было никакой возможности. Южный и Западный Уэльс уже давно находились в руках англичан, но северная часть страны оставалась в руках князей или королей Гвинедда, которые только эпизодически признавали власть Англии. Северный Уэльс с его дикими горами и вольными, непокорными жителями оставался постоянным источником беспокойства для Генриха III и его сына, как и баронства Марча, чьи сеньоры, пользуясь пограничным положением, фактически не подчинялись короне. Эдуард разумно предположил, что для подчинения Уэльса необходимо прежде всего уничтожить древнюю клановую систему. Для этого он приказал своему лейтенанту Джеффри Лэнгли разделить подвластную ему территорию на графства и ввести там английскую систему управления и налоги. В ответ в ноябре 1256 года король Гвинедда Ллевелин ап Гриффид вторгся во владения Эдуарда и жестоко разорил их при полной поддержке местных валлийцев. Принц двинул против него конный отряд, но зима была теплой, и рыцари завязли в грязи. Легкие отряды Ллевелина наносили англичанам тяжелый урон, наемники требовали денег, а Эдуард не мог им заплатить — доходы от имений были растрачены на развлечения или разворованы.